15 января аэродром был закрыт туманом, и только Киселёв смог взлететь на перехват высотного разведчика, проявив в этом вылете не только исключительное летное мастерство, но и необыкновенное хладнокровие в бою. Будучи на высоте 5200 м, он обнаружил Ю-88 выше себя почти на 3000 м и, догнав его, доложил:
– Атакую.
После этого он замолчал, и встревоженный командир запросил:
– Вас не слышно, отвечайте!
– Подождите, занят, потом отвечу.
Через несколько минут на КП из рации вновь раздался голос Киселёва:
– Винты справа остановились, сейчас добавлю по второму мотору… самолет противника планирует, нахожусь над ним… противник упал.
Это как репортаж с места событий, происходивших в 25 км к юго-западу от Ржева, но вел его не стороннний наблюдатель, а участник боя.
Через два часа Киселёв на МиГе и летчики 28-го иап майор Гладков и сержант Солнышкин на самолетах П-40 «Киттихаук» вылетели на разведку к месту сбитого самолета, где были атакованы «Фокке-Вульфами-190». Киселёв, спасая одного из «киттихауков», тремя очередями сбил зашедшего к нему «в хвост» немца в районе села Погорелое Городище.
Но в это время другой «фоккер» поджег самолет Киселёва, на котором к тому же заклинило рули управления. Виктор, покинув самолет, затянул прыжок, но после того, как он открыл парашют, немецкий летчик с пикирования все-таки обстрелял его. При этом в Дневнике полка уклончиво отмечалось: «С того момента, как Киселев выбил FW-190 из-под хвоста «киттихаука» и атаковал его, «киттихауков» он больше не видел», – бросили?
Через день после этого Николай Мирошниченко и Сергей Платов, находившиеся на высоте 6500 м, были наведены в районе Калинина на Ю-88, шедший на 1000 м выше. Перехватчикам, которых противник не видел, удалось занять позицию с превышением над ним на 500 м и пикированием атаковать с дистанции 200 м, «пропустив очередь пушек через весь самолет, особенно кабину пилота», после чего противник перевернулся и стал падать.
Закончили «январскую сессию» Николай Тараканчиков и Георгий Лещенко. Их подняли на перехва Ю-88, шедшего на высоте 7500 м от Старицы до Клина, где он развернулся на запад. Перехватчики настигли его севернее аэродрома Алферьево, и после длинной пушечной очереди Николая «юнкерс» перевернулся, пикированием перешел на бреющий полет, дымя правым мотором. Николай, подойдя вплотную, еще раз ударил из пушек по самолету противника, который после этого упал «на опушке лесного массива», как повествовалось в донесении.
Обращает на себя внимание запись в летной книжке лейтенанта Урвачёва о его последнем боевом вылете на МиГ-3, высота и продолжительность которого странные:
«7.01.43. МиГ-3. Патрулирование, 1 полет, 19 минут, высота 400 м».
Возможно, неисправность изношенного МиГа заставила прервать полет.
В конце января, после поверки техники пилотирования Урвачёва на «спарке» Як-7, командир полка записал в его летную книжку: «Самостоятельный вылет на Як-1 разрешаю. Вылетел на самолете Як-1 с оценкой «отлично». Незамедлительно Урвачёв выполнил на этом самолете еще четыре тренировочных полета и в тот же день …на боевое задание:
«29.01.43. Як-1. На патрулирование, 1 полет, 38 мин., высота 7000 м».
Истребителями Як-1, обладавшими хорошими пилотажными качествами и простыми в управлении, была перевооружена эскадрилья капитана Киселёва и звено управления полка, в состав которого вошел лейтенант Урвачёв, поскольку в январе он стал помощником командира полка по воздушно-стрелковой службе.
Борьба за культуру, с заразой, разгильдяйством и о погонах
Тем временем был нанесен удар по культурному обеспечению личного состава полка. Техник-лейтенант Сухинин взял «из культимущества полка полубаян», который был у него похищен. Предложение купить за свой счет аналогичный музыкальный инструмент и передать его в общественное пользование техник-лейтенант отверг. Но командир полка был неумолим: «За причиненный ущерб государству с техника-лейтенанта Сухинина удержать 1000 рублей – в течение 6 месяцев равными долями. Удержанную сумму перечислить на статью культфонда полка».
Одновременно в гарнизоне Клин, как и год назад во Внуково, началась борьба с внутренним противником, на которого указал командующий войсками Московского фронта ПВО генерал-лейтенант артиллерии Д.А. Журавлев: «Каждый случай заражения венерической болезнью расценивать как попытку уклонения от военной службы, граничащую с дезертирством с фронта». Командир 34-го полка и одновременно начальник гарнизона Клин, к тому времени уже майор Александров обнаружил, что заболеваниями этого рода в гарнизоне особо отличался зенитный артиллерийский полк, прикрывавший город и аэродром.
Первый удар начальник гарнизона нанес лейтенанту, командиру одной из батарей этого полка, который «на квартире пьянствовал с гражданскими неизвестными женщинами». Суть дела была изложена в его приказе: «Вместо того, чтобы заняться кропотливой боевой работой, обучением своих подчиненных, быть всегда готовым отразить налет на охраняемый большой важности стратегический объект, командир батареи <…> стал на путь морально-бытового разложения, систематически пьянствует, имеет случаи связи с женщинами, что приводит к распространению венерических заболеваний». А посему лейтенанту, который был почти «дезертир с фронта», домашний арест на восемь суток.
Одновременно в районе гарнизона были отмечены случаи заболевания брюшным тифом. Поэтому майор Александров приказал командирам частей гарнизона «провести решительные мероприятия профилактического характера по предупреждению заноса и распространения брюшного тифа». Самым эффективным из них представлялось требование «перед приемом пищи и после посещения уборной производить обязательное мытье рук с мылом, для чего в подразделениях и столовых организовать умывальники».
Однако опасность нарастала, и через две недели начальник гарнизона приказал «ввиду явной угрозы распространения брюшного тифа <…> всему личному составу войсковых частей, вольнонаемным и работникам военторга провести предохранительные прививки против брюшного тифа, паратифа, дизентерии, холеры и столбняка». В гарнизоне личный состав 34-го полка первым был подвергнут этой, уже ставшей привычной для него экзекуции.
Одновременно майор Александров повел наступление на «хозяина» клинского аэродрома – 661-й батальон аэродромного обслуживания и его командира майора Ляховича. Судя по всему, командир полка и начальник гарнизона долго терпел его проделки, пока не произошел из ряда вон выходящий случай, когда полк в течение двух часов не мог произвести вылет на боевое задание из-за отсутствия «БЗ» – бензозаправщика.
Александров начал приказ по гарнизону Клин с того, что батальон совершенно недостаточно уделяет внимание «обслуживанию боевой работы, быту и жизни 34-го иап». А затем нанес прицельные удары по наиболее уязвимым местам противника, указав, что личный состав полка, отрывая время от боевой работы и учебы, вынужден вместо батальона заниматься приведением своих помещений в порядок, кладкой печей, утеплением оконных и дверных проемов и самозаготовкой дров.
Землянки, где размещается технический состав, «не отвечают никаким требованиям жизни, культуры и гигиены. Вид мрачный. Бачки для питьевой воды, умывальники, вешалки для обмундирования отсутствуют». Да и обмундирования личному составу не хватает: «У молодых летчиков нет гимнастерок и шинелей, из-за чего они вынуждены пребывать все время в комбинезонах. Валенки и унты пришли в негодность, починка не организована».
Баня не обеспечена бельем, постоянно неисправна и работает раз в 20 дней, из-за чего имеются случаи вшивости. Лазарет не оборудован уборными, и больные «для отправления естественных надобностей вынуждены ходить по улице в соседнее помещение в халатах».
Получила оценку фанаберия командира батальона, который систематически не выполнял указания начальника гарнизона, как, например, об обеспечении 3-й эскадрильи керосином для ламп. В результате с наступлением темноты личный состав эскадрильи «лишен возможности организовать занятия и культурно-просветительную работу». Не приведена в порядок водяная колонка, из-за чего личный состав пользовался водой из загрязненного колодца и имеются инфекционные заболевания.
Начальник гарнизона саркастически отмечал, что «майор Ляхович считает себя командиром части», а не подразделения, кем он был на самом деле, и без разрешения покидает гарнизон на сутки и более, оставляя батальон без руководства.
А посему командиру батальона майору Ляховичу выговор и ходатайство перед командованием 6-го иак «о приятии мер для коренного изменения отношения командования 661-го бао к обеспечению частей гарнизона».
Вскоре вместо майора Ляховича командиром 661-го бао стал майор Шевченко.
В январе 1943 г. Красная армия перешла на новые знаки различия – погоны. В связи с этим начальник гарнизона Клин приказал командиру 661-го бао обеспечить части гарнизона соответствующими погонами, петлицами, пуговицами, звездочками и эмблемами. В приказе о переходе на ношение новых знаков различия заслуживает внимания и дословного цитирования то, что этим приказом было запрещено всему личному составу частей гарнизона:
«появляться в театрах, кино и других общественных местах в плохо выглаженном обмундировании, <…> в валенках, бурках, меховых жилетах, телогрейках, в стеганых брюках, небритыми, непричесанными <…>;
носить в карманах костюма громоздкие предметы, нарушающие подтянутость;
появляться на улицах города и общественных местах с большим багажом <…>. При себе иметь аккуратно упакованный багаж не более одного места, размером 30–50 см, при этом нести его в левой руке, имея правую свободной для приветствия;
появляться в военной форме на рынках, базарах, находиться в очередях за спиртными напитками;