Хоть бы чем-нибудь перевязать окаянную губу!
Петрик руками прикрыл лицо и появился на пороге; видны были только его глаза. Тамарочка подумает, что он играет с ней в детскую игру «ку-ку».
Узенький лобик Тамары сморщился, и она засмеялась:
— Что с вами?
Петрик, не отнимая рук от лица, ответил, что сам не знает, что с ним. Ему приятно было, что она обратилась к нему на «вы».
— В чем же дело? — Ее длинная худенькая фигурка насмешливо качнулась.
— Ничего. — Но его тотчас охватило отчаяние и стыд. «Она, наверно, смотрит на мои руки; видит, как они расчесаны».
Он сразу же опустил руки.
А Тамара, увидев перед собой перекошенный, распухший рот, разразилась заливистым смехом.
— Что с вами? — подбежала она к нему.
— Вот! — Ему вдруг стало легко, и он, криво улыбнувшись, показал на опухоль. — Вошел в избушку, а губа — с подушку.
Оба дружно расхохотались.
В окно врывалось ясное утреннее солнце, его лучи лежали на столе.
— То-то я ночью слышала, будто в доме комарик пищит. — Она всплеснула руками и снова от души засмеялась.
— Не понять — то ли вы смеетесь, то ли плачете.
— Что же вы стоите на пороге? Заходите, — Тамара показала на стул, — мама мне уже все рассказала. Она вернется с рынка, и мы пойдем искать Ляма. Мы позовем Яшку, может, он пойдет с нами в адресный стол. Яшка хорошо знает город. Вас ведь зовут Петрик, да?
Вся комната была залита солнцем. Петрику все время вспоминалось утро в деревне.
А на улице стоял ясный денек, чистый, прозрачный, совсем как ручеек летом. На Тамаре было легкое платье без рукавов; и сама она, и все, что на ней, было чистенькое, хорошо простиранное душистым мылом. А Яшка, тот и вовсе явился в белых туфлях. Но разве можно ходить в белых туфлях прямо по земле? — беспокоился Петрик. — Ведь они сразу запачкаются? Он когда-то видел белые туфли, но то было у помещицы. У нее умерла дочка, и девочку обули в белые туфельки и положили в гроб.
Рядом с Тамарой и Яшкой Петрик выглядел грязным, пропыленным, сапоги его порыжели. Опухшая губа будто клонила голову к земле. Ему казалось, что он старенький дядька, который едва поспевает за молодыми панычами. А на Яшке все курчавится. Даже нос у него как будто курчавый, и речь кудрявая, и смешок.
— Когда я начну зарабатывать, — кудряво говорил веселый Яшка, — я все свои деньги вложу в лотерею. Кто хоть раз возьмет лотерейный билет, тот всегда уже будет в ней участвовать. На лотерею не грех и украсть.
— Что ж ты не крадешь? — лукаво спросила Тамара.
— Не у кого. Дай я у тебя украду.
— За это дают по рукам, — пригрозила Тамара пальчиком.
В адресном столе коноводом был Яшка. Там за окошком долго перебирали карточки, но никакого Ляма не нашли. Такой у них не числится. Петрик никак не мог сдвинуться с места, он не в силах был уйти.
Яшка потянул его за руку.
— А вдруг мы его встретим на улице? А может, вечером встретим на лотерее. Там весь город бывает.
— Да, да! — подхватила Тамара. — Давайте ходить по улицам.
За обедом Петрик сидел подавленный: и Ляма не нашли, и Элька пропала.
Сразу после обеда Тамара куда-то исчезла, а неутомимая хозяйка все возилась на кухне; посуда скрипела и пищала у нее в руках, и казалось, она сердится, что вот привели чужого парня и посадили ей на шею. Ведь Элька обещала скоро прийти!
Хозяйка молчит. Уж лучше бы она говорила. Выходит так — пришли, подкинули чужого человека, а теперь корми его.
Петрик вышел из дому, сел у плетня и стал просеивать глазами прохожих, надеясь все-таки увидеть Эльку. Но Эльки не было. Вернуться в дом он не решался.
Ладно, эту ночь он еще проведет здесь, пускай хоть под открытым небом. Надо сегодня еще поискать Ляма. А вдруг он на самом деле найдет Ляма на лотерее? Да и самому хорошо бы испытать счастье. Ведь там можно выиграть все что угодно — корову, велосипед. Хорошо бы выиграть корову. Что будет, когда мама увидит корову?..
Вдруг в темноте кто-то окликнул его:
— А мы вас ищем. Мы идем на лотерею, пошли с нами, Петрик.
— А Элька вам не попадалась? — перебил озабоченный Петрик.
— Как? Разве ее еще нет? Что же теперь будет? — вскрикнула Тамара, но сразу же спохватилась. — Ничего, она, наверно, попозже придет, а ночевать вы пока можете у нас.
Они пошли к лотерее, и Петрику все время рисовалась корова. Он не слышал своих спутников, он думал о том, куда пристроить корову на ночь, ведь сарая нет, а на дворе ее держать опасно. Почему-то он был совершенно уверен, что выиграет корову.
— Сколько стоит билет? — спросил Петрик.
— За трешку можно три раза тянуть, — ответил Яшка как опытный человек и тряхнул серебром в кармане. — У меня трояк: два раза я буду тянуть, а третий — Тамара. А у тебя сколько?
— У меня тоже трояк, — обернулся к нему Петрик. — Я тоже буду тянуть два раза, а третий Тамара. Ладно?
— Ладно.
Их повлекло к свету, к нарядной, праздничной толпе.
В сутолоке, среди собравшихся вокруг лотереи, особенно сияли дамы-патронессы. Под ярко горящими фонарями часто мелькали парни, смахивающие на Ляма. Но разве мыслимо найти Ляма в такой давке и теснотище?
Высокая стена лотереи переливалась и дразнила всеми цветами радуги. Чего только здесь не было! Тут были собраны все самые замечательные вещи; велосипед красовался на самом видном месте. Но коровы не было.
— Береги карманы! — шепнул Яшка Петрику. — Держись поближе ко мне. Я тут всех жуликов знаю. Дай-ка мне твои деньги, я их спрячу. — И он так плутовато глянул на Петрика, что тот потерял к нему всякое доверие.
Петрик сунул руку в карман и крепко стиснул заветный узелок.
— Ребята, давайте держаться вместе, а то растеряемся. — И Тамара протянула обоим свои руки.
Разговаривать здесь было немыслимо — шум и грохот оглушали. А когда загремел оркестр и заревели огромные медные трубы, словно стадо диких зверей, можно было и вовсе с ума спятить.
Петрик притиснулся к ящику с билетиками и, держась одной рукой за барьер, чтоб его не оттерли, смотрел во все глаза, но ни Яшки, ни Тамары нигде не было. Он ухватился за барьер другой рукой и решил дождаться, когда они сюда пробьются.
В давке толпа то отрывала его от барьера, то вновь притискивала. А товарищей все не было.
Его увлекла игра. Из сверкающей лотерейной сокровищницы брали то одну, то другую вещь и отдавали ее выигравшему счастливцу. При этом всякий раз возникал веселый гомон.
Расфранченный господин, стоявший с дамой у выигрышей, время от времени что-то выкрикивал, вызывая дружный смех толпы. Сначала Петрик не разбирал, в чем дело, но потом догадался, что речь идет о том, что среди выигрышей имеется свинья, индюк с индюшкой и корова. Желающие могут пройти на скотный двор и убедиться.
Тем временем людской поток оттеснил Петрика, и лотерейный ящик скрылся за головами. Надо было решать: тянуть билетик или нет? А товарищи все не шли.
Ему захотелось поскорей вытянуть три билетика, увести корову, и делу конец. Он переночует с коровой в каком-нибудь хлеву, а завтра утром погонит ее к дому.
Петрик пробился к ящику, взял билетик, развернул — пустой. Он отдал последний рубль, вытянул билетик и с бьющимся сердцем держал его, не разворачивая. Честное слово, он явственно слышал протяжное «му-у» своей коровы. Он так и не решился развернуть билетик и протянул его лотерейной даме. Та с небрежным видом развернула бумажку, показала Петрику, что бумажка с номером, затем, подойдя к стене с выигрышами, сняла с полки ночной горшок и подала его Петрику.
— Ха-ха, — раздался взрыв смеха.
Петрик оторопел. Лотерейная дама долго убеждала его, что посудина причитается именно ему, что это его выигрыш. Надо его взять и отойти в сторону, чтобы не мешать другим.
Он взял посудину за ручку и поплелся.
Зачем она ему сдалась? Он никогда не видал, чтобы в такой посудине варили. Стеклянная, да еще зеленая! Эх, проиграл он, стало быть, корову!
Петрик долго плутал по городу в поисках Тамариного дома. А там на крыльце его уже дожидались Тамара и Яшка. Они с упреками кинулись к нему, но, увидав у него в руке горшок, залились неудержимым хохотом.
— Возьми! — Петрик стеснительно толкал свою посудину Тамаре. — Возьми! Маме отдашь.
Яшка чуть не катался по земле от смеха, а Петрик удивленно таращил на него глаза.
Эта ночь была томительней всех прочих. Элька так и не явилась, и горькое одиночество снова душило Петрика. Завтра он отправится в дорогу и вернется домой на горе себе и матери.
Он потихоньку оделся. Ночь была ясная, холодная. В чужом доме ему не спалось, и он решил до утра бродить по улицам. Не уйди он с Элькой — остался бы с Кетом среди своих. Кто знает, что там сейчас творится! А он зачем-то здесь бродит по ночным пустынным улицам!
Его потянуло к Кету, который непонятным, загадочным образом связан с этой грубой скотиной, с Гайзоктером.
В свое время Гайзоктер во всем уступал Кету, потом Кет стал уступать Гайзоктеру, а сейчас оба уперлись, и ни тот ни другой не желают сойти с дороги. Надо бы пойти помочь Кету. Раньше Кет был другим, часто рассказывал Петрику о себе. Однажды Йося Либерс явился к его матери и стал уговаривать ее послать Кета к Гайзоктеру: «Ничего! У него денег куры не клюют. Кет у своего папаши станет человеком!» А иначе он сам, Йося Либерс, выведет Кета в люди. У него найдется для Кета подходящее местечко. Мама поддалась уговорам, и Кет покинул свой убогий домишко. А попадись Кет под руку Гайзоктеру, тот укокошил бы его на месте.
Кет все вертелся возле отцовского дома, воровато заглядывая в окна, стараясь рассмотреть своего здоровенного папашу и его веселеньких дочек. С тех пор как приехал Кет, они опять перестали выходить на улицу. Кет стал позорищем всей семьи.
Народ на базаре собирался кучками, а Йося Либерс разглагольствовал:
— В чем дело? Почему он не берет своего пащенка к себе? В чем дело? Город, что ли, обязан содержать его байстрюков!