евяностом году во время четвертой переписи населения. Полученная в связи с этим сумма штрафов за сверхплановорожденных тоже составила астрономическую цифру. Но сколько этих денег в конце концов попало в казну – такое темное дело, что разобраться в этом не может никто. За последние десять с лишним лет народные массы наплодили множество таких «нелегальных детей», думаю, эта цифра тоже впечатляет. Сегодня сумма штрафа выше той, что была двадцать лет назад, больше чем в десять раз, и к следующей переписи, если родители «нелегальных детей» будут способны выплачивать штраф…
В те дни во Львенке чрезвычайно развился материнский инстинкт, она носила Чэнь Мэй на руках, без конца целовала ее, насмотреться не могла, подозреваю, что она пыталась кормить Чэнь Мэй грудью, потому что соски у нее выглядели необычно – но получалось у нее с лактацией или нет, трудно сказать. Говорят, такие чудеса случались и раньше. В детстве я смотрел одну пьесу, в ней рассказывалось об одной семье, в которой в результате несчастного случая отец с матерью погибли, осталась лишь старшая сестра восемнадцати лет и младенец братик. В этом безвыходном положении сестра стала совать в рот брату свою девическую грудь, и через пару дней у нее появилось молоко. В реальной жизни такие вещи не очень-то могут случиться. Чтобы сестре было восемнадцать, а братик еще грудничок? Матушка рассказывала, что раньше часто бывало, что свекровь и сноха одновременно отдыхали месяц после родов. Да и теперь такое возможно. У девушки, что учится в университете вместе с моей дочкой, недавно появилась младшая сестренка. Ее отец – владелец угольной шахты, денег куры не клюют, шахтеры из крестьян на них горбатятся, а они живут то в Пекине, то в Шанхае, то в Лос-Анджелесе, то в Сан-Франциско, то в Мельбурне, то в Торонто на роскошных виллах и строгают себе детей со своими содержанками. Тут я срочно придержал ход своих мыслей, как останавливают поводьями бешеного скакуна. Я вспомнил вечер дня проводов бога домашнего очага. Я только что опустил в котел решетку с пельменями, моя дочка Яньянь, хлопая в маленькие ладошки, продекламировала детскую песенку про пельмени «Прилетела с юга стая гусей, вперевалочку спустилась к реке», Львенок с Чэнь Мэй на руках без конца что-то гугукала с ней, и в это время как бы невзначай заявился Чэнь Би – в своей вытертой до блеска куртке из свиной кожи и шапке-ушанке набекрень. За ним, держась за полу, следовала Чэнь Эр. Рукава ее маленькой курточки на подкладке были наполовину коротки, и из них выглядывали красные от холода ручонки. Волосы всклокоченные, как пук сена, беспрестанно втягивает носом сопли, наверное простужена.
– Вовремя пришли, – сказал я, помешивая пельмени в котле. – Садитесь, отведайте пельменей.
Чэнь Би уселся на пороге, на освещаемом огнем очага лице выделялся огромный нос, будто вырезанный из мороженой редьки. Чэнь Эр стояла, опираясь на его плечо, переводя большие глазенки, посверкивавшие страхом и любопытством, то на переворачивавшиеся в котле пельмени, то на Львенка с младенцем на руках, то обменивалась взглядом с Яньянь. Яньянь протянула ей кусочек шоколада, который держала в руке. Девочка покосилась на отца и подняла глаза на нас.
– Бери, бери, – сказал я, – бери, раз сестренка дает.
Она неуверенно потянулась за шоколадом.
– Чэнь Эр! – зло шикнул на нее Чэнь Би.
Чэнь Эр торопливо отдернула ручонку.
– Ну что ты, – вырвалось у меня, – это же ребенок!
Чэнь Эр всхлипнула.
Я сходил во внутреннюю комнату, принес плитку шоколада и засунул ей в карман курточки.
Чэнь Би встал и обратился ко Львенку:
– Ребенка мне верни.
Львенок вытаращила на него глаза:
– А ты разве не говорил, что он тебе не нужен?
– Кто сказал, что он мне не нужен? – разъярился Чэнь Би. – Это же моя плоть и кровь, как он может быть не нужен?
– Ты не достоин ее! – выпалила Львенок. – Она как больной котенок была при рождении, я ее выходила.
– Это под вашим давлением у Ван Дань случились преждевременные роды! – заявил Чэнь Би. – Иначе она бы не умерла! Вы мне за ее жизнь еще ответите!
– Вздор ты несешь! – ответила Львенок. – С Ван Дань так получилось потому, что она вообще не должна была беременеть, тебе бы лишь получить продолжение рода, а будет жива Ван Дань или умрет, тебе наплевать! Ее смерть на твоих руках!
– Вот как ты заговорила! – заорал Чэнь Би. – Погоди, устрою я вам Новый год за такие слова!
И схватив с очага ступку, в какой толкут чеснок, прицелился в котел.
– Чэнь Би, ты что, спятил? – сказал я. – Мы же друзья с детства!
– Какие друзья в наше время, – презрительно усмехнулся Чэнь Би. – Ван Дань в доме твоего тестя пряталась, не ты ли своей тетушке об этом сообщил?
– При чем тут он, – вступилась Львенок, – это Сяо Шанчунь донес.
– Мне плевать, кто донес. В любом случае сегодня ты должна вернуть мне ребенка.
– Сейчас, размечтался! – хмыкнула Львенок. – Я не позволю этому ребенку умереть в твоих руках, ты не достоин называться отцом!
– Ах вы, бабье вонючее, обеим даже «двухвостого» не выродить, сами рожать не можете, так и другим не даете, самим не родить, так на чужих детей заритесь!
– Закрой свой поганый рот, Чэнь Би! – взорвался я. – Великий день проводов Цзао-вана, а ты заявляешься к нам в дом и ведешь себя абсолютно бесцеремонно! Давай, испорть нам праздник, бросай что у тебя там в котел!
– Думаешь, мне слабо бросить?
– Бросай!
– Вы мне ребенка не возвращаете, я на все пойти могу! Убить могу, поджечь, на все готов!
Вышел до той поры молча сидевший во внутренней комнате отец:
– Племянник, ради моих седых волос, ради наших многолетних добрых отношений с твоим отцом, опусти эту толкушку!
– Скажи ей тогда, чтобы вернула мне ребенка.
– Это твой ребенок, никто его у тебя не отнимает, – урезонивал отец. – Но ты должен все хорошенько с ней обговорить. В конце концов, если бы не они, твой ребенок давно уже отправился вслед за матерью.
Чэнь Би бросил толкушку на пол, снова уселся на порожек и заплакал.
– Пап… Не плачь… – хлопала его по плечу Чэнь Эр.
У меня при этом защипало в носу, и я обратился ко Львенку:
– По мне… так вернем ему…
– Даже думать забудьте! – вспыхнула Львенок. – Этого ребенка я приняла!
– Только и знаете, что людьми помыкать… Не по правде это… – всхлипывал Чэнь Би.
– Тетушку позвать надо, – сказал отец.
– Не надо никого звать, я давно уже здесь! – послышался из-за дверей голос тетушки.
Я поднял на нее глаза, как на спасительную звезду.
– А ну, Чэнь Би, вставай у меня! – скомандовала она. – Я-то все жду, когда ты толкушку в котел бросишь!
Чэнь Би послушно поднялся.
– Вину свою признаешь? – строго спросила она.
– В чем это моя вина?
– Ты виноват в том, что отказался от члена семьи, – продолжала тетушка. – Забрали Чэнь Мэй мы, больше полугода выкармливали ее рисовой кашкой, порошковым молоком, а это не так-то просто. А ты, Чэнь Би, даже носа не показывал. Эта девочка – семя твое, что правда то правда, а вот ты, отец так называемый, разве взял на себя какую-нибудь ответственность?
– Как бы то ни было, дочка моя… – канючил Чэнь Би.
– Твоя? – сверкнула глазами Львенок. – А ну позови ее, и поглядим, откликнется она или нет? Ежели откликнется, забирай!
– Не по правде говоришь, не буду с тобой разговаривать! Тетушка, понаделал я в прошлом ошибок, теперь признаю их, признаю вину, верни ты мне дочку!
– Вернуть-то можно, – сказала тетушка, – но сперва заплати в коммуну штраф, а потом оформи ребенку прописку.
– А большой штраф? – спросил Чэнь Би.
– Пять тысяч восемьсот.
– Так много? У меня и денег таких нет!
– Денег нет? – переспросила тетушка. – Ну раз нет, то о ребенке и не мечтай.
– Пять восемьсот! Пять восемьсот! – ошарашенно повторял Чэнь Би. – Если деньгами, то нету, одна жизнь вот и есть!
– Жизнь свою ты оставь себе, – сказала тетушка. – Деньги свои тоже можешь оставить себе – на вино, на мясо, а еще можно в придорожные гостиницы походить, по девкам!
– Не было такого! – зарычал Чэнь Би, прикрывая неправоту гневом. – Я на вас жаловаться буду! Не получится в коммуне, пожалуюсь в уезд, в уезде не выйдет, поеду в провинцию, а то и в ЦК партии!
– Ну а в ЦК не обломится, – презрительно усмехнулась тетушка, – в ООН жаловаться будешь?
– В ООН? – переспросил Чэнь Би. – И в ООН могу!
– Ну да, способностей тебе не занимать! – заключила тетушка. – А сейчас катись-ка ты вон отсюда. Вот будет тебе ответ на жалобу, тогда и приходи за ребенком. Но хочу тебе сказать, даже если у тебя будет ответ на жалобу, ты должен еще представить мне письменное поручительство в том, что ты в состоянии вырастить ребенка, а также выплатить мне и Львенку по пять тысяч каждой за хлопоты!
Тем вечером Чэнь Би так и не удалось забрать Чэнь Мэй, но на следующий день после Праздника фонарей[83] он принес квитанцию об уплате штрафа и унес Чэнь Мэй. Про «выплату за хлопоты» тетушка упомянула в сердцах, и естественно, этого платить ему было не нужно. Львенок плакала навзрыд, словно у нее отняли родное дитя.
– Чего плакать-то? – корила ее тетушка. – Любишь детей – возьми и роди сама!
Львенок продолжала горько плакать, и тетушка, поглаживая ее по плечу, сказала с печальной интонацией, какой я никогда не слышал:
– С тетушкой уже все ясно, а ваши счастливые деньки еще только начинаются. Давай, работа дело второстепенное, роди сначала ребенка, а я буду за ним ухаживать…
После отъезда в Пекин мы все время хотели родить ребенка, но, к несчастью, как и сказал Чэнь Би, родить у Львенка не получалось. К моей дочке она относилась хорошо, но я понимал, что душой она все же привязана к Чэнь Мэй. Поэтому можно было понять, почему она выбрала куклу, похожую на Чэнь Мэй носом, глазами и выражением лица. Повернувшись к Ван Ганю, а по сути дела обращаясь ко мне, она сказала: