— Всё-таки испугался, — виноватым тоном произнёс он, — не вас, конечно, и даже не этого зверя, а других.
Но раз все опасения и недоразумения рассеялись, а Эдуард Иванович принёс с собой торт, то началось чаепитие.
Чип лежал у ног дрессировщика и дремал. Дедушка изредка опасливо посматривал на тигрёнка.
— И как это вы с ними? — спросил дедушка. — Они же звери. Почему они вас слушаются?
— Очень просто, — весело ответил Эдуард Иванович, — я их люблю. Я без них жить не могу. Я даже на пенсию уйду не один, а возьму с собой самого старого льва. Это будет первый в мире лев-пенсионер. Человек я одинокий. Жена и дети погибли в войну. Теперь моя семья — мои львы. Да вот Чип. И ещё есть у меня Хлоп-Хлоп, очаровательный мартыш. Мне его в Одессе подарили моряки.
— Конечно, ко всему можно привыкнуть, — заключил дедушка, — к одному только нельзя привыкнуть — к старости.
— Вот об этом я сейчас и думаю всё время, — оживлённо отозвался дрессировщик. — Мне нужно найти ученика. Чтобы передать ему знания, опыт и львов.
— Да любой мальчишка согласится стать вашим учеником! — воскликнула Лёлишна. — Только позовите.
— А мне нужен не любой, а… — тут Эдуард Иванович вздохнул, как бы хотел этим сказать, что найти нужного ему мальчишку почти невозможно. — Он должен быть смелым, любознательным, упорным.
— Найдёте вы себе ученика, — сказал дедушка, — или ученицу.
— Ученика, — твёрдо проговорил Эдуард Иванович.
— Найдёте, найдёте, — обиженно сказала Лёлишна, словно она собиралась стать дрессировщицей, а её не брали. — Но как же вы его учить будете, если вы всё время из города в город переезжаете? Его же родители не отпустят.
— Можно взять его вместе с родителями, — сказал дедушка.
— Трудно, конечно, найти родителей, которые согласятся отпустить ребёнка со мной, — грустно произнёс Эдуард Иванович. — А кого с удовольствием отпускают, из такого дрессировщика не получится. Пришла как-то ко мне одна мамаша и говорит: «Возьмите вы моего лоботряса, справиться с ним никто не может. Авось, вам он пригодится. Подрессируйте его хоть немножко». Смех смехом, а найти ученика трудно.
— У нас есть смелые, любознательные, упорные мальчишки, — сказала Лёлишна.
— Очень хочу с ними познакомиться, — сказал Эдуард Иванович.
Когда улеглись спать, Лёлишна долго лежала с открытыми глазами, думала.
Конечно, она не собиралась стать дрессировщицей, но всё-таки обидно: почему Эдуард Иванович ищет ученика, а не ученицу?
Продолжаем подготовку к следующему номеру
До чего же радостно было просыпаться Лёлишне утром на другой день!
Открыв глаза и вспомнив обо всём, она испугалась: а вдруг это ей просто приснилось?
Вдруг нет никакого Чипа и никакого Эдуарда Ивановича?
Она встала, быстро оделась и — на кухню. И вскоре уже напевала:
Будет каша кип-кип-кип.
Её будет кушать Чип.
Кушать, наедаться,
Прыгать и смеяться.
Кип-кип!
Чип, Чип!
Вдруг кто-то за её спиной громко чихнул.
— Будьте здоровы! — крикнула Лёлишна и рассмеялась оглянувшись: это был Чип. — Чем же мне тебя угостить?
Чип зевнул и потянулся, как кошка, выгнув спину. Лёлишна бросила ему кусок сахару. Чип благодарно помахал хвостом, похрустел сахаром, облизнулся и глазами попросил: «Давай ещё, не жадничай».
— Чип, ко мне! — раздался голос Эдуарда Ивановича.
«Давай, давай быстро! — просил взглядом тигрёнок. — Мне некогда! Угощай!»
Лёлишна отрицательно покачала головой.
«Смотри, пожалеешь». — И Чип утопал.
Может быть, он решил, что Лёлишна просто жадная. Но на самом деле она просто знала, что до завтрака детям сладкое давать нельзя. А тигрёнок — ребёнок.
Эдуард Иванович появился на кухне в зелёном, с широкими черными полосами длинном халате. Седые волосы были гладко зачёсаны.
— Доброе утро, хозяюшка, — сказал он, — сколько кусков сахару удалось добыть полосатому попрошайке?
— Всего-навсего один.
— И то зря. Сахар, хозяюшка, надо сначала заработать. Готовить мы с тобой будем по очереди. А как-нибудь я устрою тебе выходной день. Самый настоящий. Трудно тебе?
— Ну и что? Я привыкла.
— Вижу. Молодец.
— И всё-таки вам требуется ученик, а не ученица.
— Потому что это мужское дело! — крикнул из комнаты дедушка. — Если обязательно необходимо, чтобы львы кого-нибудь слопали, бросьте им меня.
— Не беспокойся, — ответила Лёлишна, — никто меня в укротительницы не берёт. А сейчас будем завтракать.
За столом дедушка был хмурым, не разговаривал и даже немного покапризничал. Каша показалась ему недосоленной, он солил ее, солил и до того досолил, что есть уже было нельзя.
Но он ел.
Незаметно смахивал слезинки и ел, бедный.
Лёлишна знала: в таких случаях лучше помалкивать, делать вид, что ничего не случилось.
Недавно она водила дедушку в больницу, а на другой день зашла к врачу, и тот объяснил, что у дедушки больные нервы. А это значит, что его нельзя раздражать, нельзя волновать, да и сердце у него, как говорится, неважное.
Выпив чаю, дедушка чуть успокоился, почувствовал себя виноватым и пробормотал:
— Нервы у меня пошаливают.
— А у кого они не пошаливают? — весело отозвался Эдуард Иванович. — И у зверей, и у людей. Вот и я старею, и нервы сдают.
— Я, видимо, тоже старею, — дедушка вздохнул. — Внучке со мной тяжело.
— Неправда, — мягко возразила Лёлишна, — без тебя мне было бы в миллион раз тяжелей.
Уходя, Эдуард Иванович пригласил её на репетицию и попросил привести с собой одного из смелых, любознательных, упорных мальчишек.
МАЛЬЧИК В КЛЕТКЕ С ЖИВЫМ ЛЬВОМ!Читателя со слабыми нервами просят не читать! МАЛЬЧИК В КЛЕТКЕ С ЖИВЫМ ЛЬВОМ!Только в нашем цирке!
В пустом цирке неуютно и холодновато. Даже летом.
Ветер похлопывает брезентовым куполом. Над ареной включено всего несколько ламп. Балкончик для оркестра пуст.
На манеже работали трое акробатов. Четвёртый стоял в сторонке и недовольно повторял:
— Темп! Темп!
Лёлишна с Виктором задержались в проходе, поёживаясь от холодка.
Они взялись за руки, словно перед входом в сказку. И как во всякой сказке, здесь было и страшновато, и таинственно, и, главное, очень интересно.
Акробатов сменили жонглёры. Улыбаясь, они бросали друг в друга мячами, тарелками, булавами, кольцами.
И Лёлишна с Виктором радостно шептали:
— Темп! Темп! Темп!
Так они могли стоять и глазеть без конца, но тут один из жонглёров спросил:
— Вы к кому?
— К Эдуарду Ивановичу.
— Это вон туда, — жонглёр показал на вход, вернее, на выход, под балкончиком для оркестра, — там его и найдёте. Только рты закройте.
Лёлишна и Виктор посмотрели друг на друга: рты у них были широко раскрыты. Посмеявшись, ребята пошли к выходу на арену.
Тут в коридоре они снова остановились и снова широко раскрыли рот. Здесь были клетки со львами, разные непонятные, диковинные сооружения, сновали люди, два клоуна дрались бамбуковыми палками, один дяденька прыгал на… руке.
— В сторону, в сторону, не мешайте!
Ребята отскочили, пропуская рабочих, несущих огромные шесты.
— Брысь отсюда!
Они опять отскочили, чтобы не попасть под колёса какого-то невероятного сооружения.
— Сюда, ребятишки, сюда! — услышали они голос Эдуарда Ивановича.
Стены его маленькой комнаты были оклеены красочными афишами. Лёлишна видела их не впервые, но только сейчас обратила внимание, что на афишах укротитель выглядит моложе и волосы у него не седые, а чёрные.
— Когда-то я был таким, каким сейчас бываю только на рекламе, — грустно сказал Эдуард Иванович. Он уже облачился в голубые шаровары и красную куртку.
Откуда-то сверху на плечо к дрессировщику спрыгнул мартыш и уставился на гостей.
— Знакомьтесь, — проговорил Эдуард Иванович, — Хлоп-Хлоп, самый хитрый, самый обидчивый, самый недисциплинированный зверь в нашей труппе. Давно бы отдал его в зоопарк, но люблю.
Хлоп-Хлоп обнял хозяина за шею и пискнул: дескать, правильно. И немного поаплодировал сам себе.
— Спортом занимаешься? — спросил Виктора Эдуард Иванович.
— Он чемпион школы по лыжам, — ответила Лёлишна.
— А учишься как?
— Он отличник, — опять ответила она за Виктора, вздохнула и добавила: — А еще он смелый.
— Я стараюсь быть смелым, — поправил Виктор, — но не всегда это получается. Например, я не представляю, как можно войти в клетку ко львам и не умереть от страха.
— Это не страшно. Надо просто знать их. Все повадки, привычки, характеры. Можно сказать, что укротитель, как и сапёр, ошибается один раз в жизни. И вот надо прожить жизнь так, — Эдуард Иванович улыбнулся, — чтобы ни разу не ошибиться. Ну, а сейчас идите в зрительный зал, после репетиции встретимся.
И ребята следом за Хлоп-Хлопом вышли в коридор и снова попали в суматоху.
Суматоха осложнялась ещё и тем, что к арене тянулся коридор из железных прутьев.
И как уж там случилось, никто потом толком и понять не мог.
А произошло примерно вот что и как.
Зазевавшись и ища взглядом Хлоп-Хлопа, который убежал вперёд, Виктор шагнул в железный коридор.
Не заметил этого.
И продолжал шагать дальше.
Лёлишна смотрела по сторонам и шла, казалось, совсем рядом — их с Виктором разделяла только решётка.
В это время рабочие подкатили к железному коридору клетку.
Подняли дверцу.
И лев по знакомой дороге побежал на арену.
Только тут сообразив, что произошло, Лёлишна завизжала.
Хлоп-Хлоп пронзительно заверещал.
Виктор резко обернулся и замер, раскинув руки, будто намеревался не пускать зверя на манеж.
Лев остановился. Рыкнул.
Тут подоспели рабочие, вооружённые шестами с железными наконечниками, преградили ими льву дорогу и пытались заставить его повернуть обратно.