Тем временем напряжение боевой работы полка, как и всей авиации под Москвой, нарастало. При этом исследователи отмечают: «В те дни особенно проявили себя летчики 16 и 34 иап, старейших полков в ВВС Московского военного округа, укомплектованных хорошо подготовленным летным составом».
Участник битвы под Москвой, бывший командир полка тяжелых истребителей Пе-3 А.Г. Федоров, став доктором исторических наук, профессором, тоже пишет: «Отважно действовал личный состав 34-го истребительного авиационного полка <…>. Выполняя задачи по прикрытию войск Западного фронта, железнодорожных перевозок и отражению налетов вражеской авиации на Москву, летчикам приходилось совершать по 5–6 боевых вылетов в день. Нередко воздушные бои не прекращались в течение всего светлого времени суток и при плохих метеорологических условиях».
По словам летчика Николая Дудника: «Летом и осенью (1941 г. – В.У.) доходило до шести-семи боевых вылетов в день – это очень тяжело, практически предел».
Вспоминая осень 1941 г., когда летчикам ПВО пришлось не только отражать ночные и дневные налеты на Москву, но выполнять также задачи фронтовой авиации, Урвачёв писал: «6–8 вылетов на задание стало для нас нормой. <…> Бывали моменты, когда в полку оставалось с десяток исправных самолетов и столько же летчиков и приходилось в день делать по 7–9 боевых вылетов».
Но в летной книжке Георгия Урвачёва нет записей о таком большом количестве боевых вылетов за день, хотя он, Сергей Платов и Виктор Коробов совершили их во время войны больше всех в полку, соответственно 472, 433 и 525 вылетов. Это несовпадение количества боевых вылетов, отмечаемых в летной книжке и свидетельствах летчиков, можно объяснить уже сказанным о том, что официальные документы не всегда адекватны реальной жизни.
Возможно, сказалось и то, что писал Урвачёв о воздушных боях в октябре: «Бои шли весь день и летчики, выйдя из боя, спешили заправиться, пополнить боезапас, снова взлетали в бой. <…> Сейчас трудно сказать, сколько мы сделали в тот день вылетов». То есть в условиях непрерывных боев, постоянной смертельной опасности, безмерного физического и психологического напряжения в течение всего дня летчики не могли объективно определить количество вылетов и меньше всего задумывались об этом в такой обстановке.
Однако обращает на себя внимание то, что, в соответствии с летной книжкой, Урвачёв за время войны четырнадцать раз совершал по четыре боевых вылета в день, и ни разу больше – просто норматив какой-то. Можно предположить, что количество боевых вылетов официально было ограничено четырьмя в день, и если летчик выполнял их больше, то записи о «сверхнормативных» вылетах переносились в летной книжке на другие дни. Так было во время Корейской войны, когда командование ВВС Советской армии, отмечая значительный выход из строя летного состава из-за большого напряжения, связанного с боевой работой, запретило летчикам выполнять более двух боевых вылетов в день.
Авиационная разведка, штурмовка, первая победа и первые потери
С начала немецкого наступления командование Красной армии напряженно следило за выдвижением войск противника на Москву, и с этой целью летчики 6-го корпуса вели интенсивную авиационную разведку, данные которой нередко докладывались «на самый верх», о чем свидетельствует летная книжка младшего лейтенанта Урвачёва:
«2.10.41. МиГ-3. По задан. ком. Зап. фр. (по заданию командования Западного фронта. – В.У.), 1 полет, 55 минут».
Воздушная разведка обнаружила в 350 км к западу от Москвы, в районе города Белого на севере Смоленской области огромную моторизованную колонну немцев, наступавшую на Москву. Истребители 6-го корпуса были незамедлительно подняты для нанесения по ней штурмовых ударов, в ходе которых особенно эффективно действовали летчики 120-го иап на устаревших, но мощно вооруженных помимо четырех пулеметов восемью реактивными снарядами бипланах И-153 «Чайка». Они снижались до высоты 5—10 метров и с бреющего полета расстреливали вражеских солдат и технику, а МиГи 34-го полка в это время сверху прикрывали их от атак «мессеров».
Со 2 по 4 октября летчики 120-го полка ежедневно перелетали с аэродрома их базирования в Алферьево на аэродром Инютино, откуда успевали за светлое время сделать два боевых вылета на штурмовку и поздно вечером вернуться в Алферьево. Поэтому для прикрытия их и других авиационных частей, которые штурмовали противника в районе города Белого, эскадрилья капитана Михаила Найденко временно перебазировалась в Инютино. Ее летчики свою задачу выполнили – 120-й полк в эти дни совершил 124 вылета для нанесения штурмовых ударов по противнику и потерь не имел.
Обращает на себя внимание запись в летной книжке Георгия Урвачёва об одном из вылетов в этот период:
«4.10.41. МиГ-3. Прикрытие П-39 и И-153, 1 полет, 1 час 15 минут».
По его рассказам, они действительно, помимо И-153 «чаек» сопровождали самолеты американского типа, но не «аэрокобры», то есть П-39, как записали в его летную книжку штабисты, а П-40 «томагавки» из 126-го иап. Командир этого полка майор Василий Найденко, однофамилец капитана Михаила Найденко из 34-го полка, к тому времени уже был удостоен двух орденов Красного Знамени за участие в войнах с японцами в Китае и в Монголии, а также в войне с Финляндией. В 1943 г. он стал Героем Советского Союза.
Весь октябрь 120-й полк продолжал штурмовать противника, вести разведку и прикрывать войска на Можайской линии обороны. При этом командир полка майор Александр Писанко, служивший до войны в люберецком «придворном» 16-м иап, награжденный, как и Василий Найденко, двумя орденами Красного Знамени за войны с японцами в Китае и Монголии, в битве под Москвой лично участвовал в нанесении штурмовых ударов по противнику. За это 28 октября он был награжден третьим орденом Красного Знамени, которого одновременно с ним были удостоены еще двенадцать летчиков его полка.
А в марте 1942 г. 120-й полк был преобразован в 12-й гвардейский. Будучи истребительным полком, он отличился под Москвой как штурмовой. Поэтому в приказе о присвоении ему гвардейского звания отмечалось, что его летчики «нанесли огромные потери фашистским войскам и своими сокрушительными ударами уничтожали живую силу и технику противника, беспощадно громили немецких захватчиков».
К этому времени полк вернулся в свою истребительную ипостась, пересел на МиГи, был перебазирован в Москву на Центральный аэродром, и к нему, кажется, перешли функции «придворного» авиаполка. В его состав перевели Степана Микояна, а из школы летчиков прибыл младший брат Степана – Алексей, а также сыновья члена Государственного Комитета Обороны, заместителя наркома обороны Н.А Булганина – Лев и секретаря ЦК, МК и МГК ВКП(б), начальника Главного политуправления Красной армии А.С. Щербакова – Александр.
Кроме того, видимо, в гвардейский полк переводили из других авиачастей московской ПВО наиболее опытных и отличившихся летчиков. Так, в 1943 г. из 34-го иап в этот полк были направлены штурман-заместитель командира полка Андрей Шокун, один из самых результативных к тому времени пилотов полка Сергей Байков и совершивший успешный высотный таран самолета противника Тимофей Белоусов.
Но до этого, в разгар штурмовых ударов по наступающим немецким войскам в районе города Белого, летчики 6-го истребительного авиакорпуса 4 октября обнаружили глубокий прорыв немецких танков в тыл советских войск на Юхнов, что на 150 км ближе к Москве, чем от Белого. Сведения были настолько ошеломляющими, что вызвали недоверие не только армейского командования, но и военно-политического руководства страны. Летчики и командование корпуса были обвинены в трусости и паникерстве, им пригрозили строгими карами, если сведения не подтвердятся, и при этом якобы прозвучало слово «расстрел».
В связи с этим, несмотря на резкое ухудшение погоды, туман и дождь, переходившие в метель, летчики вновь вылетели на разведку, и в их числе младший лейтенант Урвачёв:
«7.10.41. МиГ-3. Разведка, 1 полет, 1 час».
Но данные предыдущей авиационной разведки подтвердили не они, а немецкие танки, которые, не получив своевременного отпора, 6 октября заняли Юхнов, а 7-го замкнули кольцо окружения значительных сил Красной армии под Вязьмой. «Если бы мне поверили!» — так названа одна из послевоенных публикаций об этих событиях бывшего заместителя командира 6-го иак Якушина, который первым обнаружил немецкие танки, наступавшие на Юхнов.
В начале октября немецкие бомбардировщики предприняли интенсивные удары по Ржеву и его железнодорожной станции. Летчики эскадрильи Шокуна вступили с ними в ожесточенные воздушные бои, и в одном из них младший лейтенант Урвачёв сбил свой первый самолет противника.
В тот день заместитель командира эскадрильи Иван Лукин, комиссар эскадрильи Василий Герасимов и летчики Виктор Коробов, Михаил Бубнов и Георгий Урвачёв отразили очередной налет бомбардировщиков, что записано в его летной книжке:
«5.10.41. МиГ-3. Воздушный бой, 1 полет, 55 минут».
Уходивших после налета «юнкерсов» атаковал лейтенант Прокопов, и одного из них он сбил, затем поджег левый мотор на другом, который со снижением перетянул за линию фронта и там упал. После этого боя Урвачёв снова поднялся в воздух:
«5.10.41. МиГ-3. Воздушный бой – сбил Ме-110, 1 полет, 55 минут, 2 Ме-110».
«Мессершмитт-110» – двухместный самолет с двумя двигателями, отличался живучестью и огневой мощью, имел в носовой части две пушки и четыре пулемета. Еще один пулемет был у стрелка, который защищал самолет от атак из задней полусферы. Эти самолеты использовались не только как истребители. Урвачёв, вероятнее всего, вел бой с «мессером» из эскадры скоростных бомбардировщиков SKG210, участвовавших в «Битве за Британию», о чем напоминала ее эмблема – Англия в кольце прицела.
О его победе в этом бою помимо летной книжки свидетельствует надпись на титульном листе книги Героя Советского Союза, генерал-майора авиации и известного летчика-испытателя П.М. Стефановского «Триста неизвестных»: