На следующий день, 26 июля, Георгий Урвачёв тоже упустил немецкий самолет-разведчик, которого он, находясь на высоте 6000 м, обнаружил выше себя – на 9000 метров. Нагнав немца над Московским морем, он несколько раз атаковал его с дистанции от 200 м «до полного сближения с противником». Над Ржевом, после лобовой атаки, стремясь быстрее зайти к противнику «в хвост», перехватчик произвел слишком резкий для большой высоты боевой разворот и сорвался в штопор, из которого смог выйти только на высоте 2800 м, но при этом потерял немецкий самолет из вида. А на его МиГе технику пришлось заделывать полученные в бою пробоины.
Через пять дней досталось Виктору Киселёву и Александру Тихонову, которые на высоте 8000 м в районе Клина настигли До-215. При атаке его с дистанции 50 м «до полного сближения» стрелки немецкого разведчика повредили на самолете Киселёва двигатель, который задымил и его заклинило. Тем не менее летное мастерство Виктора позволило ему посадить МиГ на свой аэродром. Самолет Тихонова был подожжен в атаке, но пикированием до 1000 м он смог погасить пламя и тоже вернуться «домой».
В тот же день трудности борьбы с высотными разведчиками показал воздушный бой старшего лейтенанта Юрия Сельдякова и сержанта Тимофея Белоусова, которые в районе Клина на высоте 6000 м обнаружили Ю-88, уходивший на запад с набором высоты. Догнав его на высоте 7500 м, они атаковали его с двух сторон, с дистанции 100—50 м «до проскакивания», но без результата. На высоте 9000 м Сельдяков попытался таранить противника снизу сзади, но спутной струей был отброшен в сторону, сорвался в штопор и потерял из виду ведомого и противника, получив от его стрелков несколько пробоин на своем самолете.
Белоусов продолжил атаку, однако у него вышло из строя оружие. Он подошел к противнику сзади с превышением 5–6 м, намереваясь отрубить ему хвост, но проскочил вперед и ударил винтом своего МиГа по кабине, фюзеляжу и плоскости, после чего «юнкерс» перевернулся и отвесно пошел к земле, а Тимофею удалось приземлиться на клинском аэродроме. Несмотря на звание сержанта, 28-летний Белоусов по возрасту был старше многих пилотов – офицеров полка, поскольку до Борисоглебской школы летчиков, которую окончил в 1941 г., он после десятилетки два года учился на рабфаке при Московском финансово-экономическом институте.
Удивительно, но этот высотный таран Тимофей Белоусов совершил в своем первом воздушном бою. Через три месяца, 7 ноября, он был награжден орденом Красного Знамени.
А 22 августа на перехват Хе-111 были подняты старший лейтенант Степан Тихонов и младший лейтенант Григорий Федосеев. Тихонов на высоте 8500 м настиг «хейнкеля» и, как следует из приказа командира полка, «производя атаки, сближался с противником, скольжением уходя в сторону, и вновь атаковал, но стараясь избежать огня стрелков, огонь вел <…> на скольжении, в результате чего огонь был неточным. <…> Противник, воспользовавшись такой нерешительностью, пошел на снижение до бреющего полета, где МиГ-3 не имеет таких качеств в скорости, ушел на запад».
Жесткую оценку получили действия ведомого: «Младший лейтенант Федосеев Г.И., имея в руках самолет МиГ-3 на высоте 7000–8000 м, которому по скорости и маневру нет равных в современной войне, не мог сблизиться с противником лишь из-за неграмотного, неправильного маневра, вследствие чего ведущий вел бой один без своего ведомого».
Командир полка вынес летчикам взыскание: «За недостаточную решительность в воздушном бою с бомбардировщиком противника и за безнаказанное его упущение <…> 8 суток ареста». Закончил он приказ недвусмысленным предупреждением всему летному составу полка: «Впредь подобные случаи буду рассматривать как трусость, и применять меры согласно приказу т. СТАЛИНА № 227. Каждый встреченный самолет противника должен быть уничтожен огнем или тараном».
Через день после этого Григорий Федосеев и Виктор Коробов на высоте 7500 м были наведены на Ме-110, которого Григорий атаковал «в лоб». «Мессер» переворотом с резким скольжением пошел вниз. Коробов и Федосеев еще несколько раз атаковали его, но Ме-110 вновь переворотом на высоте 1000 м ушел в облака.
Назавтра Федосеев провел еще более драматичный бой. На перехват Ю-88 были подняты две пары истребителей полка. Из-за плохой видимости его на высоте 7500 м обнаружил только Григорий. Он догнал и атаковал противника со стороны солнца, слева сверху, с дистанции 300 м «до полного сближения». «Юнкерс» перешел в пикирование, но перехватчик, зайдя ему «в хвост», с дистанции 50–30 м поджег правый мотор самолета противника. Однако на высоте 3500 м немец скрылся в облаках.
К этому времени в события вмешались органы госбезопасности. Особый отдел НКВД Московского фронта ПВО направил командиру 6-го корпуса полковнику Митенкову «спецзаписку» о том, что в корпусе «политико-моральное состояние личного состава на низком уровне». Это объясняется якобы тем, что «командование и политотдел <…> не сделали должных выводов из приказа НКО № 227». И дальше следовал приговор: «Положение с дисциплиной остается таким же, каким оно было до приказа тов. СТАЛИНА. В частях широко распространены антиморальные поступки, заметно активизировал свою деятельность антисоветский элемент».
После этого надо было срочно «принимать меры», для чего следовало дождаться удобного случая и выбрать жертву, которой едва не стал лейтенант Урвачёв. Несколько дней спустя оружейники при подготовке его самолета к боевому вылету промыли бензином пушки от нагара. Урвачёв рассказывал, что, когда после этого он пошел на взлет, девушка-оружейница, выплеснув из ведра грязный бензин, с ужасом увидела, что вместе с ним вылетела некая деталь – «собачка», без которой пушка не могла вести автоматический огонь. Ее забыли поставить на место. По словам летчика, он в том вылете атаковал «юнкерса», нажал гашетку, но пушки тявкнули и замолкли. Перезарядив их, опять нажал гашетку, и снова только одиночный выстрел.
Как следует из Журнала боевых действий полка, капитан Найденко и лейтенант Урвачёв были подняты на перехват высотного разведчика Ю-88. В ходе его преследования Михаил Найденко отстал. «В районе Старицы (200 км к северо-востоку от Москвы. – В.У.) на H 8500 Урвачёв догнал его (Ю-88. – В.У.) и сверху слева атаковал. Пушки отказали. По докладу лейтенанта Урвачёва, несмотря на то, что атаки повторялись им несколько раз и перезаряжались пушки, последние не сделали ни одного выстрела».
На аэродроме его встретил разъяренный комиссар полка Недригайлов с угрозой немедленно отдать под суд военного трибунала:
– Вы пропустили вражеский разведчик в наш тыл, а сами вернулись с полным боезапасом. Знаете, что за это – трибунал?!
– У меня оружие отказало.
– Значит, надо было совершить героический таран, а вы струсили!
Учитывая характер Урвачёва, нетерпимого к несправедливости, можно представить, насколько горячий был после этого обмен мнениями. В ходе его летчик пояснил, что таран невозможен, если задний стрелок на «юнкерсе» жив – он убьет летчика, который попытается подойти. А если товарищ комиссар думает иначе, то на «спарке» можно взлететь вдвоем, и товарищ комиссар по-партийному, личным примером в воздухе покажет, как надо совершить героический таран.
Последний аргумент показался комиссару убедительным, и он не стал настаивать на отдании летчика Урвачёва под суд военного трибунала. Эта история хорошо иллюстрирует давно известную в авиации притчу о том, что командир дает летчикам команду:
– Делай, как я!
А замполит требует от них:
– Делай, как я сказал!
Как бы то ни было, но заключение проведенного расследования гласило: «Левая пушка отказала по причине отсутствия ведущей собачки, которая не была установлена при сборке младшим воентехником Нарбут И.П. Правая пушка была поверена стрельбой на земле и в воздухе на высоте отказа – стреляла безотказно. Следовательно, причиной отказа является неумение эксплуатации вооружения лейтенантом Урвачёвым».
Между тем опыт летчиков свидетельствовал, что самолетное оружие на больших высотах нередко отказывало в результате «загустения» смазки при низкой температуре. Тем не менее в связи с выводами расследования командир полка приказал всему летному составу сдать зачеты по знанию пушки «ШВАК», которыми было вооружено звено МиГов (по две пушки на каждом), поступивших в полк в июне 1942 г., а всем причастным вынес взыскания:
инженеру по вооружению старшему технику-лейтенанту Житлухину – пять суток домашнего ареста и предупреждение о неполном служебном соответствии;
технику вооружения 1-й эскадрильи младшему воентехнику Нарбуту – восемь суток с оговоркой: «Ограничиваюсь таким взысканием, учитывая хорошую работу в прошлом»;
адъютанту 1-й эскадрильи лейтенанту Урвачёву – пять суток.
И традиционное удержание со всех поименованых причастных 50 % зарплаты за каждый день ареста. Но Урвачёву в день окончания арестантского срока, как своеобразная компенсация, был дан приказ командира полка о выплате ему вместе с другими летчикам-ночникам ежемесячной надбавки за ночные боевые вылеты.
Вскоре после этого немецкие бомбардировщики под прикрытием шестерки Ме-109 нанесли очередной удар по железнодорожной станции Волоколамска, через которую шло снабжение войск Западного фронта, наступавших с тяжелыми кровопроолитными боями в районе Ржева. Поднятые с аэродрома Алферьево старший лейтенант Степан Тихонов и младший лейтенант Григорий Федосеев попытались догнать уже уходившие от Волоколамска бомбардировщики, но не смогли этого сделать.
До этого немецким бомбардировщикам не раз удавалось после ударов по Волоколамску уклониться от атак перехватчиков, но нужен был «пример». Новый командир 6-го иак генерал-майор авиации А.Ф. Демидов отметил свое назначение приказом, в котором, демонстрируя праведный гнев, обвинил Тихонова и Федосеева в том, что они