4 августа этих летчиков снова навели на «юнкерса». Они применили тактику Урвачёва и Гозина – взяли Ю-88 «в клещи», атакуя его одновременно с двух сторон, с переходом на противоположные стороны. Однако вновь «внезапность атак летчиками не была достигнута», и стрелки самолета-разведчика не подпускали истребителей близко.
Поэтому Анатолий и Николай шли в атаку с дистанции 500–400 м, а выходили из нее в 200–100 м от противника, откуда более опытные летчики, наоборот, обычно только начинали атаку «до полного сближения» с ним. В связи с этим, видимо, действия молодых летчиков были неудачными. «Юнкерс» снизился пикированием до бреющего полета и маневрировал, не давая вести по нему прицельный огонь. Как следовало из донесения командира полка: «По израсходованию боеприпасов, при попытке тарана на высоте 3–5 м младший лейтенант Шагалов врезался в землю и погиб».
Атакованный летчиками «юнкерс» был из 4-й эскадрильи 14-й разведгруппы, стрелки которой в воздушном бою два месяца назад убили Сергея Гозина. Самолет Анатолия Шагалова упал в районе села Андреевское, а его самого похоронили рядом с Сергеем недалеко от аэродрома, в пригороде Клина на кладбище поселка Майданово. Ныне на Воинском кладбище Майданово над их могилами стоит один общий памятник.
На уже упоминавшейся встрече ветеранов полка Александр Михайлович Фирсов, как самый старший по возрасту и должности, у могил этих летчиков сказал несколько слов о каждом из них, и в том числе об Анатолии Шагалове: «В своем последнем воздушном бою он пытался таранить немца. Молод был, опыта не хватило и погиб. Но мы будем помнить его как мужественного и смелого человека».
Есть основания полагать, что подвиг этого летчика был омрачен интригами вокруг его национальности, и вот на чем основано это предположение. На сороковой день после его гибели было общее построение полка, на котором член военного совета 1-й воздушной истребительной армии ПВО генерал-майор авиации И.Т. Чернышев передал матери и двум сестрам Анатолия орден Отечественной войны 1-й степени, которым он был награжден посмертно. Этому событию писатель Цезарь Солодарь посвятил очерк, свидетельствовавший о некоторых необычных обстоятельствах.
Так, фактически официально была соблюдена православная традиция «сороковин». Кроме того, настойчиво подчеркивалось, что погибший был русским: «И каждый из офицеров и бойцов <…> помнит этого крепкого и подтянутого русского человека. <…> К столу подходит Татьяна Захаровна Шагалова – простая русская женщина, воспитавшая <…> советского патриота». Необычно, что на это поминовение Анатолия Шагалова его родных доставили из деревни, где они жили, специально посланным за ними самолетом.
О том, что все происходившее имело целью не только почтить погибшего летчика и его родных, заставляет думать то, что в ряде современных публикаций среди летчиков евреев, совершивших воздушный таран во время Великой Отечественной войны, указывается летчик 34-го иап Натан Ионович Шагал, племянник всемирно известного художника Марка Шагала.
Через день после гибели Анатолия Шагалова рано утром с аэродрома Алферьево поднялись на перехват высотного разведчика Ю-88 старший лейтенант Николай Тараканчиков вместе с младшим лейтенантом Алексеем Коптилкиным, которые вскоре потеряли друг друга в дымке и далее действовали самостоятельно.
Алексей обнаружил противника в районе Ржева на высоте 6500 м и удалении около трех километров, преследовал его, но догнать не смог. «Юнкерс» уходил на максимальной скорости с пологим снижением до 1200 м, а у линии фронта его прикрыла огнем зенитная артиллерия. В это время Тараканчиков на высоте 7000 м был наведен на другой «юнкерс», который шел выше его на 100 м встречным курсом.
Николай пропустил самолет противника, боевым разворотом «набрал превышение на 600 м» и внезапно атаковал его со стороны солнца, ведя огонь с дистанции 150 м «до полного сближения» по кабине пилота, который, видимо, был убит, а «юнкерс» стал беспорядочно падать и скрылся в дымке. Но подтверждения его падения не было, и этот «юнкерс» не записали на боевой счет Тараканчикова.
Через час с аэродрома Алферьево взлетели младшие лейтенанты Афанасий Ионцев и Василий Захаров. В районе Старицы на высоте около 7000 м они настигли Ю-88 и одновременно атаковали его из задней полусферы, но Захаров – слева сверху, а Ионцев – слева снизу. Это была ошибка, поскольку ответный огонь смогли вести оба стрелка противника – верхний и нижний. Двигатель на самолете Ионцева был поврежден, масло забрызгало козырек кабины, и Афанасий уже не мог вести прицельный огонь.
Захаров проявил «излишнюю поспешность в атаке», и у него отказало оружие. Он попытался таранить «юнкерса», но был отброшен спутной струей, и его самолет сорвался в штопор. Пока Ионцев, наблюдая за штопорящим Захаровым и перезаряжал пушки, самолет противника успел скрыться в дымке по направлению к фронту. После этого тяжелого 20-минутного боя Ионцев смог дотянуть до аэродрома Алферьево, а Захаров сел в Ржеве.
Тем не менее немецкие самолеты-разведчики уже опасались подходить к Москве и зонам, прикрытым выдвинувшимися на запад перехватчиками ПВО. В полковом Дневнике отмечалось: «Разведчики противника, идущие на больших высотах, до ответственного сектора полка не доходили. При вылете наших истребителей <…> для перехвата самолетов противника, последние уходили с курсом 240–270° (на запад. – В.У.)». В донесениях полка тоже раз за разом указывалось: «При боевых вылетах встреч с противником не было». Старший лейтенант Урвачёв тоже поднимался навстречу «осторожным» немецким разведчикам:
«24.08.43. Як-9. Перехват противника Гжатск – Вязьма – Сычевка – Ржев – Торжок – Волоколамск, 1 полет 2 посадки, 1 час 20 минут, высота 8000 метров;
24.08.43. Як-9. Перехват противника Волоколамск – Ржев – Оленино – Волоколамск, 1 полет, 57 минут, высота 7000 метров».
Видно, что он вынужден был трижды взлетать и более двух часов летного времени вести с разведчиками противника игру в кошки-мышки, перекрывая им путь на Москву.
А 27 августа заместитель командира 3-й эскадрильи старший лейтенант Виктор Коробов в паре с младшим лейтенантом Николаем Моисеевым на высоте 8200 м перехватили самолет-разведчик Ю-88. В атаке самолет Моисеева был поврежден, и он вышел из боя. Но Коробов довел дело до конца, и «юнкерс» рухнул на землю в 350 км от Москвы, у села Кузьмино Ярцевского района Смоленской области. Это был девятый самолет противника, сбитый Виктором лично, и последний, записанный на боевой счет 34-го истребительного авиационного полка в Великой Отечественной войне.
О награде, летной и гарнизонной жизни и об «аэрокобрах»
Но боевая работа старшего лейтенанта Урвачёва тоже не была забыта. Командир полка подполковник Александров, отметив, что он «советский АСС», представил его к награде: «За уничтожение 11 самолетов противника, организацию боевой работы и подготовку молодого летного состава достоин правительственной награды ордена «Отечественной войны I степени». Представление пошло «наверх» по инстанциям, между которыми неожиданно возникла полемика.
Командир дивизии, Герой Советского Союза полковник Баланов счел нужным понизить степень награды: «Достоин представления к правительственной награде орден «Отечественной войны II степени». Командующий армией генерал-майор авиации Борман, наоборот, – повысить: «Достоин правительственной награды орден «Красное Знамя». Итог подвел командующий ВВС Западного фронта ПВО генерал-майор авиации А.С. Пестов: «Заслуживает награждения орденом Отечественной войны I степени».
В летной книжке «советского АССА» Урвачёва появилась запись: «1.09.43 г. За проявленное мужество и отвагу в борьбе с немецкими захватчиками орден Отечественной войны I степени. Приказ войскам ЗФ (Западного фронта. – В.У.) от 1.9.43».
Возможно, позиции участников полемики объясняют их боевые биографии. Никифор Баланов в Испании сбил три самолета противника, был тяжело ранен, награжден орденами Ленина, Красного Знамени и удостоен звания Героя Советского Союза. В 1941–1943 гг. он участвовал в операции по вводу советских войск в Иран, командовал истребительными авиационными соединениями в Крыму, на Кавказе и на юге Украины. Но за эти три года войны был награжден только медалями «За оборону Кавказа» и «За боевые заслуги». В дальнейшем, до конца войны Баланов так и не получил других наград, в июле 1944 г. был отстранен от командования 317-й дивией, а в 1946 г. ушел в отставку по болезни.
Александр Борман начал войну на командных должностях в авиации Юго-Западного фронта. С мая 1942 г. командовал 216-й иад, ставшей знаменитой 9-й гвардейской истребительной авиадивизией. В ней воевал трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин, четыре летчика удостоились этого звания дважды, и было еще 39 Героев Советского Союза. Видимо, Борман привык к более «щедрым» наградам летчиков-истребителей ВВС, чем в ПВО Москвы. Он сам был награжден двумя орденами Ленина, тремя – Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды.
Тогда же, в сентябре, партийная комиссия 317-й иад вручила летчику Урвачёву билет члена ВКП(б). Представляется, что для него это не было формальным или конъюнктурным актом, а отражало его мировоззрение и жизненную позицию. Да и кандидатом в члены коммунистической партии он стал в апреле 1942 г., когда особо предусмотрительные ловкачи, как и полвека спустя, в 90-х годах, предпочитали держаться от нее подальше.
Осенью 1943 г. из 34-го полка в другие части и соединения ПВО Москвы были переведены несколько ветеранов. Андрея Шокуна поначалу направили в 12-й гвардейский полк, а затем назначили командиром 178-го иап в Липицах, Николая Мирошниченко – начальником воздушно-стрелковой службы 317-й иад, а Юрия Сельдякова – командиром эскадрильи 736-го иап, где он, как и в 34-м полку, организовал и возглавил «