— Спасибо. Заранее спасибо. Что-нибудь придумаю… Озадачу вас, озадачу! — возрадовался Ковригин. Но вспомнил. Спросил уже с опасениями: — Это не к меню. Это на всякий случай… Серные бани у вас сегодня как?
— В порядке. Но нынче особенно хороши восточные бани! — сказал гарсон.
— Ну и слава Богу! — заключил Ковригин.
— Какова сегодня ваша культурная программа? — поинтересовался Дантон-Гарик. — Времени у вас немного. А в Синежтур вас, к нашему огорчению, может, более и не занесёт. Итак — бани, шахматный клуб, прогулка с факелом мимо привидений, удовольствия за столом? В каком сюжетном порядке вы пожелаете провести вечер?
"Этак и впрямь не сядешь в поезд…" — обеспокоился Ковригин.
— Начнём с удовольствий за столом, — сказал Ковригин. — И на часок — в бани! Факелы с привидениями отменяются. Ужо нагулялись в подземельях. Ну, может быть, минут на пятнадцать загляну в шахматный отсек. К лягушкам местного подвида.
— Разумно, — кивнул гарсон. — Принято.
— А то, может, и вовсе исключу из интересов шахматные баталии и болота с номерами, — раздумывал вслух Ковригин. — Там ведь, небось, у лягушек никаких новых затей не прибавилось…
— Как сказать… — произнёс гарсон.
— Что вы имеете в виду? — спросил Ковригин.
— Новые поступления, — сказал гарсон. — Затей-то, возможно, и не прибавилось… Но вот особым интересом пользуется одно из новых поступлений. Вернее, одна из поступивших…
— У вас расширение штата? — спросил Ковригин.
— Замена выбывших, — сказал гарсон.
— И кто же эти и в связи с чем выбывшие?
— Посетителям ресторана не обязательно знать о внутренних ситуациях заведения, — строго и с укором произнёс гарсон. — Полезно ли забивать голову лишними сведениями? И разрешите, Александр Андреевич, мне отправиться за вашими закусками и начальными напитками. А то как бы нам в приятных разговорах не забыть о времени отправления вашего поезда.
— Резонно, — согласился Ковригин. — Тем более что мне всё же потребуется пятнадцать минут для экскурсии в шахматный отсек.
— Это как посчитаете нужным…
Через пять минут столик Ковригина был накрыт и приготовлен к благоудовольствиям уважаемого посетителя. Исходил пар от только что сваренных раков, от вынутых из горячей кухонной кастрюли картофелин, оказавшихся на блюде соседями как ломтиков малосольной сосьвинской селёдки, так и (на любителя) цельных, неочищенных её экземпляров. В начальные напитки Ковригину Дантон-Гарик определил две кружки синежтурского пива, явно не разбавленного, и в графине — на опытный глаз — двести граммов прозрачной жидкости, способной снять напряжения дня.
— Я ничего не напутал? — поинтересовался гарсон. — Не испортил ли чего?
— Что вы! — воскликнул Ковригин. — Всё именно в наилучшем виде! Вы — кудесник! Вы уловили не только мои желания, но и, простите за вульгаризм, мельчайшие бурчания в моем организме.
— Это не я… — будто бы засмущался гарсон. — Это Распоряжение…
Ковригину бы сейчас же вызнать, чьё это распоряжение и чем оно вызвано, а он уже поднёс ко рту рюмку (вилкой был прихвачен ломтик селёдки) и произнёс:
— Чтоб и вам хотелось!
И пока Ковригин отправлял жидкость в пищевод, гарсон, пожелав гостю тихонравного отдыха и напомнив о возможности особенного блюда, от его столика удалился. Сейчас же ожил фонтан Тортиллы, взыграли подсвеченные струи и отвлекли Ковригина от земных забот. "А теперь переходим к водным процедурам", — будто кто-то прошептал ему. От земных — к водным. Может, к земноводным? Тут, естественно, уместны были раки с пивом. Или лягушки? Но лягушками здешняя кухня не занималась. Так называемые лягушки играли в шахматы и шахбоксинг "по-калмыцки" в своём отсеке, там же имели водоёмы и болота для приватных общений, о чём Ковригин не без удовольствий вспоминал. Значит, в игровом отсеке появились новые шахматистки (их спорт-искусство пока не запретили), и одна из них взволновала умы и чувства. Не Древеснова ли была ею? Или не на место ли Древесновой, исполнившей свою функцию и получившей за старания, как бы выразилась барышня Долли, преференции в судьбе, была приглашена (вывезена из Парижа) прекрасная шахматистка (хотя какие могут быть в Париже шахматистки?)? При этом Ковригин не был убеждён, что он и в самом деле наблюдал прежде в шахматном отсеке Древеснову и уж тем более нырял именно с ней в молочные воды болота № 16. Просто она была похожа на одну из здешних Лягушек в одеяниях-кожах с блёстками. А может, из-за особенностей и вкусовых привязанностей художника по костюмам, и на всех здешних Лягушек? Так, задумался Ковригин, а не за участие ли в судьбе Древесновой (то есть и за участие в чужой игре) он поощрен нынче некиим Распоряжением, по какому, в частности, для него сейчас же добудут в карибских водах тунца или же наловят под Бангкоком крупных тараканов для горячего блюда?
Но он-то искал вовсе не Древеснову, а Хмелёву…
Стало быть, ход его мыслей был сейчас неверный.
В круглых водяных листьях рядом с золоченой Тортиллой что-то дернулось, мелькнуло, снова дёрнулось…
"Тритонолягуш Костик!" — сообразил Ковригин.
Он ощутил потребность в разговоре с Костиком, то есть и не в разговоре, Костик, помнится, ни слова не произнёс, да и не обязан был произносить слова, а пусть хоть бы и в немом общении с ним. Даже и без переводчика Дантона-Гарика. Без переводчика-то оно, пожалуй, и лучше…
Но Костик не вынырнул, на бортик фонтанного бассейна не взобрался. В воде же под Тортиллой более ничего не дёргалось и не мелькало.
Возможно, и недавнее мелькание чего-то (или кого-то) Ковригину померещилось…
— Как отдыхаете? — спросил гарсон. Явился. Вежливый, желающий добра.
— Прекрасно! — заявил Ковригин.
— Пти-харчо я вам заказал на всякий случай… Но вы не забыли об особенном блюде?
— Хариус жареный с картофелем фри, — без раздумий произнёс Ковригин и тут же удивился собственному капризу — А к хариусу и рыбу барабульку таганрогскую, тоже жареную. С золотистой корочкой.
Никаких удивлений гарсон не выказал. Хариус и хариус. Ну и барабулька, само собой. Не находился ли он, Ковригин, в таверне "Три пескаря"? Себе же он продолжал удивляться. Он-то собирался заказать шкворчащую брауншвейгскую колбаску, с дымком, чуть подгоревшую. Но посчитал, что делать это в ресторане с французской якобы кухней было бы бестактно и даже оскорбительно по отношению к персоналу мсье Жакоба. К тому же к пиву местные раки были ничем не хуже брауншвейгских колбасок. Ничем не хуже! О хариусах же ему напомнили взыгравшие вдруг сентиментальные чувства. В годы практик и журналистского стажёрства Ковригин много мотался по берегам саянских рек и притоков Енисея. Годы и края были голодные. Ковригин питался в придорожных чайных. Там и суп какой-никакой имелся, и можно было насладиться за тридцать копеек пойманным часами раньше хариусом с картошкой… А впечатления о рыбке барабульке зародились опять же в пору студенческого нищенства Ковригина и дикарского освоения им в дни каникул побережий Чёрного моря… Позже, говорят, барабулька даже и с Одесского Привоза пропала…
Ковригин растрогался, ему сейчас же захотелось рассказать — лучше бы Костику, но хоть бы и Дантону-Гарику — об истории своих вкусовых капризов, однако из-за странностей их (или, напротив, из-за их простоты и убогости) побоялся потерять лицо. Произнёс как-то неловко и будто бы себе в оправдание:
— Наши-то рыбки ко всему прочему обойдутся вашему заведению доступнее и дешевле Карибского тунца. И уж тем более мурены.
Слова его, похоже, вызвали неудовольствие гарсона.
— Наши возможности неограниченны, — вымолвил он. — А вас не должны волновать экономические и финансовые соображения. И свои фантазии вы можете не сдерживать. Все предполагаемые ваши расходы и желания обеспечены Распоряжением.
— Кстати, — быстро сказал Ковригин, — что это за Распоряжение и кто у вас Распорядители? Если не секрет…
— Распоряжение, — сухо, и как бы с необходимостью терпения разъяснил Дантон-Гарик, — документ для служебного пользования. А Распорядители — личности достойные.
— Понятно, — кивнул Ковригин. — То есть я даже не могу высказать им слова благодарности…
— Они узнают о них…
— А Костик?
— Что Костик? — спросил гарсон. Нервно спросил.
"Ага, — отметил Ковригин, — имя Костик произнесено. И не взорвался исландский вулкан. Впрочем, гарсон и прежде называл тритонолягуша Костиком. А Тот, чьё имя называть нельзя, и впрямь, видимо, существует лишь внутри синежтурской мифологии…"
— Что Костик? — переспросил гарсон.
— Костик нынче появится в ресторане?
— Он занят, — сказал гарсон.
— И не появится здесь? — Ковригин почувствовал, что интонации его вопросов — искательные, а желание вызнать, не впал ли тритонолягуш в спячку, полагается ли ему вообще сезонная спячка, желание это, как бестактное, отменил.
— У него сейчас много дел, — с почтением к Костику сказал гарсон, — всё у него под надзором, в частности, и Распоряжение, какое вас волнует, и даже любезные вам рыбки — хариус и барабулька. Кстати, меня уведомляют с кухни. Ваше блюдо готово. Отправляюсь за ним. Не желаете, чтобы оно было подано на синежтурском подносе с воздушным кораблём в небесах?
— Нет! Нет! — воскликнул Ковригин. — Что вы! Уж лучше на тарелке из придорожной Чайной!
Хотел было добавить слова о свежем пиве и о порожнем уже графине, но Дантон-Гарик дело знал. Или и впрямь над всем со вниманием надзирал тритонолягуш Костик. Две кружки свежего, с пеной пива и обновлённый графин были доставлены в подкрепление к жареным хариусу и барабульке. Теперь Ковригин уверил себя в том, что мелькал и заставлял вздрагивать водяные листья вблизи Тортиллы именно тритонолягуш Костик, он проинспектировал его, Ковригина, оценил его нынешнюю суть, остался ею доволен (иначе явились ли бы к нему на стол хариус и барабулька?), а из бассейна вылезать не стал, из деликатности или по причине нехватки времени. Ковригин опять пожалел о несостоявшейся беседе с Костиком, от того наверняка удалось бы хоть кое что разузнать о дебютантке Древесновой.