Повинуясь указательному ответному жесту, пристроился на указанное мне место на скамейке, вслушался в прерванный моим появлением общий разговор. Про аэропланы говорят. А тут и командир привлёк к себе внимание, обрывая общую болтовню, заставляя сбросить вальяжную утреннюю расслабленность. Обозначил сегодняшний план полётов, предстоящие к выполнению задачи, вынудив меня тем самым крепко задуматься. Я-то по простоте своей предполагал, что сейчас лётчики летают как бог на душу положит, по своему плану и своей доброй воле. Ан нет, и тут существует строгий порядок и лётные задания. Определили нам и порядок взлётов.
После окончания указаний я решил задержаться. Очень уж меня вопрос с парашютами интересовал. Вот и решил его прояснить. Почему-то не стал обращаться ни к Андрею, ни к кому-либо ещё. А что? Командир уже немного привык к моим новым причудам и фокусам, наверное, и этот мой интерес для него не окажется чем-то из ряда вон…
— Предполагал, что вы, Сергей Викторович, знаете отношение высокого начальства к этому вопросу.
— Увы, — я даже для убедительности руками развёл. — После госпиталя вылетело из головы.
— Гм. Ясно. Изобретение господина Котельникова, несомненно, весьма полезная штука, и все авиаторы это прекрасно понимают. Однако у начальства своё мнение. Побоялось оно, что лётчики будут при любом отказе спешно покидать свои аэропланы. А это дорогое удовольствие. Легче новых лётчиков обучить, чем потратить деньги на покупку новых самолётов, — отвернулся в сторону капитан, гоняя желваки на скулах.
Понятно. Всё, как всегда.
— А если покупать за свой счёт?
— Тогда придётся за границу ехать. Насколько я знаю, лицензию на их производство кому-то там продали.
— Да неужели? А может, обратиться к изобретателю? Договориться, так сказать с ним в частном порядке?
— Сергей Викторович, я прекрасно понимаю ваше опасение. Особенно если учесть ваше долгое пребывание в госпитале, но вы хоть представляете себе, сколько это изобретение может стоить?
— Не представляю. Только мне кажется, что и моя жизнь, и ваша, и каждого лётчика из нашей роты неизмеримо дороже стоит этого куска шёлка, чтобы там ни говорило наше высокое командование. Почему бы не узнать?
— Вот вернёмся осенью в столицу и узнавайте сколько угодно. А пока постарайтесь больше не попадать в госпиталь.
На этом разговор и закончился. Говорить что-то командиру о близкой войне я не стал, всё равно он мне не поверит, как не поверил и Андрей. Потёр зачесавшийся шрам на лбу, поправил фуражку и зашагал к своему ангару, отрываясь на вылетающих из-под ног кузнечиках, безуспешно стараясь пнуть ни в чём неповинных букашек. Зато успокоился и к выстроившимся в ряд у «Фармана» механикам подошёл собранным и готовым к полёту.
Выслушал короткий доклад старшего механика аэро плана, флотского артиллерийского лейтенанта, совсем недавно переведённого к нам в роту из Кронштадта. Дал команду «вольно» и коротко рассказал о предстоящих мне вылетах под непрестанное стрекотание моторов взлетающих аэропланов. Это тоже моё нововведение, и пусть люди начинают потихоньку к ним привыкать. Всё всем нам на пользу пойдёт.
Пора и мне в кабину. Как раз механики развернули «Фарман» вдоль ангаров, носом в направлении старта. Перед этим ещё раз пробежался вокруг самолёта, визуально проверяя, всё ли в порядке, и остановился возле кабины. Подтянулся, заглянул на переднее сиденье, убедился, что про мешки с песком не забыли и аккуратно их уложили. Снял с тросов куртку, надел, застегнул пуговицы. Повёл плечами, потянулся за шлемом. Ах ты, совсем же забыл! Вытащил из кармана белоснежный аккуратно сложенный пакетик. Фуражку передал в руки стоящего рядом младшего механика. Развернул и натянул на голову подшлемник, с удовольствием увидел открытый от удивления рот ефрейтора. Вот теперь можно и шлем надевать. Застегнул ремешок под подбородком и… Развернулся к старшему механику:
— Сергей Степанович, вы же у нас из артиллеристов? — Дождался утвердительного кивка и продолжил: — Подумайте, пожалуйста, как нам на мою кабину крепление для пулемёта придумать.
— Так их же наблюдателю положено устанавливать? — удивился Изольцев.
— Вот именно, что положено. А где вы видите наблюдателей? Нет их. А если и не будет? Так что подумайте хорошо над моей просьбой, убедительно вас прошу.
Оставив за спиной ошарашенного необычной просьбой лейтенанта, я полез в кабину. Застрекотал за спиной мотор, по фанерной обшивке застоявшегося на земле аэроплана прошла нетерпеливая дрожь, завибрировал мелко тоненький полик под ногами, словно вынуждая побыстрее поставить ноги на педали. Гитарной струной зазвенела слева какая-то перетянутая расчалка. Слева и справа пусто, помех нет, можно выруливать. Дал отмашку руками, и механики привычно отскочили в стороны и так же привычно и быстро пригнулись. Это чтобы верхним крылом по голове не получить. Только я-то не на взлёте, а только собираюсь тронуться с места. Улыбнулся понявшим свою ошибку унтерам и кивнул головой выпускающему аэроплан Изольцеву. Двинул рукоятку газа вперёд, и «Гном» радостно набрал обороты. Оглянулся за спину на поднятые клубы пыли и легко покатился на исполнительный старт. Не останавливаясь, развернулся, установил максимальные обороты мотору и начал разбегаться. Буквально метров через пятьдесят легонько отпустил ручку от себя, опуская нос и задирая хвост. Ещё миг, и аэроплан начал виснуть на ручке. Колёса запрыгали, с каждым разом всё дольше и дольше теряя контакт с землёй. Утро, однако. Воздух недостаточно прогрелся и пока ещё плотный. Поэтому и разбег короче.
Всё! Взлетели! Ослабляю нажим на ручку, и самолётик медленно взбирается вверх, оставляя под продолжающими вращаться колёсами зелёное аэродромное поле. С грузом в передней кабине летать легче, но и мощности мотора соответственно не хватает. Поэтому высоту набираю медленно, а чуть позже вовсе прибираю обороты и перевожу аппарат в горизонтальный полёт. Сегодня у меня полёт в так называемую зону пилотирования. Но это я его так обозвал, а на самом деле мне просто назначено место над знакомой ещё по той жизни невеликой деревенькой за речкой, где можно делать всё, что в голову придёт. И это опять же мои мысли, потому как командиром поставлена задача выполнить несколько горизонтальных разворотов влево и вправо. Их я, конечно, обязательно выполню, но и добавлю кое-что своё.
Под крылом проплывает широкая полноводная река, ажурными тонкими конструкциями красуются арки железнодорожного моста. Чуть ниже вижу великолепие Ольгинского и белую громаду Троицкого собора. Мотор стрекочет ровно, скорость небольшая, поэтому есть время и возможность подробно рассмотреть местность внизу. Жаль, что так далеко от центра пролетаю. В следующий раз надо бы держаться поближе к нему. А что, заберусь повыше и подберусь — авось, жители не услышат и не пожалуются на трескотню мотора. А пока удивился полноводной речке Мирожке подо мной, не выдержал и взял чуть правее — нашёл внизу и в стороне госпиталь, в котором мне довелось очнуться в этом теле и начать новую жизнь.
Ладно, будет у меня чуть позже возможность более подробно рассмотреть город. Вот во втором полёте и начну потихоньку нарушать приказы и распоряжения. Лётчик я или так, погулять вышел?
Вернулся на прежний маршрут, нашёл впереди означенную деревушку. Немного лететь осталось. Всё, вот и место, над которым мне разрешено вволю покрутиться. Сначала выполню указанные в задании виражи, а там посмотрим.
Деревушка Опочицы. Довольно-таки большая по нынешним меркам. В моём времени она значительно меньше в размерах. Часовня внизу на развилке дорог белеет. Широкая грунтовая дорога тянется к городу. Ладно, хватит глазеть вниз, пора и делом заняться. Выполняю небольшой вираж влево. С загруженной передней кабиной управлять гораздо легче, но при увеличении крена аэроплан более резко начинает опускать нос вниз, поэтому и усилия на педалях нужно прикладывать чуть большие, и добавлять обороты мотору. А если ещё сильнее увеличить крен? Высоты хватает, если что, да и не собираюсь я выходить на критические углы и режимы.
Всё, довольно. В бок начинает ощутимо врезаться поясной ремень, правая педаль чуть подрагивает в вытянутой до предела ноге, на ручке появляется мелкое пока потряхивание. Постоянно прислушиваюсь к работе мотора за спиной, к пению воздуха в расчалках крыльев, к потрескиванию и шороху фанерного каркаса. Хватит, больше испытывать прочность конструкции не стоит. На вираже обратил внимание, как по-разному начинают вести себя левые и правые плоскости при увеличении крена. Нижние, то есть направленные к центру виража крылья перегружены, а вот верхние, наружные, несколько ослаблены. Даже показалось, что центральная стойка крепления растяжек кренится на разворотах из стороны в сторону. Плавно и медленно перевожу самолёт в горизонтальный полёт, устраиваюсь на сиденье поудобнее и заваливаю аппарат в противоположную сторону. Посмотрим, как он себя на этом борту поведёт. Заодно и замеченные особенности конструкции подтвердим.
Всё, достаточно экспериментов. На мой взгляд, максимальный крен можно выполнить градусов тридцать пять — сорок, дальше уже сложно, начинается неизбежная потеря высоты. Не хватает эффективности рулей. И мотор не вытягивает. Что дальше? Буду выполнять задуманное? Пикирование и горка? Посмотрим, на что этот аппарат годен. И я прибираю полностью обороты, гашу скорость и плавно опускаю нос.
Небо с его редкими облачками уплывает куда-то за спину, желудок подскакивает к горлу, в теле образуется небывалая лёгкость, сердце замирает и впереди прямо перед глазами во всю необъятную ширь раскидывается быстро надвигающаяся земля.
Слышу, как нарастает шелест набегающего воздушного потока, как всё сильнее и сильнее давит воздух на лицо, пытается сорвать с головы шлем, как упруго начинает давить ладонь ручка, как бы намекая настойчиво на вывод из пикирования. Пригибаюсь и прячусь за обрезом кабины, насколько это возможно.
Встречный воздушный поток забивает горло, не даёт вдохнуть, размазывает по щекам и тут же высушивает текущие слёзы. Надо бы наказать механикам установить защитный козырёк впереди и очки найти. Были же они у меня? Куда делись? Или же другие получить. В крайнем случае купить. И ещё появился один очень неприятный момент. Как только перевёл самолёт на снижение, снизу, с полика, поднялась туча пыли и… Неприятно, короче, еле отплевался и отморгался. А уж сколько пришлось проглотить… нет, больше такого наслаждения не хочется — пусть следят за чистотой в кабине. Буду проверять перед каждым вылетом. И никого внутрь не пускать в грязной обуви. Металлические дорожки придумать, что ли? Надо будет в мехмастерские идти. Что-то у меня слишком много поводов образовалось на их посещение.