Свой последний бой Николай Гурьев провел в паре с ведомым летчиком против шести истребителей противника в районе Дорохова. Двоих он сбил, но на самолете ведомого заклинило двигатель, и он вышел из боя, а самолет Николая загорелся. Летчик, видимо, хотел дотянуть до аэродрома Кубинка, однако пожар вынудил его попытаться сесть, не долетая до него, на берегу реки Москвы. Самолет зацепился крылом за дерево и взорвался.
На этом месте теперь и стоит памятная плита с его именем. В Кубинке тогда базировался 11-й истребительный авиаполк, в котором служил герой Московской ПВО, командир эскадрильи капитан Константин Титенков. Он отличился при отражении первых налетов немцев на Москву. Ночью 22 и 25 июля он сбил два Хе-111 лично и еще один – в группе, а в последующих боях – еще четыре самолета противника. Незадолго до гибели Николая Гурьева, 10 октября, Титенков, возвращаясь после боя на подбитом самолете, при заходе на посадку в сложных метеоусловиях разбился недалеко от аэродрома. В 1966 г. на этом месте школьники нашли орден Ленина, которым он был награжден за первые победы в воздушных боях с немецкими бомбардировщиками, рвавшимися к Москве в июле 1941 г.
28 октября 1941 г. Константину Титенкову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. А накануне, за день до этого, погиб еще один известный летчик Московской ПВО – заместитель командира эскадрильи 177-го полка, Герой Советского Союза, лейтенант Виктор Талалихин. Он на год раньше Георгия Урвачёва окончил в Москве Пролетарский аэроклуб, Борисоглебскую школу летчиков и успел принять участие в войне с Финляндией, где сбил четыре самолета противника. В 1941 г. он выполнил 60 боевых вылетов, 8 августа совершил ночной таран и до своей гибели одержал еще шесть побед.
Вспомнить судьбу и гибель этих знаменитых и не очень известных летчиков московской противовоздушной обороны необходимо, чтобы понять напряжение воздушных боев в октябре 1941 г. Ныне рядом с аэродромом Кубинка стоит памятник «Летчикам-героям защитникам московского неба» с уверением, что «Подвиг их бессмертен». Еще один памятник-стелла «Летчикам, защитившим небо Москвы» установлен в Старом городке гарнизона Кубинка у авиаремонтного завода № 121.
На следующий день после гибели Николая Гурьева шел моросящий дождь, временами переходя в снег, облака опускались до 100 м, и в район, где он вел свой последний бой, вылетело на прикрытие войск звено 34-го полка в составе младших лейтенантов Бардина, Щербатых и Урвачёва. Там вместе с летчиками 11-го иап они вступили в бой с «мессерами» из еще одной отборной истребительной немецкой эскадры – «Удет». Георгий Урвачёв атаковал одного из «удетов» под облаками у самой земли с дистанции 200 метров:
«24.10.41. МиГ-3. Воздушный бой, 1 полет, 1 час, сбил Ме-109 лично в районе Тучково».
Однако в этом бою погибли Владимир Бардин, Александр Щербатых и Борис Васильев из 11-го полка, который при отражении одного из первых налетов на Москву таранил Ю-88, благополучно вернулся на свой аэродром и был награжден орденом Ленина.
Васильева и Щербатых атаками из-за облаков убил командир эскадры JG3 «Удет» майор Гюнтер Лютцов, который в тот день одержал 100-ю «победу» (о достоверности которых будет сказано далее). Воевал в Испании, Франции, участвовал в «Битве за Англию». За две недели до боя в районе Тучково к своему «Рыцарскому кресту Железного креста с Дубовыми листьями» получил еще и «Мечи».
Потеряв двоих друзей, которые в начавшейся войне успели одержать только по одной победе, Урвачёв в тот день совершил еще три боевых вылета. На следующий день он вновь четыре раза поднимался в воздух по боевым заданиям. Трудно сказать, как можно выдержать такие физические и психологические нагрузки и что для этого было нужно – полное психологическое отупение или, наоборот, предельное напряжение воли? Урвачёв об этом никогда не говорил.
А в районе боевых действий полка по-прежнему была низкая облачность и дымка. Однако Захар Дурнайкин обнаружил еле видимый в ней Ме-110 и на высоте всего 50 м расстрелял его в упор. Через день летчики полка, взлетая звеньями по трое, опять вступили в сражение с «хейнкелями», пытавшимися бомбить войска 5-й армии. Один из них стал жертвой звена в составе Андрея Шокуна, Михаила Бубнова и Георгия Урвачёва:
«27.10.41. МиГ-3. Воздушный бой, 1 полет, 1 час 15 минут. Сбил Хе-111 в районе Дорохово».
После этого у Георгия Урвачёва еще три боевых вылета, и вновь встреча с «хейнкелями»:
«27.10.41. МиГ-3. Воздушный бой, 1 полет, 1 час 10 мин.»
Южнее Дорохово уничтожили Хе-111 Захар Дурнайкин, Виктор Коробов и Николай Тараканчиков, для которого это была перва победа. Юго-западнее Кубинки с «хейнкелями» дрались Юрий Сельдяков, Сергей Платов и Пётр Ерёменко. Один из атакованных ими бомбардировщиков поспешил сбросить бомбы на лес, но и сам рухнул вслед, и только два члена экипажа покинули его с парашютами. А через пять минут это звено в районе Малых Вязем сбило еще одного «хейнкеля».
В конце боя Платов, преследуя Хе-111, настиг его уже за линией фронта и сбил. Через три часа он, Сергей Байков и Ерёменко в районе Наро-Фоминска уничтожили Ме-110. Это была четвертая победа Платова в тот день и третья – Ерёменко.
В связи с этим уместно вспомнить рассказ фронтового летчика 107-го гиап Ивана Кожемяко: «Был у меня <…> день, когда я сделал четыре боевых вылета и все четыре с воздушными боями <…>. Так вот после четвертого вылета я даже не понял, как приземлился.
Помрачение какое-то наступило. <…> Как садился не помню совершенно. После посадки отдышался, кое-как выполз из кабины, подошел к комэску и сказал: «Я больше не полечу. Все, сил нет. Землю не вижу».
Урвачёв после четырех боевых вылетов и двух воздушных боев тоже совершил ошибку на посадке: «В конце пробега самолет скатился с дорожки и загряз, упал на нос. Аэродром Внуково. Экипаж – невредим. Причина – негодность аэродрома». Накануне то же самое произошло с Константином Букварёвым. Полковник Стефановский вспоминал, что летчикам 34-го полка приходилось садиться «на узкую тридцатиметровую рулежную бетонированную полосу Внуковского аэродрома <…>. А грунт по сторонам рулежной полосы был мокрым, раскисшим. Это исключало всякую возможность скатывания на обочину».
Тем не менее на следующий день Урвачёв вновь вылетел на прикрытие войск в районе Дорохово. В это время недалеко от аэродрома Внуково появился Ю-88, и навстречу ему взлетел майор Рыбкин, но бомбардировщик успел скрыться от него в облаках. Второго «юнкерса» Рыбкин встретил и атаковал уже почти над Москвой, однако попал в зону, прикрытую нашей зенитной артиллерией, и, уклоняясь от ее огня, сорвался в штопор, вышел из него, но потерял противника из вида.
А назавтра день начался с того, что юго-западнее Дорохово Пётр Ерёменко обнаружил двухместный разведчик-корректировщик «Хеншель-126». После двух атак Петра с дистанции 300 м «хеншель» задымил, но тут появились три Ме-109, и, хотя, как изящно написано в донесении штаба полка, Ерёменко «атаки прекратил», подбитый им самолет, по докладам наземных наблюдателей, упал, не долетев до линии фронта.
Однако первоочередной задачей истребителей ПВО оставалась защита неба Москвы. Поэтому, когда 29 октября к столице подошли около 100 немецких бомбардировщиков, летчики 34-го, 11-го и других полков 6-го корпуса встретили их, правда, всего в 25 километрах от столицы. При отражении этого налета Шокун в паре с Урвачёвым четыре раза поднимался в воздух. Сначала они атаковали «юнкерса», но тот смог скрыться от них в облаках, а затем преследовали «хейнкеля» и Шокун сбил его в районе Дорохово.
Тараканчиков западнее Наро-Фоминска на высоте 5000 м с дистанции от 300 м до 50 м атаковал Хе-111, который задымил мотором и врезался в землю, – вторая победа Николая. Два часа спустя Юрий Сельдяков около Внуково на высоте 2600 м обнаружил самолет-разведчик «Фокке-Вульф-189», который летчики называли «рамой». Этот маневренный, хорошо вооруженный и бронированный самолет с двумя фюзеляжами и двигателями трудно было сбить, но Юрий после преследования уничтожил его в районе Лопасни.
Всего в тот день в возушных боях было уничтожено 44 самолета противника – самые большие потери люфтваффе за все время налетов на Москву.
Но боевое напряжение сказалось в ошибках летчиков. Николай Тараканчикова на разбеге «подорвал машину, убрал шасси. Правой плоскостью задел за землю и посадил машину на «живот». А самолет Захара Дурнайкина при посадке на пробеге развернуло, и было сломано шасси. Незадолго до этого Григорий Федосеев при взлете уклонился в сторону и врезался в двухэтажное здание: «Летчик ранен. Самолет разбит». Но командир полка был начеку: «За поломку самолетов <…> лейтенанта Тараканчикова и младшего лейтенента Федосеева арестовать на десять суток с удержанием 50 % за каждый день ареста».
О напряжении боевой летной работы в эти дни свидетельствует история, которую рассказывал Георгий Урвачёв:
– Надо же было так случиться, что в это время у моего друга приключилась диарея, говоря по-простонародному – понос. Он, бедняга, вернувшись из очередного вылета, зарулит на стоянку и пока его самолет готовят к новому вылету, сидит под крылом спустив штаны. А тут – ракета, и он, едва натянув эти самые штаны, снова лезет в кабину. И так целый день.
Летчик Николай Дудник тоже вспоминал о боях в небе под Москвой: «При интенсивных боевых вылетах летчики начинали страдать поносами».
По мнению специалистов, понос мог появиться у летчиков наряду с другими физиологическими последствиями воздушных боев и связанных с ними перегрузок: потерей аппетита, бессонницей и другими. То есть у них он имел боевые причины и являлся свидетельством летного мастерства, доблести и честного выполнения воинского долга. Поэтому летчики могли гордиться своим поносом, как старый воин – шрамами от боевых ран.
Тем временем на помощь 5-й армии прибыли войска из резерва Ставки, наступление противника выдохлось, и он был остановлен на подступах к Кубинке. Ныне километрах в пяти к западу от нее, рядом с Новым городком авиагарнизона, находится памятник «