100 грамм в честь праздника победы над Японией». Через два дня полк был снят с боевого дежурства.
Еще одно свидетельство наступившего мира – демобилизация бойцов-девушек – прослеживалось в Дневнике полка подробно и поэтапно:
«10.09.45. Строевой отдел оформляет документацию на бойцов-девушек для демобилизации из армии;
26.09.45. Митинг в ДКА (Доме Красной армии. – В.У.) гарнизона, посвященный проводам девушек-бойцов, демобилизующихся для вступления в мирную жизнь, товарищеский ужин, кино, танцы;
29.09.45. Бойцы-девушки демобилизованы домой. Друзья и товарищи проводили их до вокзала, где простились».
Всего было демобилизовано 44 девушки-бойца, рядовых, ефрейторов и сержантов, служивших в полку писарями, диспетчерами, укладчицами парашютов, операторами радиолокации, телефонистками, радиотелеграфистками и электромеханиками, мастерами вооружения, авиаприборов и кислородного оборудования. Были также повар, шофер и начальник радиостанции. Перед демобилизацией они получили денежное вознаграждение за службу в период войны и в соответствии со временем пребывания в действующей армии.
А на следующий день Указом Президиума Верховного Совета СССР все участники этой войны были награждены медалью «За победу над Японией».
Летная и боевая подготовка по планам мирного времени
После войны с Японией в летной работе капитана Урвачёва, как и всего полка, затишье, в сентябре полетов нет, а за последующие два месяца их у него всего семь. Однако и в этот период полк понес потери в летном составе. Лейтенант Капитонов в честь рождения сына организовал вечер, на котором употреблялся трофейный спирт. В результате группа офицеров отравилась, а двое из них – лейтенанты Плехов и Сопруновский – скончались.
Командир полка ходатайствовал о предании Георгия Капитонова суду военного трибунала, а командира звена Шишлова арестовал на восемь суток и предупредил, что если он «не перестроит свою работу по воспитанию личного состава и не прекратит систематические пьянки», тоже окажется в трибунале. Командиры эскадрилий старшие лейтенанты Алексей Зуйков и Сергей Пантелеев получили по выговору.
Самое поразительное в этой истории то, что после войны с Японией в Приморье уже были неоднократные случаи отравления трофейным спиртом с человеческими жертвами, чему были посвящены специальные приказы Приморской армии и 147-й дивизии. Поистине, безгранична безалаберность русского человека.
Через несколько дней после этого произошел трагико-комический случай, ставший апофеозом в истории «вольных стрелков», изложенный в приказе командира полка следующим образом: «Начальник связи 34-го полка капитан Гаврилов В.П. вопреки всем правилам приличия и чести офицера потерял чувство меры и напился до полного опьянения, свалившись в канаву, выражаясь нецензурными словами, открыл беспорядочную стрельбу из пистолета». Командир решил, что капитан «заслуживает сурового наказания, но учитывая его заявление не допускать этого впредь и пресекать подобные поступки со стороны других», объявил ему строгий выговор.
А накануне командир на основании приказа наркома обороны «О введении штатных ординарцев для генералов и офицеров Красной армии» объявил офицеров полка, которым по должности «в целях разгрузки от личных хозяйственных дел и предоставления им большей возможности совершенствовать свою общую и военную подготовку» полагались ординарцы.
Командиру эскадрильи капитану Урвачёву был назначен ординарец по имени Филя, который, как полагалось, был из «красноармейцев, прошедших первый год обучения, не имеющих среднего образования и <…> из числа желающих». Офицерам, отказавшимся от ординарцев, полагалось 300 рублей в месяц для вольнонаемной прислуги.
Однако год спустя командование Вооруженных Сил решило: «Всему офицерскому составу содержание ординарцев запрещается, <…> всех ординарцев <…> вернуть в свои подразделения. Офицерам, коим <…> положены ординарцы, выплачивать установленное денежное содержание в размере 300 рублей в месяц на наем прислуги».
В течение всего 1946 г. – нечастые инструкторские и учебно-тренировочные полеты, перегон и облет самолетов. Казалось бы, рутина. Однако летная работа не позволяет расслабляться. В марте капитаны Урвачёв и Шелобанов на «спарке» УЛа-5 при посадке выкатились за границу аэродрома, самолет попал в яму и встал на «нос». Как оказалось, рассоединилась тяга ручки управления двигателем, и когда Урвачёв попытался в нужный момент убрать его обороты, двигатель продолжал работать «на полном газе».
А в июле в ходе ночных учебно-тренировочных полетов потерпел катастрофу на самолете Ла-7 и погиб командир звена лейтенант Василий Захаров. Окончив Черниговскую школу летчиков в 1942 г., он сержантом пришел в полк и быстро занял свое место в его боевом строю, овладел ночными и высотными полетами, вел воздушные бои с высотными самолетами-разведчиками. Накануне войны с Японей Василий с лейтенантом Александром Тихоновым составили одну из четырех ударных пар летчиков-охотников в полку.
Высший пилотаж и инструкторские полеты, летчик-инспектор
В 1947 г. послевоенное расслабление сменилось напряженной летной работой с отработкой техники пилотирования, учебными воздушными боями и стрельбами, тренировкой групповой слетанности, участием в летно-тактических учениях.
Следует отметить проверку техники пилотирования командира эскадрильи капитана Урвачёва в марте, в закрытой кабине «спарки» УЛа-7 или, как говорят в авиации, «под колпаком». После нее заместитель командира полка записал в его летную книжку: «Слепой полет. <…> Общая оценка «хорошо». Летает по приборам уверено и грамотно. При разворотах меньше держать крен. Разрешаю полеты в облаках на боевом самолете».
Замечание: «при разворотах меньше держать крен», неоднократно повторялось и ранее при проверке техники пилотирования летчика Урвачёва. Наверное, это были не ошибки, а индивидуальный почерк его пилотажа. При более глубоком крене радиус разворота меньше, он выполняется энергичнее, но появляется опасность срыва в штопор. Однако Урвачёв, видимо, уверенно владел самолетом и выполнял маневры на грани срыва, не переступая эту грань. Возможно, при этом он помнил, как во время войны его едва не убил немец, который на Ме-110, пилотируя именно так – на грани срыва, стал догонять его на вираже.
Но до этого небывалый доселе случай – командир дивизии лично проверил технику пилотирования капитана Урвчёва, что отражено в разделе «Результаты проверки техники пилотирования» его летной книжки:
«21.05.46. УЛа-5, 2-я кабина <…>».
Однако об истинной цели этого 20-минутного полета можно только догадываться, так как после взлета и набора высоты были выполнены только два виража, спираль и …посадка. В результате: «Общая оценка – 4. Командир 147 иад гвардии полковник Суворов».
Наименования элементов полета каллиграфически вписаны в летную книжку штабным писарем чернилами, а оценки против каждого из них и подпись гвардии полковником сделаны размашисто, синим карандашом. Капитан не менее размашисто подписался красным карандашом наискосок, хотя его подпись обычно убористая, аккуратная и в строчку. Судя по этой графике, летчики, видимо, хорошо отметили полет. В июне – летно-тактические учения, и в летной книжке капитана Урвачёва еще одна оценка гвардии полковника Суворова: «За активное участие в ЛТУ – благодарность».
Тем временем проверки техники пилотирования капитана Урвачёва продолжились. В мае – вновь заместителем командира полка, в июне – летчиком-инспектором 147-й иад майором Леонтьевым: «Разрешаю самостоятельную дальнейшую тренировку ночью на Ла-7 <…> с целью вывозки и поверки техники пилотирования на самолете Ла-7 ночью».
В июле за Урвачёва взялся старший инспектор по технике пилотирования 9-й Воздушной армии истребительной авиации капитан Агарков. После взлета и набора высоты 3000 м выполнялись штопор, боевые развороты, перевороты, горки, виражи, ранверсманы, иммельманы, пикирования, бочки и петли. В заключение спираль, скольжение и – посадка. От взлета до посадки 30 минут и 20 фигур высшего пилотажа: «Общая оценка – «отлично». Разрешаю поверку техники пилотирования летного состава из обеих кабин УЛа-7».
В начале сентября Урвачёв вновь взлетел на «спарке» вместе с заместителем командира полка, но уже ночью: «Общая оценка – отлично». А через неделю заднюю кабину его УЛа-7 занял инспектор по технике пилотирования Штаба истребительной авиации ПВО страны майор Суворов. 30 минут полета, из них 20 – «под колпаком». «Общая оценка: «Хорошо». Разрешаю поверку техники пилотирования в облаках на самолете УЛа-7».
В марте наступившего 1948 г. вместе с Урвачёвым в спарку УЛа-7 вновь сел летчик-инспектор 147-й иад майор Леонтьев. После полета его заключение в летной книжк Урвачёва: «Общая оценка «отлично». <…> рарешаю производить полеты на УЛа-7 в качестве инспектора для проверки и показа т/п (техники пилотирования. – В.У.)». А в мае технику пилотирования Урвачёва проверяет командир полка: «Общая оценка отлично <…>». Но и замечание: «При самостоятельных полетах в зону необходимо оттренировать выполнение ранверсманов» — одной из самых сложных фигур высшего пилотажа, называемой летчиками «поворот на горке», эфективный прием вохдушного боя.
Одновремено Урвачёв и сам интенсивно обучал и тренировал летчиков своей эскадрильи – 168 инструкторских полетов за год, но, видимо, недостаточно уделял внимание письменной части этой работы. Поэтому новый командир дивизии полковник Петрачёв, проверив записи в летных книжках, сделал замечание: «29.06.48. Оценка о выполнении полета производится формально. Нет разницы по качеству выполнения полета, если посмотреть оценки, лично Вами, Вашего заместителя, командира звена и молодого летчика. Откажитесь от формальных записей и производите оценку согласно КБП-48!»