На шлюпке переправились на «Славу». Понятно теперь, почему моряки опоздали к нашему приземлению. Садился я из-за леса, с ходу, поэтому и не увидел, что в проливе творится. А у берега никто уже и не стоит, все на рейде якоря бросили. И из труб еле видимые дымки попыхивают. Котлы греют.
Вахмистра сразу унесли в лазарет, а меня проводили к командиру. Пришлось подробно докладывать о сегодняшнем вылете, результатах воздушной разведки и, конечно, о проведённой атаке на крейсеры. После некоторых уточнений и вопросов меня отпустили, и я заторопился к Михаилу. Лёгкое, еле заметное недоверие в словах и голосе командира пропустил мимо ушей, не до того мне сейчас. Запросит Либаву, там всё подтвердят…
Да здесь чёрт ногу сломит! Пришлось просить помощи у первого же встречного, чтобы проводили до лазарета. Несколько раз чертыхался по дороге, переступая высокие металлические пороги. Устал до такой степени, что ноги не поднять. Но тем не менее быстро добрался до нужного места. А там увидел бледную, но довольную рожу своего стрелка и забинтованную ногу поверх синенького одеяла. Доктора поблизости не наблюдалось, а вот некоторое количество самых любопытных членов экипажа рядом с кроватью раненого наличествовало. Да он им байки травит! О нашем героическом сражении! Болтун! Меня заметил и сразу смешался, даже лёгкий румянец на щеках появился. Значит, ничего страшного! Поправится.
Внимание присутствующих сразу же переключилось на меня, посыпались вопросы, но у меня совершенно не было никакого настроения болтать. Вам и одного рассказчика за глаза хватит, а у меня дел ещё ого-го сколько.
Вовремя появившийся в лазарете доктор быстро очистил помещение от посторонних, собрался было и меня выставить прочь, да ничего из этого не вышло. Пришлось ему сначала рассказать о состоянии пациента и озвучить вероятный прогноз на выздоровление раненого. Зря я так настаивал. Видно же, что всё с вахмистром в порядке, так нет, решил подробности уточнить. На свою голову. Потому как этот эскулап вознамерился в отместку провести полный медицинский осмотр меня любимого на предмет возможных повреждений и общего состояния моего измученного организма. Дудки, не дамся! Отговорился, отбился, отболтался и удрал. Кое-как вырвался из цепких рук доктора и смог ускользнуть в коридор. Или как там он на флоте обзывается? Да какая мне разница? Удрал и удрал.
На душе стало легче. Здоровью моего товарища ничего не угрожает, несколько дней ему настоятельно предписано находиться в стационаре, то есть в корабельном лазарете, а потом можно будет и переводить больного на берег. Ну и хорошо. Как раз с ремонтом разберусь…
Тут, в коридоре, меня и нашёл вестовой. А ведь я почти до выхода на свободу, то есть на палубу, дошёл. Снова к командиру вызывают. Никак с Либавой связались и теперь подробности услышать хотят? Лучше бы в столовую вызвали. Очень уж как-то сразу есть захотелось. Когда там у них по распорядку приём пищи?
Вон оно в чём дело… Тут не в личном интересе дело и не в Либаве. Командир по зрелому размышлению решил обо всём услышанном доложить командующему, а тот соизволил лично со мной пообщаться по этому поводу. Ну что же, раз нужно, значит, пообщаемся. И я проследовал вслед за командиром к радиотелеграфистам.
Прикольно. Когда телеграфист передаёт: «У аппарата лётчик Грачёв» — как-то сразу свою значимость чувствуешь. И некие соответствующие воспоминания накатывают. Как там в кино было? На связи Смольный? Господи, какая чушь лезет в голову…
Это не телефонный разговор, здесь много не поговоришь. Поэтому подтвердил выше сказанное командиром, и на этом моё участие в разговоре закончилось. Под непрестанное стрекотание телеграфного аппарата был мягко выставлен за пределы радиорубки. Но успел услышать, что экипажу корабля приказано оказать посильную помощь в ремонте самолёта. А мне в одиночку продолжать выполнять воздушную разведку на море. После ремонта техники, само собой.
Командир приказал, подчинённый ответил: «Есть!» А что мне ещё остаётся? Буду летать, разведывать, значит. А пока мои краткие выводы о проведённой атаке.
Сегодняшний успех оказался возможным благодаря нашей наглости и полной внезапности. Никто не ждал от нас подобного авантюризма, ни немцы, ни наши. А дальше будет сложнее. Немцы очень быстро учатся. Вон как мгновенно сориентировались и начали отстреливаться. Поэтому отныне твёрдо вбиваем себе в голову — близко к кораблям не приближаемся, низко над противником не летаем и усиленно ищем что-нибудь новенькое для боевого применения. Обязательно придумаю какой-нибудь очередной сюрприз немцам.
Да, совсем забыл, уже напоследок, под занавес нашего телеграфного разговора нам передали благодарность командующего за проведённую героическую атаку на германские крейсеры. Вот так в телеграмме и было написано. Наконец-то. Оставить бланк себе, что ли? На память? Не получилось. Мягко отобрали, вытащили бумажку из рук. И выставили вон. Жадины. Кому оно кроме меня нужно? Но спорить не стал, ни к чему. Единственное, сразу воспользовался своим героическим ореолом и задал столь насущный для моего организма вопрос командиру. О еде, о чём же ещё? В обороне самое главное — харч! А я сейчас в самой настоящей обороне.
Предложено ждать ужина. Ну, ждать мне не с руки. Поэтому от дальнейшего гостеприимства отказался, вызвав своим отказом явное недоумение командира. Пришлось как-то объяснять, мотивировать свой отказ. А на что ссылаться? На то, что я на костре быстрее приготовлю? По уму, так не на что, просто мне лично так удобнее будет. И видеть, а тем более слышать я сегодня никого не желаю, сил у меня нет на общение. Но если я так отвечу, никто меня не поймёт. Поэтому с трудом отбрехался, сделав таинственный и многозначительный вид, сослался на приказ командующего. Никто же проверять не осмелится. Да и мне сейчас лучше рядом с самолётом находиться. Спокойнее за технику будет. Испросил для собственных нужд котелок с некоторым количеством припасов и с чувством явного облегчения покинул крейсер. Ну ни разу не морская у меня душа, а море я, само собой, очень и очень люблю. Только люблю с берега. Как-то так.
Осмотрел самолёт, заглянул в заднюю кабину. За это время в ней всё отмыли, отдраили. Даже проявили разумную инициативу и заодно постарались оттереть от потёков масла плоскости и нижний гаргрот фюзеляжа. Плохо, конечно, получилось, но хоть так. Самому нужно было при этом присутствовать и руководить. Ничего, в следующий раз они у меня всё тщательно отдраят. Как на корабле. Эх, мечтать не вредно. Ну чем они смогут масло отдраить? Не горячей же водой?
Походил вокруг плоскостей, поковырял пальцем пробоины от пуль. Это нам ещё повезло, что ни один осколок или пуля не зацепили жизненно важные органы аэроплана после взрыва. Мотор, бензобак, перебило бы тросы управления и ага — привет вам, чёрные волны Балтики, или, что ещё хуже, вероятный плен. Если бы вообще живы после такого остались. Так что волны на девяносто восемь процентов вернее… Два процента на удачу и везение откину.
Ладно, с ремонтом определился, в общем-то, ничего сложного, лишь бы ткани хватило на заплатки и клея с лаком. Тают мои запасы, тают. Нужно будет по возвращении в Ревель обязательно обновить ремонтный комплект.
Пришла пора развести костерок и приготовить себе что-нибудь перекусить. Пацанята вокруг так и вьются, любопытствуют. Их за дровишками и отправил. Воды бы где-нибудь набрать…
Пошёл к ближайшему дому, упёрся в заросшую густым бурьяном жердину невысокой изгороди.
И тишина… А на дворе только… Утки да гуси шляются. Последние насторожились, головы на длинных шеях в мою сторону повернули, загоготали — шипят, заразы.
Нужно вход искать. Лезть через жердины напрямую неудобно, да и нельзя, не поймут меня. И не то чтобы я эту птицу испугался, хотя очень уж грозно она выглядит, вон к жердинам потихонечку подступает. Просто нечего без позволения в чужой двор проникать подобным образом. Так только с плохими намерениями лезут. И не спасёт меня, что я не ночью перелезу, а днём. Прибить не прибьют, а отношения мгновенно испортятся. Потом всё оставшееся время будут в мою сторону косо смотреть. Оно мне нужно, такое счастье? Ведь мне здесь ещё неизвестно сколько времени куковать. Мало ли что там доктор по Михаилу напрогнозировал? Организм человеческий есть сущность малоизученная, ожидать от него можно что угодно. Вдруг вахмистру уже завтра легче станет, а вдруг только через месяц?
Ещё разок оглядел насторожившееся гогочущее стадо. Зря вы так, я вовсе и не собирался через ваш птичий двор идти. Здесь же шагу ступить невозможно, чтобы в птичье дерьмо не вляпаться.
Дошёл до калитки, а тут меня и встречают. Ну да, гуси же лучше собаки сторожат. Хозяева и услышали тревогу, вышли посмотреть на незваного гостя.
Поздоровался, в душе сомневаясь, поймут ли меня. Может, они на великом и могучем ни в зуб ногой. А я местного языка совсем не знаю, как говорится, ни ухом, ни рылом. Но приветливое выражение на морду лица натянул. Надеюсь, поймут. Кое-как объяснились, поздоровались, а потом и воды смог испросить. Договорились самым славным образом.
Уже когда пустое ведро возвращал, удалось прикупить немного молодой картошки и сторговать птичью тушку. Ощипанную, само собой. Офицеру сидеть и перья из гузки дёргать не комильфо. Всё остальное в походных условиях выглядит нормальным. Опять же война на дворе, не до изысков. Что самое интересное, конструктивный диалог перешёл на более высокий уровень, стоило мне деньги из кармана достать. Сразу откуда-то знание языка у хозяев появилось. Хоть какое-то. С трудом, но нашли взаимопонимание.
Остаток этого дня провозился с заплатками под одуряющие ароматы пыхтящего на костре кулеша. До самой темноты вырезал кусочки ткани, тщательно заклеивал и покрывал лаком пробоины. Не хочется, чтобы крыло рваными краями заплаток лохматилось. Пусть и невеликие у нас скорости, а всё равно хоть какое-то сопротивление да появится от этих лохм. Пробоин много, сегодня не успел всё заклеить, остатки отложил на утро.