— Памятник здесь общий, — вмешался Трояновский, чувствуя, что без соответствующих разъяснений ситуация может выйти из-под контроля. — Англичане поставили памятник жертвам обеих мировых войн. В последнюю мы воевали вместе, как союзники. В первую мировую — тоже. Но потом, когда нашу страну расколола революция и гражданская война, англичане поддержали белых…
Лондонский Кенотаф
Пока Олег Александрович делал исторический экскурс, Хрущев остыл и перестал возражать против цветочной церемонии.
Возложив венок к Кенотафу, делегация с Уайт-холла двинулась к резиденции королевы Елизаветы II в Букингемский дворец. Это был короткий визит. Лишь для того, чтобы оставить запись в гостевой книге. Полномасштабная встреча с монархом была запланирована на 21 апреля. Советские руководители были официально приглашены к королеве на ее день рождения в Виндзорский замок. Посещение же Букингемского дворца носило скорее церемониальный характер.
Этот роскошный дворец прикупил в середине XVIII века король Георг III — дедушка будущей королевы Виктории. До 1762 года им владел род герцогов Букингемских. В 1825 году Георг IV пригласил архитектора Джона Нэша, чтобы тот создал «дворец, достойный короля». С восхождением на престол королевы Виктории в 1827 году этот дворец после расширения и реставрации засиял во всей своей новой архитектурной красоте и стал официальной королевской резиденцией.
Ко времени царствования королевы Елизаветы II Букингемский дворец насчитывал 600 комнат. К нему прилегали парк и сады площадью 18 гектаров. Личные апартаменты королевы и герцога Эдинбургского находились в северном крыле здания и выходили окнами на Грин-парк. Но на этот раз королевской четы во дворце не было.
Каждый день в 11 часов напротив Букингемского дворца рядом с мемориалом Виктории, который включал статую сидящей королевы, смотрящую в сторону проспекта Молл, и позолоченную фигуру Победы, проходила красочная смена караула.
18 апреля советская делегация на эту церемонию опоздала. Но оставила запись в книге посетителей.
18 апреля, среда.
Лондон, Даунинг-стрит, 10,
резиденция премьер-министра Великобритании
Первым к дому британского правительства приехал отставной премьер сэр Уинстон Черчилль. На этой встрече он играл роль «свадебного генерала», а не участника переговоров. В черном костюме с бабочкой и неизменной сигарой во рту он появился у подъезда с номером десять и поприветствовал собравшихся репортеров, подняв в форме латинской буквы V два пальца правой руки. Этот привычный для англичан жест опытного политика, означавший «викторию» — победу, стал его маркой, отличительной чертой человека, привыкшего во всем побеждать.
Русских гостей сэр Уинстон встретил на пару со своим преемником, сэром Энтони Иденом. Старик с любопытством разглядывал Хрущева с Булганиным. «Какие же они разные, — думалось ему. — А работают вместе. Непостижимо!»
Черчилля особенно интересовала личность Хрущева. Он был в курсе его продвижения по кремлевской лестнице. Знал о его секретном докладе на ХХ съезде, об осуждении культа личности Сталина. Такой поворот в политике русских обещал заметные перемены и в мировой политике. Черчилль ждал этих изменений и надеялся на новое сотрудничество Англии и России, выгодное для Запада.
— Я рад, господа, что мы снова встретились, — сказал сэр Уинстон.
— Мы не могли не засвидетельствовать вам, господин Черчилль, свое уважение, — заметил в ответ Хрущев. — В Советском Союзе высоко ценят ваш вклад в нашу общую победу над фашизмом.
— Мне приятно это слышать, господин первый секретарь, — продолжил беседу сэр Уинстон. — Я не случайно год назад в Женеве заговорил о необходимости мирного диалога наших стран. Как вы, должно быть, знаете, мой друг сэр Энтони Иден пригласил вас с визитом в Англию по моей инициативе. Надеюсь, ваши встречи и переговоры здесь принесут плоды, господин Хрущев.
— Мы тоже на это рассчитываем, — согласился Никита Сергеевич. — Курс на мирное сосуществование государств с различным общественно-политическим строем — это магистральная линия советской внешней политики.
Первый раунд переговоров был коротким и занял минут сорок. Основная работа предстояла на следующий день. Стороны лишь обсудили тематику предстоящих дискуссий. Она должна была включать вопросы разоружения и мирного сосуществования, германскую проблему и перспективы двусторонних отношений.
Закончив с делами, гости и хозяева резиденции долго не расставались. За переговорами последовал обед. Во время застолья Хрущев оказался рядом с Черчиллем.
В качестве закуски шеф-повар приготовил свежие устрицы. Хрущев их еще ни разу не пробовал. А Черчилль поглощал одну за другой, нахваливая.
— Вы что, никогда не ели устриц? — спросил он Хрущева. — Смотрите, как их надо есть. Я обожаю устриц.
При этом он заглотнул еще одну прямо из раковины, облизываясь и причмокивая. Прощай, хваленый этикет и британские манеры!..
За ланчем гостям был предложен послеобеденный кофе. Беседа становилась все более непринужденной.
— Скажите, господин Хрущев, — спросил своего гостя мистер Иден, — как вел себя на вашем корабле наш военно-морской атташе капитан Норти?
— Он прекрасно вел себя, господин премьер-министр, И достойно представлял Великобританию.
— Вы хотите сказать, что он даже не шпионил за вами?
— В этом отношении он был просто невыносим. Обшарил все углы и облазил палубу вдоль и поперек. Полагаю, он смог разглядеть все, что был в состоянии рассмотреть.
Иден рассмеялся. Похоже, он уже знал о том, что мистер Норти на борту крейсера боролся скорее против похмелья, чем за обладание сверхсекретами русских.
18 апреля, среда.
Портсмут,
гостиница «Саллипорт»
Крэбб проснулся до рассвета. Он привык вставать рано. За окном гостиницы еще желтели в ночной темноте дорожные огни, возвышавшиеся на фонарных столбах, расставленных по обочинам Портсмут-хай-стрит. В городе было тихо и пустынно. Эта тишина отлично успокаивала. Поглядев немного в окно, Крэбб с облегчением почувствовал, что неприятные ощущения от кошмарного сна исчезли. На душе было снова легко и приятно, как и бывает обычно утром. Особенно если тебя опять ждет любимая работа, которую Крэббу как бы не хотелось, но, увы, придется вскоре оставить: годы брали свое.
«Может, и сегодняшний заплыв у меня последний? — не без грусти подумалось Крэббу. — Кто теперь мне предложит работу „фрогмена“?»
Накинув халат, коммандер вышел из номера и постучал в дверь Бернарда Смита. Накануне тот просил его разбудить пораньше, ведь в шесть тридцать утра им надлежало находиться на базе «Вернона». На стук не ответили. Крэбб нажал на ручку. Дверь оказалась незапертой. Коммандер вошел в комнату. Берни лежал на кровати, бледный как полотно. По его вискам струились ручейки пота.
Гостиница «Саллипорт» в Портсмуте
Увидев Крэбба, он попытался привстать с постели, но «Бастер» тут же его остановил.
— Лежи, не вставай. Что случилось? — обеспокоенный увиденным, поинтересовался коммандер.
— Сердце прихватило. Наверное, давление скачет, — еле слышно проговорил Смит.
Выглядел он — хуже некуда. И Крэббу пришлось на время забыть о запланированной работе.
— Я вызову врача, — предложил «Бастер», не на шутку взволнованный состоянием Берни.
— Не стоит поднимать шума, — решительно возразил ему напарник. — Нам никак не с руки встречаться сейчас с врачами.
— С сердечным приступом не шутят, — попытался переубедить партнера Крэбб.
— Никаких врачей не надо, я буду в полном порядке через пять-десять минут, — настаивал на своем Смит. — Я уже принял лекарство. Скоро отпустит…
Действительно, спустя некоторое время он встал с постели, оделся, и оба постояльца вышли из номера. Берни был белее простыни, но держался молодцом. Времени на отдых ни у него, ни у Крэбба не было. Их обоих уже ждали на «Верноне». В вестибюле гостиницы новых постояльцев встретили два солидных джентльмена в полицейской форме.
— Главный констебль Вест, — представился первый из них.
— Главный суперинтендант Лэмпорт, — сказал второй. — Нам поручено оказывать вам всяческое содействие по линии полиции Портсмута.
От такой поддержки никто не отказался.
Лайонел «Бастер» Крэбб
У базы «Вернон» Крэбба встретил лейтенант Франклин, подводник, которого «Бастер» знал уже не один год. Тот накануне согласился помочь Крэббу с экипировкой и подготовкой к заплыву. Фрэнки был рад услужить в таком деле. Как опытный подводник, он прекрасно знал, что «Бастеру» понадобится помощь, и готов был оказать другу необходимую поддержку.
Коллеги направились к затону у Саус-Рейл-Джетти, что ярдах в 80 от причала, за которым ошвартовались русские корабли. Здесь на спуске у Королевской лестницы уже стояла, слегка покачиваясь в воде, шлюпка, приготовленная лейтенантом Франклином. Костюм и все необходимое оборудование были уже в ней.
Фрэнки помог Крэббу подготовить подводный костюм, проверить его работу. Затем коллеги перебрали весь инструментарий, необходимый для подводной операции: от телескопической измерительной рулетки до кино- и фотокамеры со вспышкой. Убедились, что все было в полном порядке и готово к работе
Во второй половине дня они вернулись к Королевской лестнице. И в пять тридцать после полудня «Бастер» ушел под воду, чтобы опробовать оборудование. Минут через двадцать он вернулся, одел на пояс своего костюма дополнительный груз и снова погрузился.
Вскоре Крэбб опять появился на поверхности.
— Все о’кей, — выговорил он, сняв маску. — Завтра утром можно начинать.
19 апреля, четверг.
Лондон, Даунинг-стрит, 10,
резиденция премьер-министра
Макмиллан прохаживался у дверей зала для переговоров и по привычке мысленно рассуждал.
«Слава богу, не мне придется вести эти переговоры, а Идену. Как вообще можно что-то обсуждать с этой „сладкой парочкой“? Один похож на социалиста-мэра из какого-нибудь захудалого французского пролетарского городка. Ему бы быть добропорядочным папочкой, un bon papa, а не премьер-министром. А второй — абсолютно непредсказуем. Как вообще этот вульгарный толстяк с поросячьими глазами может руководить миллионами людей и такой обширной страной? Невообразимо! Со Сталиным и Молотовым все было и логичнее, и понятнее. С Хрущевым и Булганиным, — полагал он, — предсказуемо, пожалуй, лишь одно: что они непременно будут без конца говорить о мире во всем мире».