Оставшись у выхода, я припорошил шапку снегом и укрылся среди снежных глыб так, чтобы меня не было видно ни со стороны Годзиллы, ни откуда-либо ещё. В голове, не утихая, свербела паническая мысль, что сейчас у нас нет даже примитивного оружия, и первый встреченный нами биомех станет скорее всего для Тиберия фатальной проблемой. Я-то по старой привычке завсегда могу дать дёру и взобраться на какие-нибудь развалины. А вот нерасторопный и безоружный доктор являл собой потенциальную жертву даже для самого медлительного монстра…
Ладно, поживём — увидим. По крайней мере, я знаю одно место поблизости, где в скором времени будет валяться много бесхозного оружия и прочих необходимых для жизни вещей. И, если повезёт, мы туда обязательно вернёмся, несмотря на разлитые там лужи крови и разбросанные повсюду останки.
Намерения взломавшего лёд Годзиллы оказались предельно просты. Он вовсе не пытался добраться до воды, как я предполагал, а воспользовался прорубью подобно свинье, трущейся спиной о столб или угол сарая, дабы унять зуд. Уперев ковши ротора в скол ледяного панциря, исполин подался всем своим телом вперёд и провернул заклинившееся гигантское колесо в противоположную сторону. Черпак, который придавил катер, приподнялся вверх и выпустил его из своей железной хватки. После чего биомех отступил назад, вновь упёрся ковшами в край проруби и повторил процедуру. Затем ещё и ещё. И так около полудюжины раз. Угомонился же он лишь тогда, когда реверсивно вращающиеся черпаки в конце концов спихнули катер на край транспортера и сбросили «Ларгу» со стрелы.
Смекалистое чудо-юдо! И впрямь, где бы ещё оно отыскало сегодня в Новосибирске подходящий упор для очистки своего ротора? Все пригодные для этого складки местности сокрыты под снежной толщей. А проворачивать подобный механизм, толкая им руины, столь же глупо, как выпрямлять молотком гвозди на стеклянном столике. Сам Годзилла догадался направиться к Оби, или его надоумил на это повелевающий им загонщик, неизвестно, но процедура увенчалась успехом — многометровый речной лёд помог монстру разрешить щекотливую проблему. Ему осталось лишь починить роторную трансмиссию, и оживший экскаватор вновь будет во всеоружии.
Надо полагать, для этой цели он и пошагал через реку на восток, по направлению к тамбуру, дабы ближайшая пульсация отправила биомеха в Узел на капремонт. Надломанный лёд с треском раскалывался под конечностями монстра. Но его габариты и мощь позволяли не обращать на это внимания и форсировать замёрзшую Обь в режиме ходячего ледокола. А заодно — уничтожить доказательства злодеяний техноса, утопив в пучине и сброшенную исполином себе под ноги «Ларгу», и расшвырянные Гордиями останки чистильщиков.
Лишь кровавые следы на льдинах, проплывавших в кильватере бредущего через реку Годзиллы, да примёрзшие к ним кое-где фрагменты тел напоминали о том, что творилось здесь всего несколько минут назад. Только эти скупые улики и обнаружили пилоты трёх присланных в поддержку Хрякову вертолётов Ка-85 «Пустельга».
Они появились над Димитровским мостом, когда Годзилла, разрезав русло поперёк широченной прорубью, уже выбирался на правый берег Оби. Покружив над рекой, вертолётчики не обнаружили ни одной подходящей цели. Равно как и своих крымских товарищей, которые отправили на базу сигнал о помощи. Обстреливать же Годзиллу, скинувшего с себя главную компрометирующую его улику, было для «вертушек» лишь напрасной тратой времени и боеприпасов — гарантированно свалить таких тварей могли лишь бомбардировщики.
Садиться на берег пилоты Ка-85 тоже не стали. Из чего я мог сделать уверенный вывод: сейчас никто не подавал им сигналов, дабы привлечь внимание спасателей, не радировал «SOS» по индивидуальным каналам связи, и ничьи медицинские импланты не отправляли информацию о том, что их носитель ещё жив. Масляные разводы и пузыри на воде отчётливо указывали нынешнее местонахождение катера. Но лёгкие боевые вертолёты не были оснащены ботами-водолазами. И потому, зафиксировав на картах координаты, где утонула «Ларга», пашинцы дали напоследок над рекой ещё два круга и приняли решение возвращаться на базу.
«Пустельги» прилетали сюда для огневого прикрытия, а поскольку прикрывать и спасать тут оказалось некого, их задача могла считаться завершённой. Теперь гибелью керченских чистильщиков будет заниматься военно-следственная комиссия, но прибудет она сюда не ранее завтрашнего утра. Солнце садилось, и до наступления темноты оставалось около часа. А ночью в Зоне, да ещё зимой, поисками улик никто не утруждается.
Разгребая сугробы, Годзилла удалялся в глубь правобережья, и теперь я мог видеть только маячащую над снежными барханами верхушку его ротора. Вертолёты тоже скрылись с глаз, и я подумал было, что не увижу больше на берегу ничего интересного, как вдруг моё внимание привлёк появившийся невесть откуда вездеход: приземистая угловатая машина на широких резиновых гусеницах. Она подкатила к противоположной стороне перегородившей реку проруби и остановилась неподалеку от её края.
Судя по адаптивному камуфляжу брони и всего одной пулемётной турели, вездеход был разведывательным. Однако среди вылезших из него пятерых людей не оказалось ни одного военного. Я напряг зрение: да, верно — они были одеты в доспехи без каких-либо опознавательных знаков и вооружены армганами. Все, кроме одного. У этого ничем не примечательного субъекта в руке вместо оружия был длинный трёхметровый шест с набалдашником, величиной и формой напоминающим страусиное яйцо. Отдалившись от машины на десяток шагов, шестоносец вонзил своё орудие в снег навершием вверх и, отступив от него, скрестил руки на груди, явно чего-то ожидая.
— Занятно, — пробормотал я, даже не подозревая, чем занимается эта неопознанная компашка, которую не смущали ни плавающие в проруби человеческие останки, ни свежие пятна крови на снегу.
Хотя нет, одна догадка меня всё-таки посетила. И, желая поскорее её проверить, я подозвал к себе Свистунова…
Доводилось ли вам когда-нибудь видеть пребывающего в глубокой депрессии человека, которого заставили ползать по-пластунски? Зрелище довольно жалостливое и в то же время вызывающее невольную улыбку — это словно умерший клоун, уложенный в гроб прямо в цирковом гриме. Само по себе ползанье отнимало у Тиберия не так много сил, даже с учётом его сломанной руки. Но гримаса у него при этом была такой страдальческой, словно я заставил его елозить голым брюхом по битому стеклу с привязанным к спине мешком цемента.
Впрочем, когда доктор добрался до моей скрытой позиции, его настроение быстро переменилось. Нет, он не повеселел, но печать вселенского уныния у него с лица сошла, сменившись выражением опасливого любопытства. И чем дольше Свистунов пялился на отирающихся близ проруби сталкеров, тем опаски в его взоре оставалось всё меньше, а заинтересованности — больше.
— Есть какие-нибудь соображения, доктор? — в нетерпении заёрзал я, когда понял, что приглашенному мной на наблюдательный пост консультанту явно не терпится высказаться. — Это — они?
Кто такие, эти самые они, уточнять не потребовалось. Тиберий прекрасно понял, кого я имею в виду, и ответил мне уверенным утвердительным кивком.
— Я не видел Талермана с тех пор, как тот покинул «Светоч», — добавил он затем. — Но человек с манком определённо похож на Давида Эдуардовича.
— Ты имеешь в виду того типа, который воткнул в снег палку? — попросил я уточнения.
— Да, — подтвердил Тиберий. — Только не палку, а манок. Настроенный на определённую частоту мью-фон, который привлекает к себе автоны. Наши полевики используют такие… палки, когда им приходится работать вблизи металлорастений. Те сразу начинают тянуться к манку, как к магниту, и совершенно не замечают человека, даже если он встанет рядом с ними.
— А что, полезная в хозяйстве хренотень, — заметил я. — Вопрос лишь в том, где Умник — если, конечно, ты не обознался, и это он, — увидел здесь металлорастения?
— Если это он, — ответил Свистунов, — и если те твари, что сожрали наш «Лототрон», — Гордии, значит, я знаю, для чего Талерману нужен манок. Мигранты, которых создали для культивации искусственных автонов, также вполне могут слышать его сигналы.
— Всё ясно, — кивнул я. — Стало быть, по-твоему, это барин свищет своих борзых? Но кто его сопровождающие? Ты только глянь, какая у них техника! Не хуже, чем у военных.
Ответить Зелёный Шприц не успел, поскольку в этот момент к Умнику действительно подкатили уже знакомые нам два неистребимых железных клубка. Я проворонил, когда они слезли с Годзиллы — видимо, это случилось после того, как он сбросил с себя «Ларгу», — и где прятались от барражировавших над рекой вертолётов. Но сейчас Гордии и впрямь вели себя, словно покорные человеку, дрессированные псы.
Никто из охраны Талермана не проявил признаков беспокойства и вообще не сдвинулся с места. Мигранты, вновь принявшие удобную для перемещения по снегу, каплеобразную форму, остановились у манка, после чего Давид подошёл к ним, встал между ними и взялся производить какие-то манипуляции. Чем конкретно он там занимался, мы не видели, но его возня продлилась недолго. Завершив её, Умник вернулся к манку, выдернул его из снега, а затем нацелил набалдашник на грузовой отсек вездехода.
Кому предназначался этот указующий жест, выяснилось, когда оба Гордия подползли к машине, мгновенно приняли облик огромных амеб и, уцепившись ножками за борта, вскарабкались в кузов. Где столь же оперативно трансформировались в два одинаковых чёрных куба, ничем не отличимых издали от контейнеров для перевозки оружия или оборудования.
Впечатляющий цирк, ничего не скажешь. Особенно после всего того, на что мы сегодня насмотрелись. Даже не верилось, что эти безропотно исполнившие команду: «Замри!», хищники совсем недавно растерзали исследовательскую группу, два взвода солдат и остервенело рвали когтями броню катера. Будь у меня возможность, я тоже завёл бы себе парочку таких ручных зверушек и посмотрел, как поубавилось бы потом количество желающих покуситься на мои сокровища.