Также из публикаций следует, что три таких самолета 23 февраля 1942 г. рабочие авиазавода вручили летчикам 172-го иап из состава ВВС Западного фронта, хотя этот полк летал на самолетах ЛАГГ-3. По свидетельству ранее упомянутого летчика 122-го иап Виталия Рыбалко, менее чем через месяц эти МиГи были переданы в их полк. Сам Рыбалко летал на самолетах с надписями: «За Родину» и «За Сталина», а от МиГа «За партию большевиков» отказался, потому что он был тяжелее других из-за установленной на нем радиостанции.
Но обычно зимой самолеты полка имели простую белую окраску. А весной появлялся приказ командира полка: «В связи с изменением покрова зимняя маскировка стала демаскировать аэродром». Поэтому следовало «зимнюю окраску самолетов заменить летней камуфлирующей». В связи с этим поперек фюзеляжей по зеленому фону наносились широкие, неровные светло-серые полосы в черной окантовке. Выделялся самолет летчика Сергея Байкова, раскрашенный узкими черными и зелеными полосами, как зебра.
Возвращаясь к использованию при ремонте отдельных частей списанных машин, следует сказать, что, поскольку они были от самолетов различной окраски, восстановленные в полевых условиях аэропланы зачастую имели диковатый вид. Крылья, центроплан и хвост могли быть выкрашены по-разному: в летний камуфляж и в традиционные для ВВС РККА зеленый и голубой цвета.
Урвачёву однажды из ремонта достался самолет, во весь борт которого был нарисован прыгающий тигр с оскаленной пастью. Он тут же приказал техникам закрасить этого зверя:
– Немцы увидят такой самолет и решат, что в нем какой-то очень важный летчик и его надо во что бы то ни стало сбить. Начнут охотиться за мной.
Однако, скорее всего, для Урвачёва любые картинки на боевом самолете были, как он выражался, «дешевизной», то есть пошлостью. А портрет тигра кисти неизвестного художника на борту истребителя, кроме того, видимо, оскорблял его эстетический вкус, как бывшего ученика заводской изостудии и, кстати, неплохого рисовальщика. О невысоком изобразительном качестве этого портрета свидетельствует то, что в Интернете он сопровождается надписью: «Урвачёв Георгий Николаевич – 34 иап ПВО, рычащая пантера под кабиной истребителя Ла-5». Но пилот продолжал пребывать в уверености, что это был тигр.
Вне зависимости от того, какого зверя была эта морда, опасения Георгия Урвачёва, связанные с ее изображением на борту самолета, были не напрасными. Об этом говорит история с полковником В.И. Сталиным, когда он в 1943 г. стал командиром 32-го гвардейского истребительного авиаполка. Ее поведал летчик этого полка Федор Прокопенко.
По его словам, «местные подхалимы – политработники» распорядились нарисовать на самолете командира ордена, которыми тот был награжден. Однако «в первом же боевом вылете немцы с удовольствием погоняли В. Сталина. После вылета полковник зло распорядился: «Убрать это художество!». Кстати, через двенадцать лет после этого полковник Прокопенко в летной книжке подполковника Урвачёва сделал запись о допуске его к самостоятельным полетам на вертолете Ми-4, но об этом рассказ впереди.
Однако фотография Героя Советского Союза Георгия Баевского и его техника Александра Собакина у самолета Як-9 с рисунком похожего тигра на борту свидетельствует, что этот сюжет был достаточно популярен у сталинских соколов или техников их самолетов. Хотя до этого Баевский летал на истребителе Ла-5 с изображением льва.
И еще о раскраске самолетов. В 1942 г. приказом по истребительной авиации ПВО и соответствующим приказом командира 34-го иап было предусмотрено нанесение на них знаков за сбитые самолеты противника: «В целях поощрения летчиков, отличившихся в боях за Советскую Родину против немецких захватчиков <…> нанести положенное количество звездочек на самолеты летчиков, которые имеют на своем счету сбитые самолеты противника». Дотошно указывалось, что «знак наносится в центре фюзеляжа на левой стороне самолета <…> в форме <…> звезды размером 15 см <…>, обведенной полоской шириной 1 см, нанесенной алюминиевой краской».
Далее шел список из десяти таких летчиков, и среди них: «Командир звена 1 АЭ лейтенант Урвачёв Г.Н., сбивший 3 самолета лично и 6 в групповом воздушном бою, нанести 4 звездочки». Но более существенным был пункт приказа о том, что «летчикам, сбившим 5 и более самолетов противника, выделить лучшие самолеты». Тогда это были Виктор Коробов – шесть звездочек, Сергей Платов и Николай Тараканчиков – по пять звездочек.
Вскоре к ним присоединился Виктор Киселёв: «На основании приказа НКО (Наркомата обороны. – В.У.) <…>и приказа ИА ПВО ТС (истребительной авиации ПВО территории страны. – В.У.) <…>приказываю на самолете командира 3-й авиаэскадриьи капитана Киселева В.А. за сбитые самолеты противника 4.10.42 Не-126, 15.1.43 Ю-88 и ФВ-190 нанести три последующие звезды и всего шесть».
Но этим же приказом командира полка за сбитые в январе 1943 г. Сергееем Платовым два «юнкерса» и один – Николаем Тараканчиковым было предусмотрено нанести на их самолеты, соответственно, восьмую и седьмую звезды.
Глава VЗащищая небо на дальних подступах к Москве
Трудности перехвата высотных самолетов-разведчиков
Ко времени перебазирования 34-го полка в Клин немецкая авиация изменила тактику и к Москве стали пытаться прорваться на высотах 7–9 тысяч метров самолеты-разведчики со специально подготовленными экипажами. В секторе ответственности полка действовали «Юнкерсы-88» из группы дальних разведчиков 4.(F) /14, которые вели стратегическую воздушную разведку. Перехват их был трудной боевой задачей. Николай Дудник вспоминал: «С немецкими разведчиками воевать было сложно – если с первой атаки не сбил, то он тебе только хвост покажет, и ты его не догонишь».
На большой высоте требовалась особая техника пилотирования и тактика ведения воздушного боя, которыми летчики полка, видимо, владели еще не в полной мере, поскольку до этого схватки с самолетами противника у них были только на малых и средних высотах. В связи с этим следует вспомнить, что перед войной они едва начали осваивать высотные полеты на МиГах, поднимаясь, как по ступеням, на 500 м на каждом этапе, и дошли только до 7000 м, параллельно тренируясь в барокамере. Но началась война, и стало не до тренировок. Похоже, летом 1942 г. сложилась ситуация, подобная той, что была в июле 1941 г., когда летчики ПВО Москвы не имели подготовки к ночным боям, а теперь – к высотным.
Но ночные бои они вели теперь успешно, как, например, 6 июня, когда немцы совершили уже редкий к тому времени массированный налет ночью более шестидесяти бомбардировщиков. Небольшая их группа направилась к Москве, а остальные атаковали аэродромы Инютино, Кубинка и Дракино у Серпухова. Летчики 34-го и 11-го полков отразили этот налет. Юрий Сельдяков сбил одного «юнкерса», а другие сбросили бомбы беспорядочно, уничтожив на земле только два самолета и повредив еще два. Правда, погибли три и было ранено восемь человек.
Но крайне неудачно сложились воздушные бои с высотными разведчиками лейтенанта Алексея Зуйкова и младшего лейтенанта Григория Федосеева. Их самолеты в атаке были подбиты стрелками противника, и летчикам пришлось спасаться на парашютах. Зуйков при покидании самолета ударился о его стабилизатор и получил тяжелое ранение.
За день до этого лейтенанты Сергей Платов и Николай Тараканчиков провели трудный бой, который они завязали с Хе-111 в районе Клина на высоте 7200 м и гнали его до Переславля-Залесского. В ходе этой погони немец забрался почти на 9000 м, однако из его правого двигателя уже шел густой черный дым.
Тараканчиков попытался таранить самолет противника, однако его стрелок пробил маслорадиатор на МиГе Николая, и ему пришлось идти на вынужденную посадку, не выпуская шасси. Самолет-разведчик тоже начал снижаться, и Сергей Платов потерял его в облаках и густой дымке.
Вскоре Платов уже вместе с Константином Букварёвым перехватили высотного разведчика Ю-88, однако он, энергично маневрируя, уклонился от их атаки. Перехватчики настойчиво преследовали «юнкерса», но не могли сблизиться с ним. Он постоянно нырял в облака, а когда выходил из них, летчики вынуждены были повторять атаки с дистанции 300–250 метров. В конце концов «юнкерс» окончательно скрылся в облаках.
Кроме того, линия фронта была недалеко, и, случалось, на помощь атакованным самолетам-разведчикам приходили «мессеры». Так, в июле Степан Тихонов на высоте 8000 м в районе Конаково у Иваньковского водохранилища был наведен на Ю-88, который, уходя от него, забрался на 9500 метров. Сблизившись с ним на 200 м, Степан открыл огонь, но после нескольких очередей пулеметы отказали. Он попытался таранить «юнкерса», однако его стрелки яростно отстреливались, и вскоре появились истребители противника. Степан вернулся на аэродром с пробитыми капотами на МиГе.
Видимо, иногда немцы применяли своеобразную маскировку. На следующий день Тихонова вновь подняли на перехват Ю-88, которого он обнаружил на высоте 7500 м, но не сразу опознал, поскольку на крыльях самолета были …звезды. Только зайдя сбоку, увидел на его фюзеляже кресты и атаковал. «Юнкерс» переворотом перешел в пикирование с разворотом на запад. Степан еще несколько раз открывал огонь по противнику с дистанции от 200 до 50 м, но на высоте около 1000 м потерял его в облаках.
В июле Виктор Коробов, Степан Тихонов и Николай Мирошниченко также вступали в бой с высотными разведчиками, которым удавалось скрываться в облаках. Как отмечалось в одном из документов 6-го корпуса: «Воздушный бой истребителей с разведчиками строится в условиях, когда желание драться не является обоюдным».
При этом следует иметь в виду, что, хотя в этих боях летчики ПВО не сбили ни одного самолета-разведчика, тем не менее в результате их атак немцы стремительно уходили на запад за линию фронта. Поэтому перехватчики, так или иначе, боевую задачу выполнили, не пропустили врага к охраняемым объектам и не позволили получить необходимые ему данные авиационной разведки.