Простреленный навылет салабон стал совсем маленьким, словно шарик сдувшийся, дите дитем.
– Боляче… пече… – жалобно пролепетал раненый.
Он дрожал всем телом, как промокший щенок, и смотрел круглыми, молящими глазами.
«Прям лемур какой-то, а не человек», – подумалось Лехе. И чувствовал он себя при этом крайне неловко. Вроде как надо что-то делать, а что – неясно. В общем, это чувство у него тут часто возникало, только сейчас стало острее.
Тяжело топоча, прикатился Стукалов, с места в карьер кинулся осматривать пацана.
Одобрительно кивнул, оглядев повязку. Обругал того, кто тут зачем-то воду лил, спросил про кашель, хмуро кивнул.
– Ну что? – спросил комиссар.
– Профессора звать надо. Хирургия тут, – мрачно ответил разведчик.
– А ты не сможешь? – поинтересовался помрачневший командир отряда.
– Нет. Я ж только курсы красных лекпомов закончил, а тут послойно шить, да и легкое задето, пневмоторакс[168]. В лагерь его надо, – уверенно ответил Стукалов.
– Та-а-ак… Сам потащишь?
– Куда деваться. А, вот и носилки!
Леха словно проснулся и выдал, немного неожиданно даже для себя:
– На тот бок его класть надо. На раненый бок!
– С чего это? – удивились присутствовавшие.
– Нам врач говорил. Про Нельсона рассказывал; дескать, с раной в легкое нельзя на здоровый бок класть – дышать не сможет, давит это… сердце и кровища на единственное легкое, вот Нельсон и помер, – излишне торопливо доложил менеджер.
– Какой еще нельсон? – удивился Стукалов.
– Адмирал английского флота, погиб в Трафальгарском сражении, – сказал всезнайка-комиссар.
– А… я-то про борьбу подумал. Одиночный нельсон, двойной[169]… Ну ладно, давай его на бок аккуратненько, на бок, да, на тот, где дырка. Писарь дело сказал, вполне логично выходит!
– Боляче!.. – охнул мальчишка.
– Терпи, казак, атаманом станешь, – очень привычно выдал Стукалов.
Тут подошедший Бендеберя накрыл скорчившгося мальца незнакомым кителем темно-синего сукна. Леха с удивлением увидел на рукаве нашитый канителью золотой паровоз.
– Зема, ты пригляди за кительком, чтоб не попятили, – попросил ефрейтор.
– Я с Сибири, – усмехнулся мимолетно Стукалов.
– Так рядом – два лаптя по карте, – ответно блеснул зубами Бендеберя.
Разведчик кивнул, взялся за ручки носилок, прикрикнул на напарника, они легко подняли тшедушное тельце и затопали в лес.
– Так не к месту! – удрученно сказал комиссар, глядя им вслед.
– А припрется если еще поезд – будет нам на орехи еще больше, – сказал как обрезал пышноусый. И послал Леху за комвзводами, подрывниками и лейтенантом.
Обратно потомок прибежал злой и грязный: не разглядел в темноте, что из вагонов ухитрились как-то уголь частью ссыпать, навернулся на первой же куче, разъехавшейся под сапогами.
– Какие предложения будут? – спросил прибывших пышноусый.
Комвзводы переглянулись. Тот, что первый, доложил:
– С паровоза воду слили, уголька в топку подкинули, должно трубки насухо попортить. Уголь, сколь могли, вывалили – там полувагоны, так что открыли ссыпные люки, большая часть угля уже на полотне. Полили мазутом, готовы поджечь. С цистерной хуже… Разве что винтовочным огнем дыр наделать да опять же поджечь.
– Облить мазутом и поджечь тот уголь, что на паровозе, облить и поджечь вагоны снаружи – и пусть горят, – сказал толковое комиссар.
– Мазут не горит. Я помню свои детские мучения с попытками поджигания этого дерьма. По мне, так проще и уверенней поджечь чисто деревянный вагон. А чтобы поджечь облитый мазутом крытый вагон, то надо сначала под ним костер развести, – вмешался Березкин.
– В чем проблема? Доски от этого же вагона, сухой уголь из тендера – и вперед. И мазут горит, особенно если его раскочегарить. А с углем – тем более, – возразил комвзвод.
– Не загорится, – возразил лейтенант.
– А рассыпать и обливать-поджигать уголь – хрен нам времени хватит. Может же и еще поезд поехать какой, – тревожно заметил комиссар.
– Загорится уголь – хорошо. Не загорится – черт с ним, им все равно придется его перегружать, а он еще и просыпан широко – вообще отлично получилось. Потом будут там на топку печей собирать. Немцам сейчас освободить пути важнее. А вообще – нам валить надо отсюда подобру-поздорову, – немножко нервно сказал комвзвод-один.
– Второй взвод, разхрузку вахона закончили?
– Попугивается народ, осторожничает, после самострела-то. И винтовки – дерьмо, все неисправные, зря возимся. Вот представьте себе: у одной винтовки казенник развален, у второй ствол погнут, у третьей в затвор пуля прилетела. И все это в грязи, крови и прочем. Такая вот «халява». Кто и как эту «халяву» ремонтировать будет, если даже тисков и инструмента близко нет? – пробурчал другой комвзвод.
– Машеров! Подойди-ка! – окликнул пышноусый степенного партизана, возившегося в вагоне со станками.
– Слушаю!
– «Мосинки» из этих ломаных собрать сможем?
– Даже я соберу. И не одну, – отозвался тот.
– А другие наши?
– «Мосинки» – запросто соберут. Тем более что запчастей еще найдем. Тут к тискам еще кое-что полезное нашли.
– Значит, так – все винтовки достать! Ефрейтор, пособите этим хлопцам, чтоб не пострелялись еще! И коробки шибче вытаскивайте!
Бендеберя козырнул, полез на вагон.
– Машеров, а что насчет поджоха ухля скажете?
– Идея попытаться сжечь уголь очень хорошая, поджигать надо в нескольких местах: если разгорится, то немцы сначала замумукаются тушить горящий состав, после тушения – разбор завала, потом восстановление пути, это если мазут еще не подхватится; короче, дня два-три точно этим участком дороги немцы пользоваться не смогут, – уверенно ответил тот.
– И как быстро они сюда могут нагрянуть?
– По моим прикидкам – у нас еще часа три есть. Потом может прикатить дрезина с патрулем или что еще похуже. Свезь между ближайшими станциями у немцев есть, факт пропажи состава будет отслежен оперативно и с довольно высокой точностью. Дальше по идее должен прийти ответственный за этот путь железнодорожный патруль.
– Товарищ Абдуллин, вы можете помочь с цистерной и ухлем?
Техник-лейтенант выступил из темноты. Все оценили здоровенную кожаную кобуру с пистолетом, весомо оттянувшую его поясной ремень. Смотрелось внушительно. Вид у пиротехника был соответствующий – этакий скромный герой.
– У меня три заряда, на цистерну и паровоз хватит. А вагоны мы и углем покалечим, невелика невидаль уголек поджечь.
– Отлично! Надо разхрузку концентратов убыстрить. Всех свободных людей сюда!
– Можно было бы дыру в стенке вагона прорубить, проще тягать будет.
– Действуйте!
Боец Семенов
– Ну як там? – встревоженно спросил его из темноты ломающийся голосок.
– Гнидо, сто раз тебе говорилось – не шуми, когда в секрете лежишь! – укоризненно заявил кто-то добротным басом.
– Нормально там, меня вам на замену прислали, – сказал в темную массу кустов боец и поправил свой пулемет.
– Что так?
– Руки нужны, там концентратов полвагона да винтовки, а времени мало. Надо хотя бы в лес утащить от дороги, так что валяйте, разомнитесь. Если что – я с пулеметом прикрою.
– Далеко в темноте не утащишь, а утром фрицы по-любому явятся и по протоптанной тропинке все и найдут, – с сомнением заявил бас, впрочем говоря уже на ходу и не теряя зря времени на долгие сборы.
– Да сообразили уже, послали гонца из лесовиков всех из лагеря вывести поближе, чтоб помогли таскать. А бегать будут все разными путями, чтоб не топтать сильно, – объяснил Семенов.
– Поломают они ночью себе руки-ноги, – заявил удаляющийся бас; хруст гравия под сапогами затих, и Семенов остался в кустах при дороге один.
Рельсы тускло бликовали и в общем позиция была хороша, с добротным обзором и малозаметной промоиной за спиной – очень удобной, по которой можно было бы свалить в лес безвозбранно. Странно, но красноармейцу сейчас даже хотелось, чтоб от немцев на подмогу поезду прибыла дрезина. Диверсий в районе на «железке» еще не было, стало быть, немцы непуганые, бронепоезд сразу не пошлют, а вернее всего, как толковал Киргетов, причапает дрезина – этакое странноватое самоходное средство, тележка с колесиками и моторчиком, годная для езды по рельсам. И будет на дрезине сидеть пяток гансов с пулеметом. И с фонарями. Как в витрине городского магазина. И можно будет резануть по ним так, чтоб одной очередью всех покалечить, с того края начав. Если кто и успеет спрыгнуть – так на эту сторону, тут его и добрать. И будет тогда у Семенова нормальный пулемет, к которому есть патроны и новые добыть можно. А у рачительного командира отряда будет возможность погордиться, что вот – два пулемета, причем один – бессменно на охране штаба. Потому как пяток патронов останется, механическая «виталька» получится.
Тут боец тихо ухмыльнулся.
Ждать Семенов умел, причем так, чтобы и все видеть-слышать, и о своем подумать, но при этом не размечтаться и бдительность не потерять.
Как всегда – о доме своем вспомнил, о жене, дочке. Большая уже доча выросла, наверное, пока он тут в армии служил. Красавица растет, в мамку. И умница. Сыновей бы еще завести, без сыновей-то в старости плохо будет. Дочка-то – фьють замуж и будет жить бог весть где, а с сыновей толку больше, да и в хозяйстве – помощники.
Тут красноармеец помрачнел: далеко слишком загадал, а было уже у него суеверие такое или примета – не стоит далеко планировать и пореже надо вообще о будущем своем загадывать. Не буди лихо, пока оно тихо! Вон сержант Кагамлык в кармашке гимнастерки держал три гривенника – дескать, как вернется домой, прямо с вокзала позвонит на работу жене, что – вот, прибыл, живой-здоровый. И даже предусмотрительно прикинул, что, если одну-две монетки аппарат и съест (а на вокзале телефон-автомат всегда капризничал), – он все равно дозвонится. А вместо этого прилетел ему в грудь, п