Однако Берия никак не ответил на курчатовское предложение. Поначалу он счел его ненужным. Только год спустя, когда в мировой печати появились сообщения о получении в Аргентине австрийским ученым Рональдом Рихтером управляемой термоядерной реакции, Берия изменил свое отношение к предложению академика и быстро созвал в своем кремлевском кабинете совещание Специального атомного комитета для обсуждения проблемы управляемого термоядерного синтеза. Предложение Курчатова было принято, и вскоре Сталин подписал соответствующее постановление. Исследования можно было продолжать.
Ученые объясняли принцип магнитного удержания плазмы так: «Если мы поместим плазму в сильное магнитное поле, созданное таким образом, чтобы силовые линии этого поля со всех сторон обволакивали ее, то при этом мы можем получить клубок горячей плазмы, который будет висеть в вакууме и не взаимодействовать со стенками сосуда, в котором он находится. Такова сущность магнитного удержания. Она основана на том, что заряженные частицы, из которых состоит плазма, не могут перемещаться свободно поперек магнитного поля. Они могут двигаться только вдоль силовых линий поля».
Зачем это нужно? Для получения практически неограниченного источника энергии. А без нее, как известно, у человечества нет будущего.
Впрочем, у военных были поначалу свои виды на термоядерный синтез. Термоядерный реактор, по их мнению, мог стать источником огромного количества нейтронов, что можно было использовать при производстве расщепляющихся материалов для получения трития — важнейшего компонента термоядерных бомб. Однако, со строительством все большего числа атомных реакторов, военное применение управляемых термоядерных реакций становилось все менее необходимым. А идеи международного сотрудничества в этой области — все более актуальными.
Директор атомного центра в Харуэлле достопочтенный Джон Кокрофт на выступлении академика Курчатова отсутствовал. Получив накануне текст сенсационного доклада советского ученого, он немедленно вылетел в США, чтобы ознакомить с ним своих американских коллег и обсудить перспективы возможных дальнейших действий.
Краткий отчет о докладе Курчатова получил и премьер-министр Энтони Иден. Форин-офис телеграфировал своему послу в Вашингтоне:
«Срочно. Особо важно
Относительно выступления Курчатова в Харуэлле. Информируйте наших американских коллег, что все заявления подтвердились. Это первая опубликованная работа по ядерным реакциям в газоразрядной плазме. Эксперименты выполнены тщательно и глубоко раскрывают природу газового разряда и магнитной гидродинамики».
Курчатов в одночасье стал звездой мирового масштаба. О его докладе трубила вся британская пресса: «Курчатов развеял злые чары своим знаменитым докладом в Харуэлле».
Чтобы рассказать своим читателям об удивительном русском ученом, журналисты «поймали на крючок» переводчика Курчатова Малколма Макинтоша и заставили его рассказать о советском академике-ядерщике. Интервью попало в печать.
Материалы местной прессы об академике Курчатове и его выступлении в британском атомном центре пристально изучал в советском посольстве генерал Серов. К нему стекалась вся агентурная и оперативная информация в связи с пребыванием советской делегации в Англии.
Чем больше хвалебных замечаний об академике Курчатове находил председатель КГБ в британской прессе и донесениях резидентуры, тем мрачнее становилось его состояние.
Генерал не мог и не хотел понять, почему Хрущев взял с собой в поездку за рубеж носителя главных государственных секретов. И более того — дал ему возможность выступить перед врагом с разглашением того, что составляет государственную тайну.
Серов никак не находил себе покоя от праведного гнева. То главное, священное, неприкосновенное, что он защищал от врага все эти годы — государственную безопасность страны, — продавали с молотка за просто так. Генерал не понимал и не принимал этого.
25 апреля, среда.
Лондон,
Рипли-билдинг
Руководство британских спецслужб в этот день, как ни странно, не занимали события, происходившие в Харуэлле, хотя, судя по всему, должны были бы: все-таки русские добровольно делились своими секретами.
Нет. Высоким чинам разведывательных ведомств было, увы, не до этого. Их донимала острая головная боль. Причина ее, впрочем, была предельно ясна: провал операции «Кларет».
Величественность зданий штаб-квартиры Адмиралтейства, где собралась в среду, 25-го, тройка руководителей британских спецслужб, скорее усугубляла глубину назревших проблем, чем настраивала своей монументальной мощью на победный лад. Победой здесь и не пахло.
Рипли-билдиш
В огромном комплексе зданий военно-морского ведомства, пустившего корни на Уайт-холле четверть тысячелетия назад, участники совещания выбрали для его проведения небольшой офис в трехэтажном п-образном здании так называемого Старого Адмиралтейства, которое в 1726 году создал бывший садовник Томас Рипли. Творение садового архитектора носило с тех пор его имя и называлось «Рипли-билдинг». Здесь можно было совещаться, не рискуя оказаться замеченными. Многие помещения пустовали.
На совещание собрались: Си − шеф Сикрет Интеллидженс Сервис генерал-майор Джон Синклер, Ди-Эн-Ай − директор военно-морской разведки Адмиралтейства контр-адмирал Джон Инглис и Ди-Джи — генеральный директор британской контрразведки МИ–5 сэр Дик Уайт.
Этот триумвират расположился в уединении небольшого кабинета в торце Рипли-билдинг. Зашторенные, выходящие во двор окна, наглухо запертые двери и толстые звуконепроницаемые стены гарантировали конфиденциальность при обсуждении вопроса, остроту и актуальность которого не нужно было никому объяснять. В повестке дня стояло исчезновение коммандера Крэбба.
Заседание открыл генерал-майор Джон Синклер.
— Все мы помним мартовскую директиву первого лорда Адмиралтейства, — сказал он. — Поставленные в ней важные разведывательные задачи были приняты к исполнению, и многое уже сделано. Но в нашем деле, как известно, не всегда удается избежать проблем. Мало кто сомневался в успехе операции, которая была поручена Крэббу. Знакомая работа в привычной обстановке в своей гавани не предвещала никаких неприятных сюрпризов. Но они, к сожалению, произошли. Подводника мы, судя по всему, потеряли. Как и почему? Остается пока неясным.
— Тем не менее другие операции прошли достаточно гладко, — заметил контр-адмирал Инглис. — Мы получили достаточно подробную карту шумовых характеристик крейсера. Прослушивание номеров гостей в «Клериджиз» тоже проходит успешно…
— Не будем тешить себя отдельными положительными результатами, — прервал радужное выступление шефа военно-морской разведки Дик Уайт. — Все мы стоим перед серьезной проблемой. Разведывательная миссия Крэбба провалилась. Русские видели его возле своих кораблей и заявили нам об этом. Сам подводник не вернулся с задания. Необходимый поиск в районе Саус Вест Джетти мы организовать не могли, чтобы не насторожить русских и не выдать себя. Его родные и близкие обеспокоены судьбой коммандера и готовы начать самостоятельный поиск. Есть первые признаки того, что информация по этому поводу может просочиться в прессу. Неизвестно, как дальше поведут себя русские… Я мог бы и продолжить перечисление волнующих меня тем. Но неужели и так не понятно, что мы сели в лужу? Миссия Крэбба была подготовлена топорно.
— Господа, давайте будем избегать ненужных эмоций, — предложил, прервав выступление Уайта, контр-адмирал Инглис. — Перед нами стоит действительно непростая проблема. Но я лично не считаю ее неразрешимой.
— Полагаю, что наша главная задача на ближайшие дни, — заявил генерал Синклер, — не допустить утечки информации в прессу. И не делать никаких официальных заявлений вплоть до отъезда русских из Англии. Нельзя допустить, чтобы скандал разразился во время визита. Тогда нам всем не сносить головы.
— Кроме того, было бы в интересах дела до поры не ставить в известность руководство о провале операции «Кларет», — заметил Инглис. — Понимаю, чем это нам грозит. Но я надеюсь, что совместными силами мы не позволим искрам скандала разгореться в большой пожар.
Генерал Синклер постучал три раза по столу и добавил:
— Объяснения по поводу исчезновения Крэбба так или иначе, рано или поздно придется давать. Думаю, Адмиралтейству лучше было бы взять ответственность за этот инцидент на себя. Мы все понимаем, что нельзя разглашать сути операции Крэбба. О ее разведывательном характере общественность не должна ничего знать.
— Мы могли бы заявить о пропаже Крэбба в ходе проведения подводных экспериментов, — заметил Инглис. — Скажем, где-нибудь в районе Стоукской бухты, милях в шести от портсмутской гавани.
— С таким объяснением можно легко попасть впросак, — сказал Дик Уайт. — Заявление русских о том, что они видели подводника возле своих кораблей, слышали многие. Всех не заставишь замолчать. Кроме того, исполнители операции умудрились повсюду наследить.
— Что вы имеете в виду? — спросил Джон Синклер.
— То, что вам прекрасно известно, генерал, — на повышенных тонах заявил шеф контрразведки. — Зачем вашим сотрудникам нужно было регистрироваться в гостинице Портсмута под своими именами да еще написать, что они работают на Форин-офис? Зачем вообще было привлекать к исполнению задания отправленного в отставку, пожилого и физически мало пригодного подводника? У вас что, мало молодых, здоровых, хорошо подготовленных боевых пловцов на «Верноне»?
— Молодость не всегда лучше опыта в таком деле, — заметил Синклер.
— Крэбб уже не раз выполнял подобные миссии, — согласился с генералом Джон Инглис, — и всегда успешно. Он был самым надежным и самым опытным пловцом, если хотите, легендой среди подводников.
— Поэтому, видимо, вы и отправили его на пенсию? — язвительно заметил Уайт.
В комнате воцарилась тишина. Противоречия в позициях сторон были очевидны. Очевидной, впрочем, была и необходимость договариваться.