Лёлишна переглянулась с Эдуардом Ивановичем и ответила:
— Садись, дедушка. Валерьянки ты не получишь.
— Справедливое решение, — сказал Эдуард Иванович. — Выпейте лучше стакан чаю с сахаром.
— Так, так, — продолжая стоять, произнёс дедушка. — Вы против меня. Вдвоём. Понятно. О чём вы шептались? Отвечайте честно.
Опять переглянувшись с Лёлишной, Эдуард Иванович сказал:
— Отвечаю честно. Я убеждал Лёлю стать моей ученицей.
Дедушка сел.
— За несколько дней я хорошо изучил её, — продолжал Эдуард Иванович, — мне нравится…
— Феноменально! — перебил дедушка. — Вы специально приехали сюда на гастроли, чтобы увезти мою внучку! Сломать мою жизнь! Один вопрос: в какую больницу вы собираетесь меня положить, чтобы я не мешал вам? — Он вскочил. — А может быть, сделать проще? Бросить меня в клетку к вашим долгогривым? Они не будут меня долго мучить. В отличие от вас.
— Спать ты сейчас, конечно, не будешь, — сказала Лёлишна. — Тогда поговорим. Откровенно. Как взрослые люди. Милый дедушка, ты знаешь, как я тебя люблю. Люблю, — повторила она, когда он попытался что-то возразить. — И я никогда тебя не брошу. И это ты знаешь. Но…
— Не надо «но»! — взмолился дедушка. — Давай жить без этого «но»!
— Но я ещё не успела ничего сказать!
— И не надо! — радостно посоветовал дедушка. — Не надо ничего говорить. Идёмте спать… Почему вы оба молчите? Почему вы, Эдуард Иванович, молчите?
— Я собираюсь идти спать, — ответил Эдуард Иванович, — завтра у меня утренняя репетиция. А о нашем разговоре Лёля расскажет вам сама. Спокойной ночи.
И он ушёл.
— Может быть, и мы пойдём спать? — спросила Лёлишна.
— Что ты! — со вздохом отозвался дедушка. — В таком состоянии…. Что ты задумала? И почему ушёл Эдуард Иванович? А! — Дедушка хлопнул себя ладонью по лбу. — Ему стыдно смотреть мне в глаза! Да?
— Пожалуйста, не стукай себя так сильно, — сказала Лёлишна. — Голова заболит. Эдуард Иванович ушёл потому, что считает меня взрослой. И ещё — самостоятельной. Он говорит, что я сама могу решать сложные жизненные вопросы.
Тебе надо сначала успокоиться, дедушка. А потом мы с тобой поговорим.
В конце концов дедушка согласился лечь в постель. И не успел он снова начать разговор, как Лёлншна тихонько запела:
— А в январе — январь,
В феврале — февраль,
В марте — тоже март,
В апреле — апрель…
И где-то в ноябре дедушка заснул. А Лёлишна ушла на кухню, села у окна.
Уже начинало светать.
Да, Эдуард Иванович сказал, что она уже взрослая, самостоятельная, может решать сложные жизненные вопросы. И предложил ей стать его ученицей. Но — дедушка. Он не может переезжать из города в город.
А в ушах Лёлишны звучал цирковой марш. Стоило закрыть глаза, как она видела залитую ослепительным светом арену… И если Лёлишна сейчас заплакала, то никто не видел.
И вот фокус Григория Ракитина! Такого ещё никогда нигде не было! Предпоследний номер нашей программы!
Во дворе дома, где жили Владик с Ксенией Андреевной, с утра появились незнакомые люди. Они приехали на двух грузовиках. А в кузовах были всякие диковинные вещи: какие-то мачты, колёса, разноцветные бочки, разноцветные доски…
— Что такое? — спросила Ксения Андреевна.
— Не знаю, — сказал Владик, хотя и знал, в чём тут дело, но обещал до поры до времени ничего не рассказывать маме.
А я вам сразу объясню. Незнакомые люди протянули через двор огромное полотнище. На нём было написано:
Придумал это, как вы уже догадались, Григорий Васильевич. Он рассказал своим друзьям артистам о Ксении Андреевне, и они согласились участвовать в представлении в свой выходной день.
Сами понимаете, что народу собралось видимо-невидимо. Сидели даже на крышах. Заполнили все балконы. И дело не в том, что представление было бесплатным. Дело в том, что оно было необычным.
Конечно, не все номера удалось показать. Например, нельзя было привести львов. Но всё остальное — как в настоящем цирке. Вместо звонка повесили колокол. Бом! Бом!
Оркестр заиграл марш. Вышел ведущий и сказал:
— Сегодня мы выступаем в необычной обстановке. Необычен сегодня и повод для нашего выступления. Представление мы посвящаем Ксении Андреевне Красновой, которую многие из вас, вероятно, знают. Из-за болезни она не смогла прийти в наш цирк. Мы пришли к ней!
Тут вышли все участники программы и хором сказали:
— Здравствуйте, Ксения Андреевна!
— Ура! — закричали все зрители.
Ксения Андреевна сидела в кресле, которое вынесли на балкон.
— Итак, — сказал ведущий, — первым номером нашей программы…
И началось представление.
Почти каждый номер приходилось повторять — так здорово аплодировали зрители.
А после представления устроили танцы. А мальчишек и девчонок катали на Аризоне. Весело было!
И вот — последний номер нашей программы!
Вечерами, когда Эдуард Иванович был в цирке, ребята собирались у Лёлишны. Они играли в лото и домино, а больше — спорили. То есть не спорили, а ругали Лёлишну.
— Обзываться нельзя, — негодовал Виктор, — а то бы я тебя обозвал знаешь как?
— От такого дела отказываться! — вторил Владик. — Да если бы он меня взял! Я бы от радости выше дома подпрыгнул!
— Мне вот дрессировщиком быть нельзя, — мрачно говорил Петька, — я на арене уснуть могу.
А дедушка сидел весёлый-весёлый, изредка произносил:
— Ничего, ничего, всё будет в порядке.
Вечером пришёл Горшков. Сначала ребята его даже не узнали: он был в штатской одежде. Был он мрачен и даже немного зол.
— Ерундистика получается, — сказал он, молча выпив четыре стакана чаю без сахара. — Сплошное безобразие.
— А что? — спросили ребята и дедушка.
— Ужас, — ответил Горшков и залпом выпил пятый стакан чаю без сахара, — Стыдно сказать, но почти каждый вечер я в цирк хожу. Добровольно.
— Да ну?! — поразились ребята и дедушка.
— Почти каждый вечер, — повторил Горшков, — а вернее, каждый свободный от работы вечер. Тянет меня туда. Понял я, в чём дело. Отдыхать в цирк народ ходит. Сил набираться для завтрашнего трудового дня. Сидит зритель, смотрит на Эдуарда Ивановича и думает: силён, значит, человек! Вон львов не боится, а я хулигана позавчера испугался. Тоже вроде бы воспитательная работа получается.
— Эх, вы! — с укором и сожалением бросил дедушка. — А я разлюбил цирк. Он чуть не разлучил меня с внучкой. Хорошо, что у неё феноменальная сознательность, а то бы… — Дедушка махнул рукой.
— Поясните, — попросил Горшков.
И тут ребята заговорили все разом.
— Молчать! — приказал Горшков. — Пусть она сама расскажет.
— Вы представляете… — начала Лёлишна.
Да, да, вы представляете? Цирк! Горят все огни. Оркестр играет марш, от которого трудно усидеть на месте. На арене клетка из железных прутьев.
Выходит ведущий и говорит:
«Выступает с группой дрессированных львов единственная в мире девочка-укротительница Лёлишна Охлопкова!»
— А она отказывается, — сказал Владик.
— Понятно, — сказал Горшков. — Тебе бы, Лёлишна, в милиции работать. Там такие люди очень нужны.
После его ухода ребята долго молчали.
— Ничего я не понимаю, — заговорил Петька. — Чего её хвалят? Девчонка она, конечно, ничего. А чего особенного?
— Особенного ничего, — сказал Виктор, — но ей, а не мне, тебе или ему предложил Эдуард Иванович стать его ученицей.
— Я, конечно, понимаю свою отрицательную роль в этой истории, — виновато сказал дедушка. — Но что поделаешь?
— Ничего, — ответила Лёлкшна. — Всё равно я буду дрессировщицей. Когда-нибудь.
— И никогда не будешь на меня сердиться? — спросил дедушка.
— Никогда, — ответила Лёлишиа.
Вот и всё.
Даже у самых толстых книг бывает конец.
И мы с вами добрались до конца «Лёлишны».
Мне осталось пожелать вам счастливой жизни, написать последнее слово конец
и поставить •
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Комитета по печати при Совете Министров РСФСР.
Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Отпечатано с матриц ордена Трудового Красного Знамени фабрики «Детская книга» 1 Калининским полиграфкомбинатом детской литературы Роеглавполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР. Калинин, пр. 50-летия Октября, 46. Заказ № 610