Десять лет назад отец откупился от Андриса новенькой квартирой и подкинул ему на карту приличную сумму, посчитав, что сделал для отпрыска более чем достаточно. Знал ли он – хотел ли знать? – что его сын в первые недели просто лежал на полу в этой самой ненавистной безжизненной квартире, которая словно душила его, сжимала надвигающимися стенами и потолком, придавливала неподъёмным чувством одиночества и вины? Он не ел, потому что не чувствовал голода. Не пил, потому что не ощущал жажды. Не спал, потому что боялся закрыть глаза – на него сразу же надвигался морок пережитого кошмара, и он снова и снова слышал умоляющий голос Марты… Он не выбирался даже на балкон, чтобы хоть немного подышать воздухом. Впрочем, это и хорошо, что мысль о балконе тогда ни разу не пришла ему в голову: скорее всего, он просто перевалился бы через перила, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. Хотя, возможно, даже на это у него не хватило бы сил…
Когда он впервые за много дней выполз на улицу, шатаясь от слабости и пугая прохожих своим видом, то сразу же упёрся взглядом в вывеску какого-то заштатного туристического офиса. Мысль уехать отсюда, сбежать хоть ненадолго показалась в тот момент единственно правильной, и ноги сами повернули в сторону входа. А ещё через полчаса он выходил оттуда с оплаченным туром в Индию, в один из самых известных гималайских ашрамов…
Нет, эта поездка не исцелила его вмиг от боли, он не забыл начисто обо всех своих проблемах, как обещал ему ушлый паренёк-туроператор с хитрым взглядом. Но всё же три недели, проведённые в ашраме среди чудаковатых людей, которые пели мантры, поклонялись каким-то странным божествам, жгли благовония и занимались медитациями, помогли Андрису потихоньку начать дышать. Никому не было дела до того, какая беда привела его сюда – у всех там были свои собственные печали и заботы. Кто-то банально бежал от проблем, кто-то пытался постичь смысл жизни и духовно перезагрузиться, кто-то просто дико устал и хотел отдохнуть, кто-то был тяжело болен… Вместе с ними Андрис снова учился жить и чувствовать, различать цвета, запахи и вкусы, радоваться незначительным на первый взгляд, но таким важным мелочам: рассвету, пению птиц, шуму горной реки, блеянью овец, сладости спелого сочного яблока…
Вернувшись в Москву, Андрис уже знал, чем планирует заниматься в будущем: он решил открыть собственную туристическую фирму. Отец отнёсся к этой задумке скептически, но по большому счёту не возражал, полагаясь на народную мудрость: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Он помог сыну со стартом, познакомил с важными и нужными людьми… и, к его тайному удивлению, Андрис не просто не профукал собственное дело, но даже довольно быстро пошёл в гору. Он буквально загорелся работой, нырнув в неё с головой.
– Ну всё, хватит, – с силой проведя по своему лицу ладонями, словно стряхивая наваждение, Аля решительно прервала поток воспоминаний. – Тебе нужно поесть. Ты давно сидишь голодный, а еда уже совсем остыла!
Анрис покачал головой.
– Как-то… перехотелось.
– Ещё чего! – возмутилась она. – С ложечки прикажешь тебя кормить?
Он улыбнулся.
– Как ты себе это представляешь?
– Очень даже просто – ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за Алю… – она пожала плечами.
– Ну, если только ложечку за Алю, – он снова улыбнулся.
– Не дури, Петухов, – сказала она ему серьёзно. – Ты практически не спал этой ночью и ничего не ел со вчерашнего дня. А сегодня в лагерь заселяется первая партия туристов… ты должен быть бодр, весел и резв, как юный барашек.
– Спасибо, что не козёл. Ты поедешь со мной или останешься здесь, отдохнёшь денёк? – всё-таки принимаясь за еду, спросил он. – Тебе тоже не мешало бы отоспаться.
Аля смутилась.
– Ну, если можно, то… я и в самом деле хотела бы остаться. Справитесь там без меня?
То ли Андрис ожидал другого ответа, то ли просто был уверен, что Аля поедет в лагерь с ним вместе… Однако он быстро взял себя в руки и, подавив промелькнувшее во взгляде разочарование, коротко кивнул:
– Справимся.
– Не обижайся, – она коснулась его руки. – Мне просто надо… побыть одной.
– Я понимаю.
– Да ни черта ты не понимаешь! – возмутилась она. – Что я, не вижу, что ли? Ведь наверняка уже напридумывал, будто меня так напугал твой рассказ, что я спросила саму себя: “На фига мне эти сложности?” – и решила по-тихому слиться.
– А разве это не так? – осторожно уточнил он. – И я даже не могу тебя винить, потому что… вывалить на девушку всё это дерьмо из своего прошлого – так себе способ ухаживания, знаешь ли. Мало кто примет такой багаж… тараканов в голове.
– Дурак ты, – Аля обняла его, чуть не расплескав суп. – То, что между нами произошло… я ни капли не жалею об этом и безумно хочу продолжения. Я не врала, когда говорила, что мне с тобой очень хорошо. Ничего не изменилось. Ну а то, что ты мне рассказал… я просто должна это переварить в спокойной обстановке, понимаешь?
– Понимаю. Правда понимаю, Алечка.
– Это… – она хрустнула пальцами, – слишком сильные впечатления и эмоции, сперва мне нужно самостоятельно с ними разобраться. А дальше… дальше будем разбираться вместе.
Он поймал её руку, прижал к губам.
– Ты не должна разгребать все эти авгиевы конюшни у меня в голове. Я сам справлюсь. Поверь, для меня и так очень много значит то, что ты выслушала и не сбежала в первую же секунду.
Она приблизила свои губы к его уху и зашептала горячо и убеждённо:
– Я же обещала тебе, что никуда не исчезну и не уйду.
Андрис закрыл глаза, словно напряжение наконец его отпустило.
– Спасибо… На самом деле, ты единственная, кому я это рассказал. Сам не знаю, что на меня нашло.
– А Ксюша? – спросила вдруг Аля, прищурившись. – Она ничего не знает?
– Ксюша? – он нахмурился. – Нет, с ней я об этом никогда не говорил. А при чём тут она?
– Мне показалось, что у вас очень близкие отношения. Ведь у вас с ней что-то было? – Аля захотела услышать это ещё и от Андриса.
– Было, но уже очень давно. Так… ни к чему не обязывающий секс, больше для снятия напряжения.
– Но она так много знает о тебе… она бывала у тебя дома, знакома с твоими родителями…
– Она моя помощница, мой старый друг, – он пожал плечами. – Честное слово, тебе совершенно незачем переживать на её счёт.
Хотелось бы Але так же твёрдо быть в этом уверенной…
Впрочем, сразу же после ухода Андриса она собиралась заняться этим вопросом вплотную.
– Аля, ты? – голос секретарши звучал удивлённо, но без враждебности. – М-м-м… Как дела? Слышала, ты чуть было не потерялась там… Я очень за тебя волновалась.
– Всё хорошо, не стоит беспокоиться, – вежливо отозвалась Аля, поборов искушение ехидно поддеть: “А ты, наверное, молилась всем богам, чтобы меня не нашли?”
– Я… рада. Но почему ты звонишь? – в интонации Ксюши по-прежнему прослеживались отчётливые нотки удивления: закадычными подружками они не были, а с поручениями в московский офис позвонил бы скорее сам Андрис.
– У меня к тебе разговор. Деликатный, – поколебавшись, призналась Аля.
– Даже так… – протянула секретарша. – Ну хорошо, у меня есть десять-пятнадцать минут свободных, давай сразу к делу.
– Скажи, почему ты летаешь с Андрисом в Латвию каждое Рождество?
В трубке повисло растерянное молчание.
– Хорошо, немного помогу тебе и сформулирую вопрос иначе: Рождество – семейный праздник. Но ты не имеешь отношения к семье Андриса и не являешься его невестой или хотя бы просто девушкой, ведь правда?
– П-правда…
– В таком случае, что ты там забыла?
– Андрису… необходимо моё присутствие, – после заминки наконец растерянно ответила Ксюша. – Ему нелегко даются поездки к матери. Я всего лишь… ну, что-то вроде группы поддержки.
– Почему нелегко даются? – Аля ухватилась за эту фразу.
– А почему тебя это интересует? – в свою очередь полюбопытствовала Ксюша.
– Честно? Насколько я успела понять, у Андриса не такие уж тёплые и доверительные отношения с матерью, чтобы прилетать к ней каждый год, словно примерный сыночек, для идиллического семейного застолья.
– Ты права, – признала Ксюша, – мне их отношения вообще не кажутся тёплыми. Андрис всякий раз словно… повинность отбывает. Но его мама, она… такая, знаешь, творческая личность, вся какая-то нездешняя, возвышенная… похоже, она искренне не замечает, как тяготят его эти ежегодные поездки.
– Зачем же он каждый год соглашается туда летать? – удивилась Аля. – Мог бы просто сказать ей, что занят на работе.
Ксюша несколько мгновений собиралась с мыслями.
– Ты знаешь, есть кое-что ещё. Я, к сожалению, не могу сказать наверняка, но… мне порой кажется, что Андрис специально наказывает себя этими поездками.
Аля нахмурилась.
– Наказывает?
– Ну да. Что-то вроде: “Не хочу туда лететь, мне там будет плохо, но я должен это вытерпеть”. Только непонятно, во имя чего… Ещё и на кладбище обязательно ходит.
– На кладбище? – Аля ахнула.
– Угу. Понятия не имею, кто там у него, меня он с собой никогда не звал, я пыталась как-то ненавязчиво спросить, но он ловко уклонился от ответа. Ну, я больше и не стала лезть в душу… неудобно. Может, какие-нибудь родственники по материнской линии там похоронены. Бабушка, дедушка… не знаю.
“А вот я, кажется, знаю…” – подумала Аля, мысленно добавляя в картинку ещё один недостающий кусочек пазла. Господи, насколько же глубоко надо погрузиться в чувство собственной вины, чтобы снова и снова подпитывать его этими поездками в Латвию, бесконечно казнить себя за случившееся и с упорством мазохиста не позволять воспоминаниям себя отпустить?..
– Спасибо тебе, Ксюша, – медленно произнесла она, обдумывая услышанное. – Ты помогла мне многое понять, правда.
– Всегда рада помочь, – растерянно откликнулась та, явно не ожидая такого поворота в разговоре: видимо, подспудно готовилась к выяснению отношений в духе: “Что у тебя с Андрисом, сучка крашеная?”