– Это все духи.
– У меня после общения с тобой бывает такое и без всяких духов!
Они въехали в ночную Москву. Фонари, вывески, реклама, фары встречных машин… Сергей затормозил на светофоре.
– Ладно, теперь к серьезным вопросам! – Он наблюдал, как Илюшин сонно крутит головой, пытаясь понять, где они находятся. – Как ты мог не заметить слежку Олейникова?
Макар пробормотал, что надо было ему держать язык за зубами. После того, как режиссера скрутили в кафе, Илюшин проговорился, что это уже второе покушение на его жизнь.
– Ты все время забываешь, что Егор – актер. И хороший! Видел бы ты, как ловко и естественно он начал сбивать меня с толку, когда я пришел к нему с расспросами. Сначала отвлек упоминанием драгоценностей старой гримерши, которых на самом деле никогда не существовало. Причем проделал это очень тонко, одним лишь намеком! Затем выставил в качестве мишени Ивана Ельчукова – и тоже с аккуратностью ювелира!
– Какое отношение это все имеет к тому, что ты прошляпил слежку?
– Олейников – хитрец и гений мимикрии! Его даже следователь на камере не опознал, когда он вдалеке прошествовал в женской шубе. Вот, кстати, о чем я жалею: мне нужно было прислушаться к Колесникову…
– Вы же не встречались, – удивился Сергей.
– Из материалов дела следовало, что он уверен в вине Егора. У него не было фактов, но было чутье. И оно подсказывало, что Олейников причастен к гибели Ельчуковой. Не зря Колесников кружил вокруг него акулой! А я легкомысленно сбросил старикана со счетов, решив, что он просто нашел подходящую жертву. Так о чем мы?..
– О том, что тебе чуть не размозжили башку в мешке для сменки.
– Егор следил за мной целый день, меняя образы. Дождался, пока я встречусь с Иваном, и решил убить двух зайцев одним выстрелом: избавиться от меня и навести подозрения на Ивана. Поразительно везучий и дерзкий человек!
– А что ты ему втирал насчет камер в интернет-кафе?
– Блефовал, – легкомысленно отмахнулся Илюшин. – Выводил его из себя, прицельно бил по слабым точкам. Раз он пытался вломиться в квартиру Юренцова, значит, боялся того, что хранилось у писателя в компьютере.
Они заехали во двор.
– Тебе не кажется странным, что в одном семействе выросли серийный убийца и такая дрянь, как Богун? – Сергей осторожно объехал припаркованные машины.
– Мальчишку воспитывали полубезумная мать и брат, который не чаял от него отделаться. Я бы удивился, если бы он вырос нормальным. Меня не оставляет другая мысль…
Он замолчал.
– Начал, так продолжай, – проворчал Сергей.
– У этой истории две стороны. На одной из них – чистое безумие, торжество сумасшествия. Люди-куклы, которые притворяются матерью, запах духов, от которого относительно устойчивый мир расползается, как намокшая газета… Все это порождения глубоко больного ума. А с другой стороны – абсолютно нормальные обыватели, которые незаметно превратились в монстров. И поверь, эти монстры не лучше Олейникова. Старуха, убившая подругу, не моргнув глазом, ее сынок, едва не задушивший мать двоих детей, и все лишь для того, чтобы обеспечить себе тихое безбедное будущее… Мещанский рационализм плодит зло не хуже чистого генетического безумия. Еще вопрос, какой из них страшнее.
– Ну, знаешь!
– Таких, как Олейников, – один на сто тысяч. А Люси и Григории живут и ходят среди нас, невидимые. Дружат с соседями и пользуются славой добрых малых.
У подъезда обнимались парень с девушкой. Из плеера, закрепленного у парня на поясе, тихо пела Билли Айлиш.
Мир был нормален.
– А ничего духи-то, – сказал на прощание Бабкин. – Тебе идут!
Илюшин только фыркнул в ответ.
Сергей дождался, когда в окнах на двадцать пятом этаже загорится свет, и поехал домой.
По дороге он негромко напевал. В конце концов, им есть чем гордиться! Он-то просто добросовестно сделал свою работу, а вот Илюшин, чертов гений, вытащил на свет такую человеческую пакость!..
И никаких игр с серийными убийцами один на один! Грамотно спланированная операция, увенчавшаяся заслуженным успехом.
Бабкин заехал в круглосуточный магазин и купил жене букет. Хотел выбрать розы, но в последний момент остановился на чудесных цветах, напоминавших маки, но глубокого синего оттенка.
– Анемоны, – сказала девушка, упаковывая их. – Зелени добавить?
Добавили зелени, и букет стал выглядеть так, словно Бабкин лично нарвал его в каком-нибудь Приэльбрусье.
– Я вчера тебе принес, – напевал он, поднимаясь в лифте, – не букет из алых роз…
Маша открыла дверь, и ему сразу бросилась в глаза некоторая странность в ее лице. Он не мог понять, что оно выражает.
– Что-то случилось? – быстро спросил он. – Что-то с Костей?
– С Костей все в порядке. – Она не улыбнулась ему, и это тоже было неправильно. – А почему цветы?..
Сергей уставился на жену. Цветы он приносил часто и без всякого повода. Вопрос был странный.
Расследование, гордость за них с Макаром, вечернее задержание упыря, который едва не убил Татьяну, – еще минута, и все было бы кончено, – все это вылетело у него из головы. Он обнял жену за плечи и вывел на свет.
– Ты меня беспокоишь. У тебя все в порядке?
Маша помолчала.
– Я встречалась сегодня с Гудасовым, – сказала она. – Ты, наверное, не помнишь…
– Андрей Ильдарович, твой физрук в школе, которого вышибли из-за анонимного письма, а потом обвинили тебя в его авторстве, – спокойно сказал Сергей[3].
Жена так и стояла, сжимая в руках синие, будто светящиеся цветы, и на их фоне ее лицо казалось прозрачным. Она кивнула.
– Да, только встреча была не с ним, а с его старшим сыном. Он такой взрослый! Гудасов с семьей после того ужасного случая переехал в Севастополь. Там опять начал тренировать детей, его секция разрослась до спортивного клуба, ты представляешь? – Она наконец улыбнулась. – Он меня, оказывается, отлично помнит! Его сын передал мне… – Маша метнулась в кухню, не выпуская из рук букета, и вернулась с бутылкой вина.
– Подожди, так это же хорошо? – осторожно начал Сергей. – Судя по твоим рассказам, он был отличный мужик…
– Да, это замечательно!
– А что тогда?..
Маша перестала улыбаться и осторожно поставила вино на стол.
– После этой встречи я зашла к врачу. Гинеколог подтвердил, что я беременна. Теперь я не понимаю, можно мне пить вино или нет.
Сергей зачем-то взглянул на бутылку, затем снова на жену.
– Ты беременна, – утвердительно сказал он.
Маша кивнула.
Он благожелательно смотрел на нее, не понимая, о чем она волнуется. Да, женщины бывают беременны. Дальше этого утверждения мысль его почему-то не шла. На какое-то время весь его мир стал состоять из одного-единственного постулата: существуют обычные женщины и женщины беременные, и его жена по каким-то причинам (здесь мысль Сергея теряла четкость) переместилась во вторую категорию. Из этого ничего не следовало. Он смутно чувствовал, что должно бы, но не мог развить эту идею…
– Беременна, – повторил он.
Что-то было не так с этой его туповатой благожелательностью, в которой он застыл, точно мушка в янтаре. Сергей и сам это понимал. Маша что-то говорила, он смотрел с улыбкой на ее шевелящиеся губы, испуганно сведенные брови; до него даже доносились отдельные слова, но смысла он не мог уловить.
«Что-то со мной не в порядке». И вдруг ему вспомнился сон, приснившийся в самолете. Рыба в воздухе рядом с его женой, идущей по берегу реки. Золотистый вуалевый хвост развевается по ветру.
Маша однажды сказала про двух меченосцев в аквариуме: «Рыба и ее рыбенок».
От этого воспоминания, как от удара, по янтарю побежали трещины. В его глухой плен наконец проник голос жены:
– …сядь, ради бога!
И он ощутил, что ему давят на плечи.
Бабкин послушно сел. Но мысль он не выпустил, потому что в ней было спасение. Рыба и рыбенок, вот что важно. Это значит, что…
У него прорезался голос.
– У нас будет ребенок?
Маша замолчала и перевела дух.
– Ты меня испугал! Я не знаю, Сережа. У нас будет ребенок?
Он услышал собственное сердце, бьющееся сильно и быстро. А затем мысли нахлынули, словно пробив плотину.
Ему слишком много лет! Он недостаточно зарабатывает! А если с Машей что-нибудь случится во время родов?! Ему будет к семидесяти, а ребенку – двадцать… А если с ним что-нибудь случится? Как они останутся вдвоем, без него? Что он сможет дать сыну, будучи дряхлым стариком? Они с Илюшиным только что столкнулись с таким безумием и мерзостью, что кровь стынет в жилах, как подумаешь, что эти люди годами были на свободе, а не в тюрьме. И его ребенку предстоит расти в таком мире!
А ЕСЛИ С МАШЕЙ ЧТО-ТО СЛУЧИТСЯ?!
Все это рвалось из него наружу. Вместо этого он почему-то сглотнул и сказал:
– Только давай не будем называть его Макаром. Пожалуйста! Хоть Иммануил, только не Макар! Маша, стой насмерть! Илюшин будет тебя атаковать со всех сторон. Не позволяй этому поганцу добиться своего! Лучше давай Алешкой назовем. Хорошее имя!
Маша выронила цветы, села на пол и почему-то заплакала.
Глава 21Татьянин день
На следующее утро я едва смогла разлепить глаза. Посмотрела на часы и не поверила: полдень!
Накануне мы легли измученные и обессиленные. Полиция, скорая, наши показания, частные детективы, скандал с Кристиной после их отъезда – все это растянулось не на один час. Но единственное, что запомнилось мне четко, до мельчайших подробностей, – уход Люси. Она покидала нас с гордо поднятой головой, неся в руке одну-единственную сумку.
Я знала, что внутри: блюдо, портреты, картина, разделочная доска с зайчиком.
«Дорогой Люсе на весенний день». С обратной стороны травяной зеленый след, въевшийся насмерть.
Такси ждало за оградой. Шофер выскочил навстречу хрупкой старушке, распахнул дверцу.
– Она так и уйдет? – спросила я, глядя ей вслед с крыльца.