бакой живут. Не от нас это пошло и не на нас закончится. А вы, как ни крути, а всё-таки к нам сейчас приписаны, — продолжал говорить между тем Александр Васильевич. — Зато теперь в случае неудач армейцам можно будет на нас свои огрехи списать. Мол, благодаря вашей воздушной разведке так получилось. Или не получилось. Понимаете, что именно я имею в виду, когда так говорю?
Тут уж я не выдержал. Да всё я понимаю! Межведомственные трения. Как знакомо. Когда каждый тянет одеяло на себя. Теперь бы понять основное, ради кого Колчак пошёл на этот разговор? Ради меня или себя? На всякий случай стрелочника на будущее определяет?
— То есть мне не нужно было к командующему идти? И данные проведённой разведки никому не нужны? Пусть бы так на столе и лежали?!
— Не понимаете… — вздохнул Колчак.
Налетевший резкий порыв ветра зашелестел листвой деревьев, расшалился, попытался сдёрнуть с наших голов фуражки, сыпанул пылью в лицо. Придержали их одновременным движением рук, развернулись спиной к ветру. Помолчали, пережидая порыв. А тут и дождик заколотил крупными каплями. Небо чистое, ясное, солнышко вовсю жарит, ни облачка над головой нет, а сверху вода летит.
Александр Васильевич нахмурился, глянул вверх, подхватил меня под локоть и увлёк в сторону ближайшей скамейки под защиту плотной кроны раскидистой липы. Тут же извинился за такое вольное действие, предложил присесть и сам присел рядом. Помолчал, с интересом наблюдая за усиливающимся дождиком, за тем, как быстро намокает и темнеет дорожка в паре шагов перед нами, за вспыхнувшей над морем разноцветной радугой, и тихо заговорил:
— После такого Ренненкампф может смело последующие возможные поражения на нас списать. Даже если мы тут совсем ни при чём. Почему говорю нас? Потому что не отделяю вас от себя, от адмирала, от флота. Да даже от Остроумова, хотя он тут вообще на первый взгляд никаким боком. Теперь-то осознаёте расклад? — помолчал, давая мне возможность осознать услышанное, продолжил: — Мол, разведданные поступили неточные или вообще обманные. Ведь в случае чего подать эти ваши фотографии можно как угодно… Да не вскидывайтесь вы так, Сергей Викторович, это я вам к сведению говорю. Как возможный пример. Потому как Первая армия сегодня перешла в наступление. И генерал Каульбарс намекнул, что в основе принятого решения лежат именно ваши снимки. С вас это началось. Конечно, их проверили, насколько это было возможным, но вы и сами только что говорили, что никто так далеко не забирался в тыл к немцам, как вы на своём переделанном самолёте…
— А если мои разведданные помогут победу одержать?
— Тогда тем более. Вы-то тут при чём? Сообразили? Вижу, что сообразили. А ситуация сейчас в Восточной Пруссии складывается для нас очень и очень неприятная. Уж мне-то поверьте. Мне и моему опыту. И в случае чего в штабе армии будут активно искать козла отпущения. Понимаете? Вчера генерал Каульбарс словно бы между делом поинтересовался, действительно ли вы такой опытный лётчик и стоит ли в полной мере доверять добытой вами информации. Это завуалированный намёк и одновременно предупреждение. Так что будьте готовы ко всему. И нам тоже следует подготовиться.
Получается, не о себе Александр Васильевич сейчас печётся и не об адмиралах-генералах, а об общем деле. Попутно выговаривая мне о совершённых ошибках, одновременно намекая, как правильно нужно было действовать. Опыт местных реалий, которого у меня пока немного. Хотя, если бы я действовал так, как он мне говорит, сколько бы это заняло времени? И сведения точно успели бы устареть. А переброска войск противника по железной дороге чем нам грозит? Это ведь немецкой пехоте не своим ходом топать, тут малейшее промедление русской армии смерти подобно. Нет, всё правильно я сделал. А ответственности не боюсь и оглядываться ни на кого не собираюсь. Правда и знать об этом никому не стоит. Но нужно обязательно уточнить ещё одно:
— Зачем же тогда мне такую бумагу давали?
— Да кто же думал, что вы до штаба армии доберётесь и под её прикрытием на приём к командующему дерзнёте пробиваться? Вы же вроде бы как только в Либаву собирались… На всякий случай дали, мало ли куда вас занесло бы вольным ветром… Вот и занесло… Но это ладно, я бы и сам на вашем месте не удержался, обязательно поступил бы точно так же. Но вот дальше… Ведь достаточно было всего лишь со своими сведениями к его превосходительству генерал-майору Каульбарсу обратиться. И всё.
Молчу. Слушаю.
— Ну кто же знал, что у вас чинопочитание отсутствует в принципе? Как и опасение высокого начальства. Впрочем, тут вы правы, наше упущение. Точнее, моё личное, упускаю иной раз из вида возможности аэропланов, хоть и стараюсь использовать их в должной мере. Очень уж у нас их много, и все они с разными техническими характеристиками. Я к чему всё это говорю? То, что сделано, то сделано, и назад уже ничего не воротишь. Да и не надо возвращать. Вы в столицу едете, не наворотите там таких же необдуманных дел. По-хорошему вас прошу, Сергей Викторович, будьте немного… Хитрее, что ли? Или расчётливее и дальновиднее? — Помолчал мгновение, вздохнул тяжело и продолжил чуть тише, как бы подводя черту всему разговору: — Светлая у вас голова, Сергей Викторович. И на многое вы способны, потому и обратил на вас своё внимание Сергей Васильевич Остроумов, замечательный инженер, к слову сказать, приблизил к себе. Как оказалось, не зря. И Николай Оттович оценил ваши умения, понравились вы ему своей прямотой и горячностью. Потому и оказывает он вам своё покровительство. А если бы вы ещё чуть поизворотливее были в хорошем смысле этого слова… Жаль будет, если сломают вас. Вы уж на будущее постарайтесь в подобных серьёзных делах сначала или со мной или с Сергеем Васильевичем советоваться.
Ага, где вы и где Остроумов в то время были? И где в будущем будут? Чушь. Вот если бы рядом… Тогда, признаюсь, было бы здорово вовремя от понимающих людей нужный и толковый совет принять. Да, признаю, в этих закулисных штабных интригах я совсем не специалист. Нужно поскорее набираться подобного опыта. А сломать… Сломалка такая пока ни у кого не выросла. Так что вряд ли. А вот законопатить в какую-нибудь дыру подальше с глаз смогут — с этим я согласен.
— И ещё одно. В столице к вам будет приковано внимание не только авиаторов и военных, но и штатских. Постарайтесь всегда держать над собой полный контроль и думайте, думайте, прежде чем что-то сказать. Соображайте, где и как себя вести и что говорить.
— С какой стати будет приковано? — затупил я и тут же спохватился, сообразил, почему. Размышлять меньше нужно и за нитью разговора следить. Тогда и этого глупого вопроса бы не возникло.
— Потому что про кого совсем недавно все газеты писали? Кому было оказано высокое внимание и покровительство? Сообразили? То-то. Отныне у вас имеется не только это якобы покровительство, но и, само собой разумеется, сразу же появилось очень много завистников и недоброжелателей. Которые только и будут ждать, когда вы споткнётесь. А иные с удовольствием ещё и ногу при этом подставят и подтолкнут в спину, чтобы упали побольнее. Великий князь сказал и забыл, а завистники остались. Поняли, Сергей Викторович?
— Да понял я, понял. Так получается, мне теперь и дышать без оглядки нельзя? — подыграл я Колчаку.
— Вот теперь вижу, что действительно что-то начинаете понимать! Это хорошо, что начинаете. Привыкайте. Чем быстрее привыкнете, тем лучше будет. Для всех. И постарайтесь вернуться назад без потерь. И за Лебедевым присматривайте, чтобы лишнего чего не наговорил.
— Почему? — а вот теперь этим вопросом я постараюсь из своего собеседника чуть больше выведать, на откровенность рассчитываю. Если получится, само собой. И получилось.
Александр Васильевич помолчал, глянул искоса на меня и продолжил:
— Потому что мы с Николаем Оттовичем сделали на вас ставку, так скажем. Не подведите нас, поручик.
Что-то подобное я и предполагал, были некоторые предпосылки, приводящие к такому выводу, были. Потому-то и уверился в своей значимости, начал пробиваться вперёд, ни на кого не оглядываясь, оттого и берега, как сказали бы у нас, несколько потерял. А тут нужно было действовать тоньше, прав Александр Васильевич. Но не было у меня тогда другого выхода, и ошибок на самом деле почти нет, кто бы что сейчас ни говорил. И со штабом не всё так однозначно. Согласен, действительно можно было сначала генералу Каульбарсу доложиться. Можно. Если бы я в нём как в себе самом был бы уверен. Потому как за время той давней инспекторской проверки Остроумовым наших крепостей наслушался и насмотрелся на то местное начальство. Вот откуда растут ноги моего предубеждения к… К кому? Ко всем начальникам подряд? Это точно не так… Но тот же Каульбарс, пусть и был обо мне предупреждён, вряд ли принял бы во внимание идеи какого-то залётного, никому не известного поручика… Где я, а где целый генерал… Так, стоп! Что себе-то врать! Просто торопился важную информацию командующему доставить. Поспешил. Вот и всё! Обо всём этом точно не сейчас размышлять нужно, не во время такого полезного и значимого для меня разговора. Позже всё обдумаю. М-да… Это тебе не ручку управления туда-сюда дёргать. А вот то, что на меня какую-то ставку сделали… В чём? Не удержался, спросил.
— В чём ставку? — Александр Васильевич помолчал, посмотрел мне в глаза очень внимательно, словно оценивая, стоит ли отвечать или нет. Призадумался, отвернулся в сторону, понаблюдал несколько секунд за затихающим дождиком, поёжился от падающих сверху редких холодных капель и, похоже, всё-таки принял положительное решение. Ответил: — А в том, что мы сейчас делаем. В формировании новой службы флота…
Дальше нам договорить не дали. Вестовой прибежал, срочный вызов к командующему для начальника оперативного отдела передал. Александр Васильевич поднялся на ноги, вслед за ним и я подскочил, благодаря прежнему носителю этого тела знания этикета и Устава в меня крепко вбиты.
— Прощайте, Сергей Викторович. Постарайтесь осмыслить всё то, что я вам сказал. Будем верить в вашу счастливую звезду. Она у вас действительно счастливая. Предполагаю, что в Петербурге наверняка с вами захочет встретиться великий князь. Это лишь моё личное предположение. Но оно из тех, в которых я на девяносто девять процентов уверен. Будьте готовы к такому вызову.