21 июня 6-й истребительный авиационный корпус был преобразован в 1-ю воздушную истребительную армию ПВО, а ее командующим назначен генерал-майор авиации А.В. Борман. В армии были сформированы три истребительные авиационные дивизии, и 34-й полк вошел в состав одной из них – 317-й, командиром которой стал Герой Советского Союза полковник Н.Ф. Баланов, до того командовавший истребительными авиационными дивизиями на Северо-Кавказском и Юго-Западном фронтах.
Наверное, для знакомства с одним из полков своей дивизии полковник Баланов без уведомления прибыл в Клин. На КПП полковника пропустили в гарнизон, не проверив документы. Дальше больше – часовой у самолетного ангара показал ему дорогу на аэродром и командный пункт полка через дыру в проволочном заграждении. Тем же путем следовали гражданские лица мимо позиций зенитных батарей, а их расчеты не принимали меры к задержанию и выяснению личности этих граждан.
Прибыв на КП, возмущенный полковник Баланов указал на эти недопустимые факты командиру полка и начальнику гарнизона майору Александрову, который в тот же день констатировал в своем приказе: «Дело с охраной аэродрома и несением караульной службы в отдельных случаях имеет ненормальности и требует незамедлительной перестройки». И в целях «изжития ненормальностей» дал необходимые указания, в соответствии с одним из которых командир бао майор Шевченко должен был «обеспечить посты свистками».
Но помимо наличия свистков на постах охраны аэродрома командир истребительного авиационного полка ПВО был озабочен его готовностью к отражению нападения воздушного противника и поэтому приказал своему заместителю майору Шокуну провести проверку 1-й эскадрильи капитана Сельдякова, результаты которой обескураживали.
При заступлении на дежурство экипажи допускали опоздания, задачи им не ставились, сигнал «я свой самолет» летчики не знали. Летчик, находившийся в готовности № 1, не знал, кто у него ведомый, и назвал пилота, дежурившего в готовности № 3. Между ними не было договоренности о совместных действиях в воздушном бою и вариантах его ведения.
От острого глаза летчика-истребителя Андрея Шокуна не укрылось и то, что красноармеец Фунтикова, проходя мимо, не приветствовала его, офицера-командира. В блиндажах грязь, дневальный не знает о наличии винтовок в палатке дежурного техсостава, а на обнаруженных трехлинейках была ржавчина. И как верх распущенности: «Летный состав <…> в столовую ходит без строя».
Вывод командира полка: «Все эти факты свидетельствуют, что командир эскадрильи капитан Сельдяков от своих обязанностей самоустранился, перепоручив свою работу подчиненным, не контролируя их выполнение». Порок должен быть наказан: «Капитана Сельдякова арестовываю домашним арестом на 2 суток с удержанием 50 % денежного содержания за каждый день ареста».
Можно предположить, что одной из причин недостатков в организации боевого дежурства в эскадрилье была своеобразная реакция на запредельное напряжение сил при защите неба столицы в 1941–1942 гг., когда Юрий Сельдяков и другие летчики 34-го полка самоотверженно сражались буквально днем и ночью, отражая налеты немецкой авиации на Москву. Одержав победу в этом сражении, летчики невольно снизили уровень боевой готовности, по-прежнему требовавшей мобилизации необходимых для этого сил.
Тем временем в июле у старшего лейтенанта Урвачёва – полеты между аэродромами Клин и Алферьево, инструкторские полеты на них с летчиками полка, а также выполнение иной раз не совсем обычных заданий:
«12.07.43. Як-1. Сбитие аэростата, 1 полет, 40 минут, 1700 метров».
Привязные заградительные аэростаты использовались в ПВО как препятствие для самолетов противника. Но случалось, что и наши летчики сталкивались с ними. Так, в августе 1941 г. летчик 34-го полка младший лейтенант Владимир Фокин в ночном вылете, атакуя самолет противника, врезался в трос аэростата, был выброшен из самолета и приземлился на парашюте в районе станции Царицыно. Поэтому, если иногда аэростат срывался с привязи, летчики-истребители получали задание сбить его, которое они выполняли с удовольствием, поскольку это была хорошая тренировка и даже развлечение, но, главное, – из прорезиненной оболочки аэростата можно было сшить шикарные плащи.
Урвачёв вспоминал связанную с этим историю:
– У нас один такой соискатель плаща долго ждал счастливого случая и надоедал всем, расспрашивая, не видел ли кто-нибудь сорвавшийся аэростат? Наконец случай представился, и он, упросив командира полка, вылетел на «сбитие аэростата». Вернулся он с пустыми патронными ящиками и злой: «Заколдованный попался! Улетел, гад!» В тот же вечер в летной столовой я оказался за столом с тремя незнакомыми летчиками странного вида – пожилыми и даже седыми, но с погонами старших лейтенантов, которые раздраженно обратились ко мне:
– Наверное, ты из «таких-растаких» пилотов Як-1?
– Да, а вы из «каких-этаких»?
Оказалось, что это штатские воздухоплаватели, призванные в ВВС, чтобы летать для какой-то надобности на дирижаблях и аэростатах. По их словам, днем они мирно проплывали на аэростате неподалеку. Внезапно на них напал Як-1 и сделал несколько заходов, ведя огонь:
– К счастью, этот летчик оказался не ахти, каким истребителем. Видно, расстрелял весь боезапас, а мы отделались только несколькими пулевыми дырками в оболочке. Все равно до своей площадки не дотянули и сели здесь невдалеке. Так это был не ты?
После моих заверений, что если бы они попались мне, то так легко не отделались, мы дружески выпили каждый свои сто грамм и мирно поужинали.
Воздушные бои на потолке и национальный вопрос
В конце июля у летчика Урвачёва первый вылет на новом для него типе самолета:
«31.07.43. Як-9. Химки – Клин, 1 полет, 15 минут».
Як-9 – простой, надежный и легкий в управлении истребитель, с высокими летными данными и мощным вооружением, пушкой калибра 20 мм и двумя пулеметами – 12,7 мм.
Летом 1943 г. небольшой серией был выпущен высотный вариант этого истребителя – Як-9ПД. Пять самолетов этой модификации поступили в 12-й гвардейский истребительный авиаполк, с которым в октябре 1941 г. тесно взаимодействовали летчики 34-го полка. В гвардейском полку была сформирована «высотная» эскадрилья, вооруженная специально подготовленными МиГ-3 и Як-9ПД. Вскоре эти Яки сыграли важную роль в борьбе Московской ПВО с самолетами-разведчиками на больших высотах.
Дело в том, что немцы стали использовать самолеты-разведчики, которые выполняли полеты выше потолка советских перехватчиков. В боевых документах полка эти самолеты иногда обозначались как Хе-111 или Хе-177, хотя, как правило, это были специальные высотные самолеты-разведчики «Юнкерс-86Р».
Именно такой тип самолета-разведчика был обнаружен 6 июня в 14.00 на границе Смоленской и Москвовской областей в районе Сычевки и Шаховской. Для его перехвата с аэродромов Клин и Алферьево были подняты две пары истребителей 34-го полка. Противник шел с набором высоты от 11 500 до 12 500 м, а летчики Шишлов, Букварёв, Ионцев и Шагалов преследовали его на протяжении 100 км до Сычевки на предельных для их МиГов высотах до 11 200 м, где они были уже неустойчивыми и трудно управляемыми.
Младший лейтенант Афанасий Ионцев, разогнавшись, задрал нос самолета и открыл огонь, но из-за отдачи свалился в штопор. Выйдя из него, Афанасий набрал высоту 11 400 м и вновь с разгона попытался таранить разведчика, находившегося на 100 м выше, но на его самолете загорелся мотор, и он вынужден был воспользоваться парашютом. Спускаясь на нем, Афанасий от длительного кислородного голодания потерял сознание. На земле его подобрали местные жители и доставили в госпиталь, где он пришел в себя только на следующий день.
В донесении об этом бое командир полка доложил: «Для достижения большой высоты необходимо иметь облегченный самолет, обычный МиГ-3 высоты больше 11 400 м не набирает, но имеет преимущество в скорости. Действия летчика решительные, при попытке тарана был подожжен противником». Впрочем, ныне специалисты полагают, что двигатель на самолете Ионцева загорелся не из-за огня противника, а в резульате перегрузки.
Для боевой работы на больших высотах летчики тренировались в барокамере. И тем не менее случалось, что в полете сказывался недостаток высотной выносливости. Так, старшина Алексей Соловьев на высоте 7800 м при нормальной работе бортового кислородного питания потерял сознание. Придя в себя, он успел вывести самолет из пикирования, но не смог до конца восстановиться, потерял ориентировку и совершил вынужденную посадку «на живот».
Однако пилотам по-прежнему доставалось не только на высоте, но и на земле при взлете и посадке. На следующий день после неудачной попытки перехвата высотного разведчика у одного из участников этой эпопеи, младшего лейтенанта Шишлова при пробеге после посадки на МиГе сложились «ноги» шасси. При взлете старшего лейтенанта Коробова на его истребителе Як-1 «обрезало» мотор, в результате чего – вынужденная посадка, у летчика «ушиб головы и лица, отправлен в госпиталь. Самолет поломан».
А через десять дней еще одна тщетная попытка перехвата самолета-разведчика на высотах 11 500—12 500 метров. На этот раз были подняты более опытные летчики-командиры Платов, Тараканчиков, Сельдяков, а из молодежи – Капитонов и Моисеев. Они вновь преследовали противника на протяжении 100 км, но достать его на такой высоте не смогли. Возвращаясь к высотным истребителям Як-9ПД, надо сказать, что разведчики Ю-86Р, встретив на высоте потолка эти перехватчики, не доводя дело до боевого столкновения с ними, в небе Москвы больше не появлялись.
Молодые пилоты полка уже раз за разом взлетали навстречу самолетам противника. Так, в конце июня с аэродрома Алферьево поднялись на перехват высотного разведчика младшие лейтенанты Анатолий Шагалов и Николай Моисеев. После атаки Шагалова на Ю-88 загорелся правый мотор, он перешел в крутое пикирование и упал в районе Гжатска.