Вперед выступил Чжан Цзинья и толкнул Чжан Цюаня:
– Извинился бы перед начальником Вань!
– Не нужно мне его извинений! – сказала тетушка. – Планирование рождаемости – большое государственное дело, если население не контролировать, будет не хватать еды, одежды, ухудшится образование, будет трудно поднять уровень жизни населения, трудно сделать государство богатым и сильным. Я, Вань Синь, кладу свою жизнь на дело государственного планирования рождаемости и считаю, что это стоит того.
– Чжан Цзинья, – обратилась к партсекретарю Львенок. – Надо срочно позвонить и вызвать наряд госбезопасности!
Чжан Цзинья пнул Чжан Цюаня:
– На колени, повинись перед начальником Вань!
– Не нужно, – сказала тетушка. – Чжан Цюань, за то, что ты ударил меня палкой, тебе могут дать года три! Но у нас с тобой взгляд на вещи разный, хочу сделать тебе скидку. Перед тобой теперь два пути: один – заставить жену послушно пойти с нами в здравцентр, сделать аборт, я сама его сделаю, она может быть спокойна; другой – отправиться в участок, где тебе вынесут приговор в соответствии со степенью правонарушения. Лучше всего, если твоя жена согласится пойти вместе со мной. А не согласится, – тетушка указала на Чжан Цзинья и ополченцев, – вы отвечаете за то, чтобы ее доставить!
Чжан Цюань сидел на корточках, обхватив руками голову, и всхлипывал:
– Я, Чжан Цюань, единственный наследник трех поколений, неужели на мне род и закончится? Правитель небесный, раскрой очи свои…
В это время из двора с плачем выскочила его жена. Голова в соломинках, видно, пряталась в копне сена.
– Смилуйся, начальник Вань, пощади его, я пойду с тобой…
Тетушка со Львенком пошли по дамбе за деревней на восток, наверное, в контору большой производственной бригады, чтобы найти кого-то из ответственных работников и объяснить ситуацию. Но когда они спустились с дамбы и зашагали по переулку, где располагалась контора, из каюты выскользнула та самая женщина, жена Чжан Цюаня, и прыгнула в реку. Цинь Хэ прыгнул вслед за ней, но плавал он плохо, сразу погрузился до дна, еле высунул голову из воды и погрузился снова.
– Спасите… Спасите… – заголосила Хуан Цюя.
С дерева нам было видно, как тетушка и Львенок в переулке повернули назад и бегом стали забираться на дамбу.
Ван Гань элегантным движением спрыгнул с дерева и как рыба вошел в воду. Мы выросли у реки и ходить, и плавать научились одновременно. А эта кривая ива будто специально была приспособлена, чтобы тренироваться прыгать в воду. Я надеялся, что Львенок видела, как красиво прыгнул Ван Гань. Я прыгнул за ним вслед. С берега прыгнул в реку и Ли Шоу. Сперва нужно спасать беременную, но ее нигде не видать. Перед нами крутился туда-сюда, как лапша в кипящем масле, лишь бедолага Цинь Хэ.
– За волосы его хватайте! – подсказал нам мастер Ван. – Смотрите, чтобы руками вас не ухватил!
Ван Гань подплыл к нему сзади и взялся за волосы. «Эх, хороши, – восхищался он потом. – Грива целая».
Ван Гань – пловец отменный, среди нас самый лучший, может с одеждой в руке переплыть на ту сторону, и она останется сухой. Какая редкая возможность продемонстрировать мастерство перед человеком, которым он грезит! Мы с Ли Шоу охраняли его с обеих сторон, пока он не вытащил Цинь Хэ на берег.
Подбежали тетушка со Львенком.
– Зачем тебе надо было прыгать, болван! – бушевала тетушка.
Лежавший на берегу Цинь Хэ изрыгал из себя воду.
– Жена Чжан Цюаня прыгнула в реку, вот он и бросился ее спасать, – всхлипнула Хуан Цюя.
Тетушка аж в лице переменилась и устремила взгляд на реку:
– Где же она? Где?
– Как прыгнула, так и не видать… – ответила Хуан Цюя.
– Разве я не велела вам хорошенько присматривать за ней? – Расстроенная тетушка вскочила на катер. – Вот ведь тупица! Ты мне за это ответишь! Заводи катер, заводи!
Львенок кинулась заводить, но у нее ничего не вышло.
– Цинь Хэ! – закричала тетушка. – Быстро заводи двигатель!
Пошатываясь, Цинь Хэ поднялся, скрючился, извергнул еще одну порцию воды и снова шлепнулся на колени.
– Сяо Пао, Ван Гань! Быстро помогайте спасать человека! – крикнула тетушка. – Щедро награжу.
Мы повернулись к реке и стали внимательно прочесывать ее взглядами.
Широкий мутный поток клокотал и бурлил, неся на поверхности клочья пены и спутанную траву. И тут Ли Шоу указал на арбузную корку, которая неторопливо покачивалась в тихой заводи у берега:
– Гляньте-ка вон туда.
Корка плыла по течению, но время от времени показывалась над водой, а с ней женская шея и спутанные волосы.
Тетушка шлепнулась задом на палубу, сделала долгий выдох, а потом расхохоталась.
Мы приготовились прыгнуть воду, чтобы спасать человека, но тетушка крикнула:
– Не спешите!
И повернулась ко Львенку:
– Плавать умеешь?
Та отрицательно мотнула головой.
– Похоже, для полного соответствия занимаемой должности тому, кто занимается работой по планированию рождаемости, нужно научиться не только драться, но и плавать. – И тетушка со смехом указала на арбузную корку: – Ты только глянь, как здорово плавает, да еще все тогдашние методы партизанской войны против японцев переняла!
Согнувшись в три погибели – с тела капают капли воды, волосы спутаны как пук травы, лицо бледное, губы сине-черные, – на катер забрался Цинь Хэ.
– Заводи! – скомандовала тетушка.
Цинь Хэ крутанул заводной ручкой, и двигатель затарахтел. У него, видимо, кружилась голова, стоял он нетвердо, его пару раз вытошнило белой пеной.
Мы помогли отвязать чалку, и тетушка велела нам забираться на катер.
Могу представить волнение Ван Ганя, сидевшего на палубе вплотную со Львенком. Он положил руки на колени, и все десять пальцев нервно ходили ходуном. Я ясно видел через промокшую и прилипшую к телу футболку, как, подобно запертому в клетке дикому кролику, отчаянно бьется и стукается о решетку его сердце. Он весь напрягся и боялся шевельнуться. А эта пухлая девица и ухом не ведет, знай себе не сводит глаз с плывущей впереди арбузной корки.
Цинь Хэ повернул катер носом к тихой заводи вблизи дамбы и дал малый вперед. Стоящий рядом Ли Шоу внимательно следил за его действиями, словно ученик.
– Помедленней давай, вот так, еще медленнее, – командовала тетушка.
Когда нос катера оказался метрах в пяти от арбузной корки, дизель уже работал на самом малом, почти перестал. Я уже четко видел под арбузной коркой макушку беременной.
– Пловец отменный! – восхитилась тетушка. – На пятом месяце, и так плавает.
Она велела Львенку включить трансляцию. Та послушно встала и, полусогнувшись, зашла в каюту. Было такое впечатление, что рядом с телом Ван Ганя разверзлась безграничная пустота, такая боль и утрата была написана на его лице. О чем он, интересно, думал? Получила ли Львенок его талантливое письмо?
Мысли в голове мешались, и в этот момент на носу катера вдруг заработал громкоговоритель. Хоть я и знал, что он сейчас заработает, но все равно вздрогнул от неожиданности.
– «Великий вождь председатель Мао учит нас: „Без контроля роста населения не обойтись…“»
При этих звуках беременная отбросила арбузную корку, и из воды показалась ее голова. Она испуганно обернулась и резко ушла под воду. Тетушка усмехнулась и дала знак Цинь Хэ еще чуть сбросить скорость. И сказала вполголоса:
– Хочу все же посмотреть, насколько замечательный пловец эта женщина из Дунфэнцуня!
Львенок вышла из каюты, пробралась на нос и стала взволнованно всматриваться – ну это просто исполнение желаний! – снова прислонившись пышным телом к Ван Ганю. Я даже немного позавидовал. Костлявый, как обезьяна, он тесно прижимается к Львенку – такой полненькой, такой мясистой! Я попытался представить, что он сейчас чувствует: наверняка ощущает исходящую от ее тела нежность и тепло наверняка… Тут сердце заколотилось. Мне стало невыносимо стыдно за свои грязные мысли. Я поспешно отвел глаза от их тел, засунул руку в карман и яростно ущипнул себя за ногу.
– Голова! Голова показалась! – воскликнула Львенок.
Беременная показалась на поверхности в пятидесяти метрах от катера. Она обернулась, огляделась и быстро поплыла по течению, работая обеими руками.
Тетушка сделала знак Цинь Хэ. Дизель взвыл, катер пошел быстрее, приближаясь к беременной.
Вытащив из кармана штанов помятую пачку сигарет, тетушка открыла ее, вынула одну и сунула в рот. Вынула зажигалку и стала со скрежетом крутить колесико, пока наконец не прикурила и, прищурившись, выпустила клуб дыма. На реке поднялся ветерок, одна за другой покатились бурные волны. Мне трудно было поверить, как можно плыть быстрее катера с двенадцатисильным двигателем. Из громкоговорителей снова понеслась хунаньская народная мелодия, прославляющая председателя Мао – «Люянхэ обогнула Цзюдаовань, через девяносто ли пути будет и Сянцзян». Тетушка швырнула окурок в воду, на него спикировала чайка и, зажав в клюве, взмыла в небеса.
Громкоговорители умолкли, пластинка кончилась. Львенок повернула голову к тетушке.
– Не надо, – сказала та. И громко крикнула: – Эй, Гэн Сюлянь, ты этак до самого Восточного моря доплыть можешь?
Женщина ничего не ответила, по-прежнему работая руками, но плыла уже все медленнее.
– Надеюсь, ты все же одумаешься, – продолжала тетушка, – послушно поднимешься на катер и поедешь с нами на операцию.
– Упрямство – путь к погибели! – зло бросила Львенок. – Хоть до Восточного моря плыви, мы тоже туда доплыть можем!
Женщина громко разрыдалась. Гребки становились гораздо медленнее.
– Что, мочи нету? – усмехнулась Львенок. – Ты вон как плавать умеешь, как зимородок вниз головой ныряешь, как лягушка шлепаешься…
В это время тело женщины стало постепенно погружаться под воду, а в воздухе разнесся запах, похожий на кровь.
– Плохо дело! – крикнула тетушка, которая пристально следила за происходящим. – Быстро, обгоняй! – скомандовала она Цинь Хэ, а нам велела вытащить ее.