«Он за рулем не пьёт!» – напомнил ей внутренний голос.
Тогда, может, Вадим поставит машину на стоянку и… И вернётся домой на такси! Придумав такой простой выход, Варя успокоилась и продолжала накрывать на стол. Положила ножи и вилки. Гости, которые разошлись совсем недавно, ели все ложками. Свекровь сказала, что на поминках вилки класть не положено.
Сама Варя ничего этакого не знала. У них, по счастью, в родне последние двадцать пять лет никто не умирал. Когда Варе было именно пять, умерла прабабушка, но Варя из той траурной церемонии ничего не запомнила.
«И всё-таки девять дней! – напомнила себе она. – Их отмечать положено».
Но вот как быть с таким: она посидит за столом с молодым человеком, только и всего. Или нельзя и этого? Немного выпьют, помянут Бориса… Внутренний голос по этому поводу молчал, и Варя перестала себя терзать.
Почему-то ей вдруг подумалось, что будь у неё ребенок, она совсем по-другому смотрела бы на мир. И горевала бы по-настоящему: осталась одна с ребенком. И не чувствовала бы такого безразличного одиночества…
Но тут позвонили в дверь, и она, подбежав, распахнула ее, совсем забыв глянуть в глазок.
– Все-таки случай с грабителем акций не напугал тебя, – ворчливо заметил Вадим. – Опять открываешь дверь, не спрашивая, кто там.
Но потом спохватился, что стоит в коридоре с букетом цветов и разглагольствует, вручил его Варе. Он подумал, что раз ей сейчас плохо – она сама сказала, – то, может, цветы немного скрасят её плохое настроение.
Он снял куртку в прихожей, пробормотал:
– А у тебя тепло.
Немного подумал и снял свитер.
– Проходи, – сказала Варя, ухватывая его за рубаху, когда он привычно свернул к кухне. – Нет, сегодня хочется не будничного. Давай в гостиной посидим.
И продолжила, торопясь, словно боялась, что он её не так поймет:
– Я подумала, что мы могли бы выпить немного. А домой в крайнем случае ты можешь на такси вернуться.
Она мысленно ахнула на свое «в крайнем случае», но Вадим на ее оговорку никак не отреагировал, и Варвара с досадой подумала, что она просто королева перестраховки. Всё время пятится, да оглядывается, да стесняется, да мнётся…
Тут же, впрочем, Варя себя и успокоила. В квартире три комнаты. Неужели она не найдёт места, где устроить человека на ночлег? Сама она ляжет в супружеской спальне. Никто на её честь покушаться не станет – девять дней все-таки!
С тем она и села за стол, добавив к закускам печеночный паштет и заливное из холодильника.
Так получилось, что в доме вина не осталось, и они принялись пить водку. Понемногу, конечно.
Варя была приятно удивлена, что Вадим не наливает в рюмки непременно по полной, как всегда делал Борис, и не отправляет залпом в рот, следя одним глазом, чтобы и Варвара непременно допивала. Такой тост, как можно сачковать!
Один раз она так набралась, что не помнила, что делала и говорила. Это был первый и последний раз, когда Варвара не контролировала себя. Но именно этот случай и любил вспоминать Борис, каждый раз приводя её в ужасное смущение.
– Что тогда наша скромница вытворяла! – хитро жмурился он и даже сладострастно причмокивал.
– Что я вытворяла? – пыталась добиться от него Варя, но ей это так и не удалось.
С Вадимом всё обстояло по-другому. Если он и следил за её рюмкой, то только для того, чтобы наполнить в момент очередного тоста.
И всё-таки Варя опьянела. С появлением Вадима в ее квартире как раз в такую плохую минуту, когда она была готова завыть от одиночества, женщина расслабилась. Не то чтобы не соображала, а как-то без напряжения общалась.
О чём они в основном говорили? Сначала выпили за помин души Бориса, а потом стали беседовать, конечно же, о том, что волновало обоих: как проникнуть на дачу и разобраться наконец, что к чему, и кто ее оккупировал.
Варя уже не отстаивала вариант их плана, как обезопасить себя от собаки. Тогда кому-то, скорее всего Вадиму, пришлось бы спускаться вниз, чтобы закрыть вольер на задвижку, пока Варвара, лежа на заборе, станет держать прицепленный к удочке кусок мяса.
Теперь она легко согласилась на снотворное, удивляясь, почему прежде ей так было «собачку жалко». Она даже, кажется, обидела Вадима.
– Я нисколько не обиделся, – покачал головой он, – ничего странного нет в том, что такой женщине, как ты, свойственна жалость. Точнее, милосердие.
Варя вначале стушевалась, но потом вдруг стала доказывать – вот тут-то и взыграл в ней алкоголь! – что Вадим ошибается в отношении её. На самом деле Варвара – черствая, бесчувственная женщина.
– Правда? А мне так не показалось, – медленно протянул он.
И ее понесло.
– У меня умер муж. Это трагедия?
– Трагедия.
– А я даже не заплакала.
– Стресс сказывается на людях по-разному, – попробовал оправдать её Вадим.
– Нет, ты не понял. Мне было жалко, но не Бориса, а себя, понимаешь? Даже потом, когда осталась одна, я всё-таки заплакала, но не по нему, а по себе. Видишь ли, жизнь, которую я считала налаженной, оказалась вдруг разбитой… Свекровь на похоронах это почувствовала. Упрекала меня…
– Ее можно понять – погиб сын… единственный?
– Осталась дочь.
– Но сына, наверное, любили особо?
– Вот именно. Так, что даже жену ему хотели особую, не такую, как я.
– А чем ты им не подходила?
– Происходила из небогатой семьи, образование – не высшее, а колледж. Да и внешне я свекрови не нравилась. Борис-то был мужчина невысокий…
– Я помню, – сухо отозвался Вадим.
– А я всего чуть-чуть его выше. Она потом всё меня расспрашивала, почему он днём в таком месте оказался, не посылала ли я его за чем-то, представляешь?
– Люди всегда в таком случае пытаются найти виноватого. Не обвинишь же внезапную оттепель. Или весну вообще.
– А я себя всё обвиняю… – Варвара замолчала, недоумевая, почему аргументов для собственного обличения у нее не хватает. – Как будто я в жизни всё делала не так, оттого и Борис погиб…
– Всё пройдет, – успокаивающе произнес он и улыбнулся ей.
Потом Варя выносила посуду, и Вадим поначалу стал помогать ей, но потом задержался в гостиной.
Она услышала, что он набирает номер какого-то телефона, на мгновение невольно прислушалась.
И услышала:
– Мама, я сегодня не приду ночевать. У друга останусь. Ничего страшного, отсюда пойду прямо на работу. Не волнуйся, на мне чистая рубашка. Ты его не знаешь.
Наверное, мама пыталась узнать имя друга. Варвара почему-то облегченно вздохнула и продолжала ставить в холодильник тарелки с закусками.
Когда в дверях появился Вадим, она предложила ему:
– Не возражаешь, если я постелю тебе в детской?
– В детской? – удивился он. – Разве у тебя есть дети?
– Нет, конечно, – грустно усмехнулась она, и весь алкоголь, и вызванный им кураж в момент куда-то делись. – Но я представляла, как они будут жить в этой комнате… Даже обои там наклеила с рисунками из мультиков… А когда Борис умер, выяснилось, что у него были другие женщины. Сколько на самом деле, я не знаю, но точно не меньше двух.
До чего Варвара занудная! Она ведь рассказывала Вадиму и про Пампусика, и про женщин Бориса вообще, а теперь вот опять разнылась!
– У тебя ещё будут дети! – уверенно сказал он.
Варя улыбнулась: почему в первый момент всё-таки он ей не понравился? Такой внимательный и чуткий мужчина.
– Надеюсь, что будут…
– Варя, как ты думаешь, машину у подъезда оставлять не опасно? Не знаешь, у вас колеса не откручивают? Или зеркало?
– Вроде нет. – Она на минутку задумалась. – В любом случае не идти же среди ночи загонять её в гараж. Положимся на русский «авось». Я отвечаю.
Он улыбнулся:
– Как скажешь.
– Пойдём, я покажу, где ты будешь спать.
Варя при нем постелила свежее белье на широкой, на вид удобной кушетке, привычным жестом взбила подушку. Зажгла бра и выключила верхний свет.
И тихо проговорила:
– Спокойной ночи! Если ты привык читать перед сном, поройся вон там на полке. У нас в каждой комнате полки с книгами, никак не соберусь заказать один большой книжный шкаф…
И ушла, оставив Вадима одного.
Глава семнадцатая
Такого с ним ещё не было. Вадим поймал себя на том, что повторяет эту фразу не в первый раз. Пожалуй, с тех самых пор, как познакомился с Варварой.
Нет, в самом деле, рассказать кому – не поверят. Остаться с женщиной наедине, спать в её квартире… и притом в разных комнатах, а до того – никаких вольностей.
«Так тебе и надо! – сказал он себе самому. – Все разглагольствовал, что женщинам надо только одно, вот и лежи теперь!»
Но потом он вспомнил, что сегодня девять дней и Варваре, наверное, не по себе, а её не очень сердечные родные и друзья оставили девчонку одну, и успокоился. Это у него мысли только об одном. И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива, как заметил мудрец.
Он заснул и спал крепко до самого утра, пока не скрипнула дверь в комнату и не заглянула, предварительно царапнувшись, Варя.
– Вадик, – сказала она, – половина восьмого. Тебе пора просыпаться.
Он потянул носом просочившийся за ней запах.
– Кофе?
– Кофе, – подтвердила она. – И для того, кто быстро встанет, кое-что ещё!
Так в детстве говорила ему мама, когда будила в садик.
– Что-то вкусненькое? – попытался угадать он.
– Увидишь! – говорила она, загадочно щурясь.
Точно, дежа-вю. Он же первый раз остался в её квартире, тогда откуда это знание?
– Оладики? – вскакивал Вадим.
– Оладики, – говорила мама. – Ничего от тебя не скроешь. И как ты догадался?
А тут и догадываться было нечего. От мамы так вкусно пахло, что всякий бы догадался…
Он пошёл в ванную, а Варя протянула ему пакет с разовыми лезвиями и кое-какой парфюмерией, включая пену для бритья. Наверное, мужу покупала.
Впрочем, Вадим тут же запретил об этом думать, тем более что всё было не распакованное. Не идти же на работу небритым. Сказал бы спасибо, что женщина о нём позаботилась.