А посему летчики ПВО Москвы время от времени получали отдохновение от этих трудов – направление в дома отдыха на десять суток. Так, 19 июня командир 34-го полка приказал: «Лейтенанта Урвачёва Г.Н. и лейтенанта Букварёва К.П. с сего числа считать в доме отдыха Внуково».
Вместе с тем отсутствие сбитых высотных самолетов-разведчиков, вероятно, требовало, по мнению «начальства», принятия мер. Тем более, что немецкая авиация, отказавшись от бомбардировочных налетов на Москву, в период с 5 по 27 июня совершила несколько налетов для бомбардировки промышленных предприятий Горького, Саратова и Ярославля. В этих налетах участвовало более 400 бомбардировщиков люфтваффе, которые, правда, при этом предпочитали огибать зону Московской ПВО.
Причины неудач противовоздушной обороны при отражении налетов вражеской авиации на эти важные экономические районы расследовала правительственная комиссия, которая доложила результаты работы на совещании у И.В. Сталина. Это еще более накалило обстановку и желание начальства «призвать к порядку» летчиков ПВО Москвы. Начали партийные органы – всего за полтора месяца в 34-м полку прошло три партийных собрания.
Политотдел, командование и госбезопасность «принимают меры»
Первое из этих собраний состоялось 24 июля с повесткой: «Как коммунисты полка выполняют задачу по уничтожению фашистских стервятников». Докладывал военком Недригайлов, упирая на то, что за восемь последних встреч с противником в результате якобы нерешительности и тактически неграмотных атак не выполнена боевая задача – уничтожать фашистские самолеты «огнем или тараном». Для примера приводились неудачные бои с противником Платова, Тараканчикова, Тихонова и Коробова.
Летчики, обычно предпочитавшие молчать на собраниях, на этот раз выступали один за другим. Главный вопрос сформулировал Петр Ерёменко: «В чем причина, что мы в последнее время не сбиваем самолеты противника?» Почти все отмечали, что самолеты в полку изношены, у них разные скоростные возможности и при вылете парой, летчики, преследуя противника, теряют друг друга и атакуют поодиночке. На форсаже масло заливает фонарь кабины и невозможно вести прицельный огонь.
Выступая, летчики говорили не общие слова, а только о своем опыте. Петр Ерёменко: «Не летаем постоянными парами. Не имеем постоянных закрепленных самолетов. Приходится летать на разных машинах, и не можем знать качество своего самолета и его особенностей». Николай Мирошниченко: «Нужно лучше ремонтировать матчасть. Полковые авиаремонтные мастерские стали работать хуже». Степан Тихонов: «Не выполнен приказ корпуса подготовить специальных летчиков-перехватчиков».
Летчики отмечали и свои ошибки. Виктор Коробов: «Не умеем еще ходить парами. Надо научиться разгадывать тактику врага». Ему экспансивно вторил Николай Тараканчиков: «К нам враг посылает хитрых старых «асов». Следовательно, мы должны вражеским хитростям противопоставить свою тройную хитрость. Для этого надо изучать тактику врага». Сергей Платов: «Мы атаковали последовательно, а нужно было одновременно. Это наша ошибка <…>. Нам мешает поспешность атаки. Нужно врага атаковать не торопясь, обдуманно, но решительно».
Виктор Коробов подвел итог: «При встрече с противником надо уничтожить его любой ценой, снарядом или тараном. <…> Безусловно, техника изношена. Надо и на такой технике врага убивать». Однако присутствовавший на собрании инспектор политотдела 6-го иак батальонный комиссар Корчак этот разбор летчиками причин неудач в воздушных боях назвал попыткой превратить партийное собрание в производственное совещание. Он заявил: «Отдельные коммунисты сваливают на матчасть. Такая постановка вопроса <…> антипартийная.<…>т. Платов и т. Тихонов выступали не по партийному». «Ни один вражеский самолет не должен уйти из нашей зоны», – так сказал инспектор политотдела.
Скорее всего, после этого летчикам стало скучно и неинтересно. Но слово взял летчик с непререкаемым авторитетом – Виктор Киселёв: «Некоторые объясняют свое отставание от ведущего разностью редукций моторов. На редукцию сваливать не стоит. <…> Мы еще не научились ходить парами.<…>Главная причина <…> нерешительность наших летчиков. Надо драться со злостью и ненавистью к врагу. Если летчик ненавидит врага всеми силами своей души, он не может его не уничтожить».
При этом надо иметь в виду, что летчики только начали переходить на действие парами из ведущего и ведомого летчиков вместо устаревшей, но предусмотренной уставами тактики – звеном из трех самолетов. Новая тактика была еще не освоена летчиками и не закреплена в штатах полка, что значительно снижало боевой потенциал истребителей.
Вскоре, 20 августа, состоялось следующее партийное собрание: «О ходе выполнения приказа Наркомата обороны № 227 коммунистами полка». Судя по всему, мало кто понял зловещую последовательность этих собраний. Следует вспомнить, что это знаменитый приказ от 27 июля 1942 г. «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций», названный «ни шагу назад!», в которым было предусмотрено создание штрафных рот и батальонов.
Собрание было вялым, и смысл всех выступлений сводился к тому, что да, конечно, приказ надо выполнять, укреплять дисциплину, есть отдельные нарушители, надо навести порядок. Однако секретарь партбюро полка старший техник-лейтенант Иван Зима пророчески предупредил: «Ряд коммунистов неправильно поняли приказ № 227. Они рассчитывают на очередную быстро проходящую кампанию. Поговорят, мол, о дисциплине, а там снова пойдет по-прежнему». А будущий секретарь партбюро, техник-лейтенант (ставший после войны генерал-майором авиации) Н.Н. Краснопёров выступил, как вскоре оказалось, невпопад с мнением политического «начальства»: «Есть коммунисты, такие как Тихонов <…> – это пример в выполнении приказа».
Лейтенант Урвачёв также попал в протокол собрания: «Отдельные коммунисты не служат личным примером высокой требовательности к себе и подчиненным, соблюдения формы и внешней подтянутости, не служат примером строгости выполнения уставов Красной армии и Устава ВКП(б) (Урвачёв. Букварев, Тараканчиков)». Из этих трех друзей-однокашников в постановляющей части протокола остался только один: «Партийное собрание указывает коммунистам Манукяну, Репину и Урвачёву на их слабую воинскую дисциплину и требует от них строгого выполнения Устава ВКП(б)». Записи невнятные, но, можно предположить, свидетельствуют, что политработники начали «охоту» на Урвачёва.
И всего через неделю вновь партийное собрание: «Отчет о работе партбюро ВКП(б) с 1.01.42 по 27.08.42». Странный период для отчета и поспешность проведения очередного собрания. Но вместо отчета партбюро летчиков волновали все те же вопросы. Тараканчиков: «Как мы ловим немцев? Очень плохо. <…> Надо воспитывать летчиков так чтобы они, как только увидели кресты, не ходили вокруг на больших дистанциях, а с малых дистанций уничтожали врага огнем или тараном. Сейчас не время утюжить воздух и жечь дорогостоящий бензин, а надо уничтожать врага везде и всюду».
Поднялся Найденко: «Почему мы не сбиваем самолеты? Нет стремительности в атаке. Пары не доходят до самолета врага, а ведомый всегда теряет ведущего и в итоге атакует один, а не пара. Стреляют с большой дистанции и не пользуются прицелом». Командир полка Александров: «В чем дело? Почему не сбиваем врага? Найденко не сказал об основном, о решительности и долге, самоотверженности во имя интересов Родины в период Отечественной войны. <…> Опыта у наших летчиков хватит, но стала проявляться нерешительность. У нас с вами сейчас одна задача – убить немца везде, где только можно и чем только можно».
Дело дошло до того, что и представители инженерно-технической службы начали поучать летчиков. Техник-лейтенант Сухинин витийствовал: «Почему мы плохо уничтожаем врага? После успехов в первом полугодии летчики расхолодились. Почувствовали себя непревзойденными мастерами. Зазнались, боятся идти на риск. Вот в основном причины того, что наши летчики не сбивают самолеты».
И как было объяснить этому храбрецу, что в первом полугодии они успешно вели бои на привычных высотах до 3000 м, а теперь вынуждены были забираться на 7–9 тысяч метров. При том, что перед войной, как было отмечено, летчики не успели получить необходимую подготовку не только к воздушным боям, но и просто к полетам на большой высоте. Это не вина, а их беда, за которую они пока еще не платили своими жизнями только благодаря общей высокой технике пилотирования и боевому опыту.
А в протоколе появился еще один объект для «охоты»: «За истекшие 2 месяца коммунист Тихонов из 7 встреч с самолетами противника не сбил ни одного». Одновременно это ответ на «незрелое», по мнению политработников, выступление техника-лейтенанта Краснопёрова на предыдущем партийном собрании: «Тихонов <…> – это пример в выполнении приказа (№ 227. – В.У.)».
Уже после первого партийного собрания в дело вступило командование. Заместитель командующего Московским фронтом ПВО генерал-майор артиллерии А.В. Герасимов проверил состояние боеготовности полка и констатировал: «Штаб (34-го иап. – В.У.) недостаточно отработал вопросы наведения на противника, что приводит к тому, что очень часто высланные самолеты на перехват противника не встречают. А если встреча и происходит, то все равно противник уходит безнаказанно. Из 9-ти встреч за время пребывания на аэродроме Клин ни один из самолетов противника не был уничтожен».
Но после этого воздушные бои лишь подтвердили, как трудно сбить высотный самолет-разведчик, несмотря на то, что перехватчики стали атаковать неприятеля более решительно и с малых дистанций «до упора». Так, Степан Тихонов и Петр Ерёменко на высоте 8000 м с дистанции 200–100 м атаковали «Дорнье-217», отличавшийся мощным оборонительным вооружением – до девяти пушек и пулеметов. Разведчик с разворотом на запад стал пикировать, и перехватчики не смогли его догнать, вели огонь с большой дистанции, но горючее подошло к концу, и они прекратили преследование.