В 1985 г. в «Литературной газете», а потом в 2014 г. в газете «Советская Россия» была опубликована фотография, на которой дородный Алексей Толстой стоит у борта МиГа. Рядом – невысокий человек в пилотке, с двумя шпалами на петлицах и боевыми орденами над карманом гимнастерки – командир 34-го полка майор Рыбкин. Под фотографией подпись: «Алексей Толстой на Западном фронте. Июль 1941 г.». На самом деле это аэродром Внуково Московской зоны ПВО, не входившей в состав Западного фронта.
Осенью 1941 г. у летчиков полка не раз бывал поэт Александр Твардовский. Летчикам особенно нравились строки из его стихотворения «Высшая честь»:
У летчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить – большая заслуга,
Но друга спасти – это высшая честь.
Они до сих пор часто цитируются в книгах об истории советской военной авиации и в мемуарах летчиков. Каждый раз, когда автор этих записок встречает их, то вспоминает летчика Говорова, который на безоружном Яке с пустыми бензобаками пошел в атаку на известного своей огневой мощью Ме-110, чтобы спасти отца автора. Даже не друга, а просто знакомого летчика из соседнего полка.
В полку не раз выступала певица Клавдия Шульженко. Урвачёв рассказывал, что, когда летчики аметили за кулисами, так сказать, «невежливое» обращение ее напарника Владимира Коралли с их любимицей, они решили методом физического воздействия научить его хорошим манерам. Но певица попросила их этого не делать, и они, конечно, ее послушались.
А вскоре летчиков, других командиров и красноармейцев 34-го истребительного авиационного полка увидели люди на всей территории Советского Союза и граждане некоторых зарубежнвх стран. 13 июня 1942 г. 160 кинооператоров-документалистов провели съемки на всей линии фронта от Баренцева до Черного моря.
На Центральной студии документальных фильмов из материалов этих съемок был смонтирован 80-минутный фильм «День войны» (режисер Михаил Слуцкий, сценарист Алексей Каплер). Ряд его эпизодов посвящен концерту пианиста Эмиля Гилельса на аэродроме Внуково, слушателями которого был личный состав 34-го истребительного авиационного полка.
Премьера фильма состоялась 22 октября 1942 г. Накануне корреспондент газеты «Красная Звезда» цветисто писал об эпизодах во Внуково: «Далеко по полю рассыпаны готовые ринуться в воздух самолеты, живописными группами стоят у самолетов летчики. Здесь на аэродроме звучит концертный рояль. Летчики видят вдохновенное лицо одного из лучших пианистов мира Эмиля Гилельса, слушают в его исполнении прелюд Рахманинова».
Видно, что во время концерта на аэродроме продолжалась боевая работа, некоторые летчики слушают концерт в кабинах истребителей, другие возвращаются с боевого задания. Когда многие годы спустя эти эпизоды показывали по телевизору, Урвачёв сразу узнавал друзей-однополчан на экране и называл их имена. Поразительно, он их всех помнил.
В завершающих кадрах был ночной аэродром, лица летчиков, сидящих в кабинах самолетов, и голос за кадром: «На Н-ском аэродроме 13 июня столицу охраняли летчики капитан Найденко, лейтенант Урвачёв, лейтенант Тараканчиков и многие, многие другие».
Мать Георгия Урвачёва Федосья Захаровна работала в Москве прядильщицей на фабрике, и как-то в октябре 1942 г. в цех вбежали ее подруги с криком:
– Феня! Феня! Твоего Егорку в клубе показывают!
Она бросилась к выходу из цеха и побежала в клуб рядом с проходной фабрики на Варшавском шоссе, где в тот день началась демонстрация фильма «День войны».
В декабре этот фильм был показан в Великобритании, в 1943–1944 гг. – в Бельгии и Швеции. В Тель-Авиве (Палестина) он шел в кинотеатре «Алленби», в США его 20-минутный вариант «One Day of War – Russia» был включен в киносборник «March of time», в который вошли и кадры на аэродроме Внуково.
О техническом состоянии, ремонте и окраске самолетов
Бывший командующий Московским фронтом ПВО генерал-полковник артиллерии Д.А. Журавлев вспоминал, что «после напряженных боев 1941 года, когда истребители 6-го истребительного авиационного корпуса работали буквально на износ, у многих машин был почти полностью выработан ресурс моторов, да и сами самолеты, латаные-перелатаные, требовали замены». Это в полной мере относилось к 34-му полку, в котором вместо 32 самолетов по штату оставалось всего 17 МиГов и только 13 из них были исправны.
Комиссар полка докладывал политотделу 6-го корпуса: «Материальная часть самолетов и в особенности моторов сильно потрепана. Моторы, стоящие на самолетах, <…> дают большие перебои, «барахлят». На этих моторах <…> летать очень опасно». Так, на самолете, который Тараканчиков опробовал в воздухе, «обрезало» мотор, и Николай совершил вынужденную посадку на аэродром в Кубинке, над которым все это произошло. При пробеге «самолет сделал полный капот. Летчик получил ранение лица».
Сергей Платов вскоре тоже опробовал самолет. С высоты 2500 м он перевел МиГ в пикирование, из которого тот не захотел выходить, несмотря на все старания пилота. Сергею ничего не оставалось делать, как покинуть строптивца на парашюте. В результате: «Самолет разбит. Летчик невредим». Через месяц, когда Платов вновь испытывал самолет в воздухе, на нем, как и у Тараканчикова, «обрезало» мотор, и Сергей произвел вынужденную посадку в лесу: «Самолет разбит. Летчик получил незначительные ушибы».
Только за январь – май летчики полка еще девять раз совершали на МиГах вынужденные посадки из-за технических неисправностей. По два раза пришлось это делать Букварёву и Елисееву, по одному разу – Мирошниченко, Байкову и Сайкину. Николай Тараканчиков еще раз плюхнулся в трех километрах южнее аэродрома Внуково. Юрий Сельдяков сделал это тоже в трех километрах, но к северу от него, и в документах полка об этом с изящной простотой записано: «При приземлении самолет загорелся и сгорел. Летчик из самолета вышел».
Иной раз неисправности вынуждали перехватчиков выходить из боя. В начале июля Степан Тихонов атаковал с большой дистанции Ю-88, но при попытке сближения «на форсаже» появилась течь масла в двигателе, и он прекратил преследование противника. Николай Мирошниченко, вскоре тоже наведенный на «юнкерса», атаковал его в лоб, но противник смог отвернуть. При развороте и заходе ему «в хвост» Николай несколько отстал и открыл огонь с дистанции 600 м, но в этот момент на МиГе «обрезало» мотор.
Самолеты исключались из боевого состава и списывались в результате потерь их в воздушных боях, катастрофах и летных происшествиях. Однако и без этого один за другим стали появляться короткие приказы командира полка: «Самолет МиГ-3 № <…>, не подлежащий дальнейшему использованию и восстановлению вследствие износа, из боевого состава полка списать, <…> обеспечить разборку самолета, сохранение и использование годных деталей и агрегатов на запчасти».
При этом некоторые МиГи были из тех, что поступили в полк еще до войны, в марте 1941 г. Об одном из них в апреле 1942 г., в газете «Сталинский сокол» появился даже очерк «Год на «МИГе» № 23–03», рассказывающий, что прошел год, как летчик Сергей Байков получил с завода этот самолет и совершил на нем 250 боевых вылетов.
А затем уже в газете Московского фронта ПВО «Тревога» через всю полосу призыв: «Учитесь искусству воздушного боя у летчика Байкова!» с подзаголовком: «Тов. Байков на одной машине совершил 300 боевых вылетов, провел 21 воздушный бой, уничтожил 10 самолетов противника. Самолет Байкова и сегодня в полной исправности». Будучи переведен в 12-й гвардейский полк, Сергей передал свой МиГ, который называл «старушкой», другому летчику: «Бери машину! Шестнадцать месяцев служила она мне и может еще столько прослужить».
Писатель Всеволод Иванов в очерке написал о летчике, что «часто после полета Байков на вопрос о результатах боя отвечает, смеясь, своей любимой поговоркой:
– Иван побил фрица».
Газета «Сталинский сокол» в 1944 г. дополнила его характеристику: «Отличный летчик, высотник, заоблачник, ночник». «Заоблачник» — выполняет боевые задачи за облаками, вне видимости земли.
Оценивая техническое состояния самолетов полка, надо сказать, что выпускавший их авиазавод № 1 в октябре был эвакуирован из Москвы в Куйбышев на площадку рядом с заводом из Воронежа, который выпускал штурмовики Ил-2. Первые самолеты на этих заводах вышли из цехов уже в середине декабря, но темпы их производства поначалу были низкими, один-два самолета в день. Директора обоих заводов получили телеграмму И.В. Сталина: «Вы подвели страну и нашу Красную армию. <…> Это насмешка над страной, над Красной армией. Нам нужны не МиГи, а Ил-2». Судьба МиГ-3 была решена, и его серийное производство прекращено.
К тому времени многие МиГи выдержали уже по три-четыре восстановительных ремонта. Сохранение их в строю свидетельствовало не только о мастерстве инженерно-технического состава, который отмечал, что МиГ-3 был очень технологичным и отличался ремонтопригодностью: «Взаимозаменяемость частей самолета за счет точности изготовления оказалась настолько высока, что из двух поврежденных МиГов быстро собирали один, а затем возвращали в строй и второй».
Во всяком случае, если в конце 1941 г., как было сказано, в полку оставалось только 17 истребителей, то вскоре, в 1942 г., их количество увеличилось до 21. А в декабре этого года в боевом составе полка количество МиГ-3 почти достигло штатного – 30 истребителей.
Из имевшегося на московском авиазаводе № 1 задела деталей, узлов, агрегатов и комплектующих в начале 1942 г. было собрано еще более 50 самолетов МиГ-3. Часть из них окрасили в белый цвет с красными стрелами и надписями: «За партию большевиков», «За Родину», «За Сталина». В ряде публикаций имеются сведения, что 1 февраля 1942 г. самолеты с такими надписями поступили и в 34-й полк.