– Хорошо, уговорили. Тырьте; если что – я за вас вступлюсь перед командованием, – с усмешкой согласился Абдуллин.
– Размеры столиков у вас есть? – деловито спросил красноармеец, он же и плотник.
– Чем больше, тем лучше. Но я так понимаю, что это будет зависеть от размеров добытого вами ящика? Так каморы будут два на два метра с заглублением в полтора метра. Сейчас сюда землекопы придут, к вечеру все обустроим и обшивку стенок жердями сделаем, так что с утра можно будет уже и приступить к работе.
– Понял, сделаю, – кивнул Семенов и отправился делать в кои-то веки нормальную мебель. Конечно, это было непросто, но топор у него имелся, а дальше все уже пошло легче.
Утром работу принимал пышноусый. Пахло свежей землей, бугор был весь изрыт и выглядел, на вкус Семенова, как три пулеметных гнезда с кривыми ходами сообщений. Успели и жердями стенки обшить и веток на дно накидать: в общем, смотрелось вполне прилично. В сторонке была выкопана яма, словно бы под блиндаж, но туда уже сейчас сгружали с подводы плоские, но емкие железные чемоданчики с ручками, в каждом из которых лежало по три зеленых тушки минометных мин.
– И никак меньше пяти кило? – траурным голосом спросил пышноусый у Абдуллина.
– Для надежности поражения лучше бы шесть или восемь. Мы вместе прикидывали с ребятами, – кивнул на Середу техник-лейтенант.
Тот как раз любовался аккуратными столиками. На поверхности одного из них легко читалась немецкая надпись: «Говяжья тушенка. 90 порций».
– Ну что ж делать. Дерзайте. И это… – Командир внимательно посмотрел на Абдуллина, Хренова и прочих присутствующих.
– Слушаю? – изобразил внимание техник-лейтенант.
– Постарайтесь, сынки, чтоб оно бахнуло там. А не тут. Не охорчайте меня.
– Так точно! – козырнул пиротехник.
– И еще: после обеда подойдет комвзвод-два, покажете ему свое хозяйство, обховорите, чтоб была возможность, в случае чехо этохо, использовать как взводный участок обороны. Хорошо нарыли. Надежно. Молодцы!
– Служим трудовому народу! – нестройно, зато громко рявкнули присутствующие.
Командир не по-военному кивнул и двинул в лагерь.
Подъехала вторая подвода, и совершенно неожиданно благодушный Абдуллин завопил как резаный:
– Нар сак![165]
Но опоздал – бойкий дуралей-возчик ухитрился уронить с телеги сразу несколько боеприпасных ящиков. Еще пара ящиков шмякнулись, когда испуганная криком лошадь дернула телегу.
Раньше всех сориентировался Середа и завопил на очумевшего от такого поворота событий возчика:
– Танцуй отсюда вальсом, гульфик привязной!
– Та я мерекувал… – начал оправдываться «водитель кобылы».
– Вали, говорю, пока ветер в морду без камней!
Тут к сержанту присоединились все остальные, которые чуток растерялись было, и каждый по-своему отреагировал на падение ящиков с боеприпасом – кто зажмурился, кто присел, кто спиной повернулся, а кто так и стоял – с открытым ртом. Теперь все дружно заорали и пару оплеух балбес отхватил. Подоспевший со следующей телегой бурят крепко схватил под уздцы напуганную животинку, и больше ящики не сыпались.
– Эти в сторонку отложите, – заявил успокоившийся техник-лейтенант, показывая на упавшие.
– Мне пару ящиков от мин надо. Заменить деревянный, – сказал успокаивающемуся пиротехнику Семенов.
– Вечером приходи, освободятся, – отозвался техник-лейтенант и тут же попросил сделать в «плавильне» нары для спанья. По его круглой физиономии видно было, что он что-то придумал.
Сделать нары из жердей проблемой не было, но в кои-то веки проснулось любопытство. Спрашивать старшего по званию было неловко, а вот подвернувшегося под руку Хренова боец тормознул.
– Не учли, что источник нагрева у нас тут – костер. Такая схема на примус рассчитана, а примус нам не дают. Придется на костерке, а костерок в яме горит плохо. Мы вон там местечко присмотрели: и укромно, и огонь видно не будет, и вода рядом. Опять же тут в минах чистый тол, так что выплавить несложно будет, да и нужно его килограмм шесть всего.
– Лихо ты в этом разбираешься, – удивился Семенов.
– Так мы на гражданке вместе работали, призвали нас обоих вместе, мы ж так вот и ездили. Я всякого насмотрелся, даром что шофер.
– Слушай, а этот твой пиротехник – он как? Серьезно разбирается?
– Видал бы ты, как мы в Киеве старую фабричную трубу аккуратно уложили! Филигранная работа была – так в газете и написали! – вроде как даже чуточку обиделся Хренов.
– Да ты не думай, мне ж интересно все-таки. Я ж понимаю, что не пустяк дело – из одного боеприпаса другой сделать, – пошел на попятный Семенов.
– Строго между нами – ничего сложного. Все очень-очень просто. Ведро с водой ставишь на костер. Туда – в воду – снаряд; конечно, вывернув взрыватель. Когда снаряд нагреется, тол начинает плавиться, так внутри корпуса снаряда и плещется. Бери да разливай. Шашку толовую можно сделать любой формы – в какую формочку нальешь, та и будет. Но тут есть момент один – кроме пиротехника специально обученного, этого никто не сможет делать, – заговорщицким голосом поделился Хренов.
– Погодь-погодь, ты ж сам сказал, что все очень просто? – удивился растерявшийся Семенов.
– Просто – технологически, – козырнул знаток взрывного дела незнакомым сложным словом, – зато сложно химически. Это если чистый тол, все просто. Но кроме тола всякой погани полно разной: и пироксилин, и мелинит, и пикриновая кислота, и ксилил, и «французская смесь», – вывалил ворохом на голову собеседнику массу всякого загадочного Хренов. И горделиво полюбовался произведенным эффектом.
– И что тогда?
– А тогда будет как в сказке про лису и петуха – полетят клочки по закоулочкам, – со значением закончил Хренов.
– Ишь ты, как оно все… Ладно, надо нары делать. Спать тут будете?
– А почему нет? Без отрыва от производства, как говорится. Только навес сделать – и вполне себе жилье, пока землянки не оборудуют.
Семенов специально остался посмотреть, как пойдет у пиротехников священнодействие, благо не гнали. Да и Середа тут же крутился, ему тоже было любопытно. Абдуллин, немного рисуясь перед зрителями, повыкручивал пальцами черные конусные взрыватели из мин, аккуратно обернул каждый в тряпочку и сложил отдельно, в пустой цинк от патронов. Почитал заковыристые надписи на минах, сверился с второй своей книжечкой, «Пиротехнические материалы», которую хранил как зеницу ока. Удовлетворенно кивнул – тол в минах оказался без всяких эрзацных примесей. Потом открутил оперенные хвостовики, тушки мин аккуратно уложил в ведро с водой, словно уху из мин варить собрался, и Хренов поволок ведерко туда, где горел небольшой, почти не дававший дыма костерок.
– Посолить, поперчить, добавить лаврового листа – получится минометная уха, – пошутил Середа.
– Оно бы хорошо, если тот состав соль повезет, – вздохнул пиротехник, поглядывая на солидные карманные часы. На крышке Семенов успел прочесть только; «Тов. Абдуллину за образцовое выполнение…» – а вот дальше не успел.
– Нам бы и сахар сгодился, – отозвался артиллерист.
– Да нам бы все бы сгодилось. Ну почти все, – вздохнул пиротехник.
– А вот гусятины я уже вроде как и наелся.
– Так этих гусей фрицы рановато забили. Гуси еще жира не накопили, – раздался уверенный голос из-за спины.
Обернулись. Увидели коренастого партизана-разведчика, держащего в руках ржавое ведро и еще какие-то странного вида емкости.
– Вот, как сказано: под плавленный тол всякое, – свалил свой груз разведчик.
– Очень хорошо, – обрадовался техник-лейтенант. Стал придирчиво рассматривать этот хлам – и тут его оторвал от этого увлекательного дела паренек-посыльный, в срочном порядке вызвавший Абдуллина к командиру, да еще и с Середой впридачу. Оба переглянулись и с достоинством, но поспешно двинулись в лагерь. Семенов глянул им вслед.
– У нас в Сибири гусей бьют ближе к середине декабря. До конца октября – начала ноября, до установления постоянного снежного покрова, птица еще на выпасе… То есть сама ходит: значит, жир не особо нагуливается. Далее ее запирают в сарай и скармливают кучу всяких сельхозочисток, ботвы и некондиции – свекла, морква, капуста и прочее. Вот тогда-то гусь и набирает самый жир. За полтора-два месяца птица добирает еще порядка четверти веса. А вот утка под нож идет на три-четыре недели пораньше – она гораздо прожорливее, и смысла ее столько кормить нету, – рассудительно пояснил коренастый разведчик.
– Ишь ты, куда тебя занесло! – удивился Семенов.
– А ты, что ли, местный? Говор-то у тебя не тутошний, – усмехнулся разведчик.
– Куда мне… Тоже с эшелоном приехал. Вот у нас гусей не держали. Утки были, да по мне курица лучше. Еще кроли у нас были, только сена им надо – козу держать выгоднее, – степенно сказал боец.
– Коза – да, в хозяйстве хороша. Только смотреть надо, чтоб осину не грызла, зараза, а то молоко пить нельзя, горькое такое. Но коза – она животина разумная, озорная, а гусь все же вкуснее. Только его готовить надо не спеша. И с кислой капустой лучше. Вот утку – ту с яблоками можно, а гуся лучше уж с гречей, – пустился в кулинарные рассуждения разведчик.
Семенов не стал спорить, и коренастый с чувством рассказал, как гусей коптить, как гусей вялить, как гусей варить и как гусей тушить… Видно было, что таким образом рассказчик примиряет себя с той едой, что ему доставалась теперь.
Подошел Хренов, потоптался рядом, озабоченно озираясь по сторонам.
– А где все? – спросил он.
– В штаб позвали, – отозвался Семенов, и разведчик продолжил про готовку гусей, упирая теперь на то, что и суп с гусем, и даже пельмени с гусятиной – кушанье замечательное и достойное всякой похвалы. Когда он запел соловьем про груздянку с гусем – прибежал тот самый шебутной посыльный, схватил, словно чемодан, ящик с минами и, пыхтя, убежал, проигнорировав вопросы, заданные всеми тремя красноармейцами практически одновременно.