Домыть она успела. И на стол накрыть в гостиной. Даже если мама опять Вадима накормила, почему бы им вдвоем не посидеть за бутылочкой.
«Он за рулем не пьет!» — напомнил ей внутренний голос.
Тогда, может, Вадим поставит машину на стоянку и… И вернется домой на такси! Придумав такой простой выход, Варя успокоилась и продолжала накрывать на стол. Положила ножи и вилки. Гости, которые разошлись совсем недавно, ели все ложками. Свекровь сказала, что на поминках вилки класть не положено.
Сама Варя ничего этакого не знала. У них, по счастью, в родне последние двадцать пять лет никто не умирал. Когда Варе было именно пять, умерла прабабушка, но Варя из той траурной церемонии ничего не запомнила.
«И все-таки девять дней! — напомнила себе она. — Их отмечать положено».
Но вот как быть с таким: она посидит за столом с молодым человеком, только и всего. Или нельзя и этого? Немного выпьют, помянут Бориса… Внутренний голос по этому поводу молчал, и Варя перестала себя терзать.
Почему-то ей вдруг подумалось, что будь у нее ребенок, она совсем по-другому смотрела бы на мир. И горевала бы по-настоящему: осталась одна с ребенком. И не чувствовала бы такого безразличного одиночества…
Но тут позвонили в дверь, и она, подбежав, распахнула ее, совсем забыв глянуть в глазок.
— Все-таки случай с грабителем акций не напугал тебя, — ворчливо заметил Вадим. — Опять открываешь дверь, не спрашивая, кто там.
Но потом спохватился, что стоит в коридоре с букетом цветов и разглагольствует, вручил его Варе. Он подумал, что раз ей сейчас плохо — она сама сказала, — то, может, цветы немного скрасят ее плохое настроение.
Он снял куртку в прихожей, пробормотал:
— А у тебя тепло.
Немного подумал и снял свитер.
— Проходи, — сказала Варя, ухватывая его за рубаху, когда он привычно свернул к кухне. — Нет, сегодня хочется не будничного. Давай в гостиной посидим.
И продолжила, торопясь, словно боялась, что он ее не так поймет:
— Я подумала, что мы могли бы выпить немного. А домой в крайнем случае ты можешь на такси вернуться.
Она мысленно ахнула на свое «в крайнем случае», но Вадим на ее оговорку никак не отреагировал, и Варвара с досадой подумала, что она просто королева перестраховки. Все время пятится, да оглядывается, да стесняется, да мнется…
Тут же, впрочем, Варя себя и успокоила. В квартире три комнаты. Неужели она не найдет места, где устроить человека на ночлег? Сама она ляжет в супружеской спальне. Никто на ее честь покушаться не станет — девять дней все-таки!
С тем она и села за стол, добавив к закускам печеночный паштет и заливное из холодильника.
Так получилось, что в доме вина не осталось, и они принялись пить водку. Понемногу, конечно.
Варя была приятно удивлена, что Вадим не наливает в рюмки непременно по полной, как всегда делал Борис, и не отправляет залпом в рот, следя одним глазом, чтобы и Варвара непременно допивала. Такой тост, как можно сачковать!
Один раз она так набралась, что не помнила, что делала и говорила. Это был первый и последний раз, когда Варвара не контролировала себя. Но именно этот случай и любил вспоминать Борис, каждый раз приводя ее в ужасное смущение.
— Что тогда наша скромница вытворяла! — хитро жмурился он и даже сладострастно причмокивал.
— Что я вытворяла? — пыталась добиться от него Варя, но ей это так и не удалось.
С Вадимом все обстояло по-другому. Если он и следил за ее рюмкой, то только для того, чтобы наполнить в момент очередного тоста.
И все-таки Варя опьянела. С появлением Вадима в ее квартире как раз в такую плохую минуту, когда она была готова завыть от одиночества, она расслабилась. Не то чтобы не соображала, а как-то без напряжения общалась.
О чем они в основном говорили? Сначала выпили за помин души Бориса, а потом стали беседовать, конечно же, о том, что волновало обоих: как проникнуть на дачу и разобраться наконец, что к чему и кто ее оккупировал.
Варя уже не отстаивала вариант их плана, как обезопасить себя от собаки. Тогда кому-то, скорее всего Вадиму, пришлось бы спускаться вниз, чтобы закрыть вольер на задвижку, пока Варвара, лежа на заборе, станет держать прицепленный к удочке кусок мяса.
Теперь она легко согласилась на снотворное, удивляясь, почему прежде ей так было «собачку жалко». Она даже, кажется, обидела Вадима.
— Я нисколько не обиделся, — покачал головой он, — ничего странного нет в том, что такой женщине, как ты, свойственна жалость. Точнее, милосердие.
Варя вначале стушевалась, но потом вдруг стала доказывать — вот тут-то и взыграл в ней алкоголь! — что Вадим ошибается в отношении ее. На самом деле Варвара — черствая, бесчувственная женщина.
— Правда? А мне так не показалось, — медленно протянул он.
И ее понесло.
— У меня умер муж. Это трагедия?
— Трагедия.
— А я даже не заплакала.
— Стресс сказывается на людях по-разному, — попробовал оправдать ее Вадим.
— Нет, ты не понял. Мне было жалко, но не Бориса, а себя, понимаешь? Даже потом, когда осталась одна, я все-таки заплакала, но не по нему, а по себе. Видишь ли, жизнь, которую я считала налаженной, оказалась вдруг разбитой… Свекровь на похоронах это почувствовала. Упрекала меня…
— Ее можно понять — погиб сын… единственный?
— Осталась дочь.
— Но сына, наверное, любили особо?
— Вот именно. Так, что даже жену ему хотели особую, не такую, как я.
— А чем ты им не подходила?
— Происходила из небогатой семьи, образование — не высшее, а колледж. Да и внешне я свекрови не нравилась. Борис-то был мужчина невысокий…
— Я помню, — сухо отозвался Вадим.
— А я всего чуть-чуть его выше. Она потом все меня расспрашивала, почему он днем в таком месте оказался, не посылала ли я его за чем-то, представляешь?
— Люди всегда в таком случае пытаются найти виноватого. Не обвинишь же внезапную оттепель. Или весну вообще.
— А я себя все обвиняю… — Варвара замолчала, недоумевая, почему аргументов для собственного обличения у нее не хватает. — Как будто я в жизни все делала не так, оттого и Борис погиб…
— Все пройдет, — успокаивающе произнес он и улыбнулся ей.
Потом Варя выносила посуду, и Вадим поначалу стал помогать ей, но потом задержался в гостиной.
Она услышала, что он набирает номер какого-то телефона, на мгновение невольно прислушалась.
И услышала:
— Мама, я сегодня не приду ночевать. У друга останусь. Ничего страшного, отсюда пойду прямо на работу. Не волнуйся, на мне чистая рубашка. Ты его не знаешь.
Наверное, мама пыталась узнать имя друга. Варвара почему-то облегченно вздохнула и продолжала ставить в холодильник тарелки с закусками.
Когда в дверях появился Вадим, она предложила ему:
— Не возражаешь, если я постелю тебе в детской?
— В детской? — удивился он. — Разве у тебя есть дети?
— Нет, конечно, — грустно усмехнулась она, и весь алкоголь, и вызванный им кураж в момент куда-то делись. — Но я представляла, как они будут жить в этой комнате… Даже обои там наклеила с рисунками из мультиков… А когда Борис умер, выяснилось, что у него были другие женщины. Сколько на самом деле, я не знаю, но точно не меньше двух.
До чего Варвара занудная! Она ведь рассказывала Вадиму и про Пампусика, и про женщин Бориса вообще, а теперь вот опять разнылась!
— У тебя еще будут дети! — уверенно сказал он.
Варя улыбнулась: почему в первый момент все-таки он ей не понравился? Такой внимательный и чуткий мужчина.
— Надеюсь, что будут…
— Варя, как ты думаешь, машину у подъезда оставлять не опасно? Не знаешь, у вас колеса не откручивают? Или зеркало?
— Вроде нет. — Она на минутку задумалась. — В любом случае не идти же среди ночи загонять ее в гараж. Положимся на русский «авось». Я отвечаю.
Он улыбнулся:
— Как скажешь.
— Пойдем, я покажу, где ты будешь спать.
Варя при нем постелила свежее белье на широкой, на вид удобной кушетке, привычным жестом взбила подушку. Зажгла бра и выключила верхний свет.
И тихо проговорила:
— Спокойной ночи! Если ты привык читать перед сном, поройся вон там на полке. У нас в каждой комнате полки с книгами, никак не соберусь заказать один большой книжный шкаф…
И ушла, оставив Вадима одного.
Глава семнадцатая
Такого с ним еще не было. Вадим поймал себя на том, что повторяет эту фразу не в первый раз. Пожалуй, с тех самых пор, как познакомился с Варварой.
Нет, в самом деле, рассказать кому — не поверят. Остаться с женщиной наедине, спать в ее квартире… и притом в разных комнатах, а до того — никаких вольностей.
«Так тебе и надо! — сказал он себе самому. — Все разглагольствовал, что женщинам надо только одно, вот и лежи теперь!»
Но потом он вспомнил, что сегодня девять дней и Варваре, наверное, не по себе, а ее не очень сердечные родные и друзья оставили девчонку одну, и успокоился. Это у него мысли только об одном. И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива, как заметил мудрец.
Он заснул и спал крепко до самого утра, пока не скрипнула дверь в комнату и не заглянула, предварительно царапнувшись, Варя.
— Вадик, — сказала она, — половина восьмого. Тебе пора просыпаться.
Он потянул носом просочившийся за ней запах.
— Кофе?
— Кофе, — подтвердила она. — И для того, кто быстро встанет, кое-что еще!
Так в детстве говорила ему мама, когда будила в садик.
— Что-то вкусненькое? — попытался угадать он.
— Увидишь! — говорила она, загадочно щурясь.
Точно, дежа-вю. Он же первый раз остался в ее квартире, тогда откуда это знание?
— Оладики? — вскакивал Вадим.
— Оладики, — говорила мама. — Ничего от тебя не скроешь. И как ты догадался?
А тут и догадываться было нечего. От мамы так вкусно пахло, что всякий бы догадался…
Он пошел в ванную, а Варя протянула ему пакет с разовыми лезвиями и кое-какой парфюмерией, включая пену для бритья. Наверное, мужу покупала.