Автор имел возможность хорошо узнать его после перевода в Главную инспекцию Минобороны СССР, когда они некоторое время вместе жили в одной комнате дома родителей автора в Люберцах, пока командование решало вопрос постоянного места жительства семьи полковника Щипалова в Москве. Несмотря на наши долгие с ним разговоры «обо всем», Василий Антонович, наверное, в силу секретности, никогда не говорил о войне в Корее, и об участии его в ней автор долгое время не знал.
Об этом после безвременной кончины Василия Антоновича в 1977 г. немало рассказывал его сын Владимир, который служил в истребительной авиации, затем в Главном штабе ВВС и Генеральном штабе, был полковником. Кстати, у него сохранилось письмо к его отцу от бывшего командира эскадрильи майора Григория Зенова, который с иронией пишет о том, как замполит эскадрильи Бойцов «успел «насбивать» «сейбров» и кается: «<…>он спровоцировал меня, чтобы я подтвердил, что он на моих глазах сбил «сейбра».
Следует отметить, что Григорий Зенов после окончания школы летчиков в 1942 г. начинал службу сержантом в 16-м истребительном авиационном полку ПВО Москвы, который дислоцировался на аэродроме в Люберцах.
Однажды Владимир, со слов своего отца, подробно, рисуя схемы, рассказал об одном из эпизодов его воздушного боя, показывающем незаурядный уровень летного и боевого мастерства Василия Щипалова:
– При боевых вылетах часто использовался строй «пеленг эвена», в котором самолеты один за другим встают за командиром, и каждый последующий самолет располагается левее (левый пеленг) или правее (правый пеленг) впереди идущего самолета. На самое опасное в случае атаки противника место в этом строю – замыкающим, поскольку он идет без прикрытия, командир эскадрильи Зенов постоянно ставил отца, который однажды не выдержал и обратился к нему:
– Почему я все время замыкающим? Собьют в конце концов.
Командир, имея в виду его высокую летную и боевую подгототовку, ответил:
– Тебя – не собьют.
Тем не менее в одном из боев «сейбры» отсекли МиГ отца от общего строя и, взяв в клещи – двое по бокам, один сзади и сверху, повели его за 38-ю параллель, перекрывая пулеметными трассами попытки выхода из захвата. Однако отец, выполнив нескольких отвлекающих кренов, неожиданным и энергичным маневром – виражом со скольжением и разворотом на горке вырвался из этих клещей.
«Сейбры» остались в стороне и проскочили вперед. Развернувшись, они попытались его атаковать, но он уже оторвался на недосягаемую для их пулеметов дистанцию. Американцы шли за отцом до границы с Китаем, однако догнать его до выхода к Ялуцзян, где они рисковали встретиться с МиГами, не смогли. Напоследок, перед тем как уйти, они, наверное, с досады, одновременно открыли огонь, и восемнадцать пулеметных трасс потянулись в сторону МиГа, плавно загибаясь вниз на пределе дальности.
Владимир Щипалов пересказал еще одну историю про своего отца времен Корейской войны, которая показывает, почему в дивизиях новой смены 64-го корпуса был предусмотрен «дополнительный» летный состав. В 16-м полку значительная часть летчиков выбыла из строя по болезни, ранению, или погибла, и поэтому в распоряжении Василия Щипалова было три самолета, на каждом из которых он мог летать по выбору.
За то, какой из самолетов выберет командир, боролись техники, так как за боевые вылеты на их самолете они получали различные виды поощрения. В частности, приказом наркома обороны еще в 1943 г. было предусмотрено «водку выдавать по 50 граммов в сутки на человека и техническому составу только в дни вылетов на боевые задания самолетов, непосредственно обслуживаемых ими на аэродромах».
Через неделю после начала боевых действий 32-я дивизия понесла первую потерю. Был сбит и катапультировался летчик 913-го полка старший лейтенант Н.В. Невротов. Шестерка МиГов, в составе которой он прикрывал посадку летчиков 216-й дивизии на аэродроме Мяогоу, была неожиданно атакована «сейбрами» 16-й авиационной эскадрильи 51-го авиакрыла. Невротова сбил 1-й лейтенант Чарльз Габриель. В летной книжке подполковника Урвачёва в этот день записано:
«29.08.52. МиГ-15. Воздушный бой парой, 1 полет, 30 минут, Н – 10 000 м».
Сменяемые дивизии убыли в Советский Союз, и против американской авиации, которая насчитывала к тому времени около 2000 боевых самолетов, остались три вновь прибывшие истребительные авиадивизии, один ночной и два морских истребительных полка – всего около 320 самолетов. Еще около 275 МиГ-15 было в составе китайских авиационных соединений.
Однако китайские и корейские летчики по уровню подготовки еще не могли противостоять американцам. Поэтому по состоянию на первое полугодие 1952 г. военный министр Маршал Советского Союза А.М. Василевский докладывал правительству, что «против американской авиации действуют только <…> наши дивизии, вследствие чего американцы в боях имеют, как правило, численный перевес и наши летчики вынуждены действовать в очень невыгодных для себя условиях».
Условия и обстановка боевой работы советской авиации
Сложность обстановки для советских летчиков была обусловлена не только численным превосходством противника, но также запретом для них полетов над морем и в зоне линии фронта из-за угрозы попадания сбитого пилота к противнику. Кроме того, передовые аэродромы Аньдун и Мяогоу были очень уязвимы для ударов американцев со стороны Корейского залива, от которого эти аэродромы отстояли всего на 8 и 14 километров.
Последствия этого изложены в докладе А.М. Василевского: «Несмотря на прикрытие взлета и посадки наших истребителей, американцы со стороны Корейского залива на большой скорости с пикирования атакуют самолеты МиГ-15бис на взлете и, особенно на посадке, когда самолеты возвращаются с боевого задания, имея на исходе горючее. Если есть опасность быть самим атакованными, американцы немедленно уходят в Корейский залив, полет до которого занимает всего 30–60 секунд. Выход в залив нашим самолетам запрещен, так как, если они будут подбиты или сбиты, самолет и экипаж могут попасть в руки противника ввиду того, что противник господствует на море».
При этом надо иметь в виду, что санкция ООН на участие США в военном конфликте в Корее распространялась только на территорию этой страны. Поэтому формально американским летчикам было запрещено пересекать ее границу и действовать в Китае. Тем не менее почти половину всех потерь в Корейской войне советская авиация понесла над своими аэродромами, находящимися на территории КНР.
Апофеозом лицемерия этих запретов стали события 27 июля 1953 г., когда было подписано перемирие в Корее. Четверка «сейбров» из 4-го истребительного авиакрыла, которую вел Ральф С. Парр, в районе китайского города Гирина, в 300 км от границы с Кореей сбила советский самолет Ил-12. Погиб 21 человек – экипаж самолета и военные медики, которые летели во Владивосток из Порт-Артура, где находилась совместная советско-китайская военно-морская база.
Надо сказать, что до начала боевых действий нового состава 64-го корпуса были созданы и благоприятные для этого условия. Входившие с марта 1951 г. до февраля 1952 г. в состав корпуса дивизии, которыми командовали трижды Герой Советского Союза И.Н. Кожедуб и Герой Советского Союза А.С. Куманичкин (однокашник Урвачёва по аэроклубу и школе летчиков), нанесли ряд жестоких поражений американской авиации. По их докладам, соотношение побед и поражений в боях советских и американских летчиков составило почти 8: 1 в пользу сталинских соколов, что даже вызвало некоторые сомнения командования.
Это, а также работу корпуса в целом в апреле – мае 1952 г. проверила комиссия во главе с заместителем главнокомандующего ВВС генерал-лейтенантом авиации Агальцовым, командующими авиацией ПВО генерал-лейтенантом авиации Савицким и зенитной артиллерией ПВО – генерал-лейтенантом артиллерии Гороховым. По результатам ее работы были установлены «драконовские» требования к подтверждению сбитых самолетов противника, а также пересмотрены боевые счета и отклонены представления на присвоение звания Героя Советского Союза некоторым летчикам.
Кроме того, командиру корпуса надлежало систематически создавать под председательством своего заместителя комиссии «по проверке <…> определения сбитых самолетов противника». По представленным актам проверок командование принимало жесткие меры поддержания порядка в этом деле.
Вместе с тем комиссия Агальцова отметила: «Противник, понеся тяжелые потери в бомбардировочной, штурмовой и истребительной авиации, вынужден был спешно пересмотреть вопросы боевого применения своих ВВС». Американцы стали использовать бомбардировщики B-29 «Суперфортресс» только ночью в сложных метеоусловиях, а днем, в качестве ударных самолетов – истребители F-80 «Шутинг Стар», которые наши летчики называли «шутами», и F-84 «Тандерджет» – у советских летчиков «кресты».
При этом, характеризуя обстановку, сложившуюся в небе Кореи к концу 1950 г., исследователи отмечали: «Вылетая на перехват ударных самолетов ООН, МиГи уже одним своим появлением в районе выполняли боевую задачу – пилоты истребителей-бомбардировщиков (F-80 и F-84. – В.У.) были вынуждены освобождаться от своего груза до выхода на цель и либо принимать бой, либо отступать».
По свидетельству Урвачёва, и в 1952 г. МиГи, иной раз даже не поднимаясь в воздух, срывали воздушные налеты F-80 и F-84, если они шли без прикрытия «сейбров». По его словам, когда МиГи по тревоге запускали двигатели и, поднимая тучи пыли, выруливали на взлетную полосу, американские пилоты, заметив издалека эту пыль, передавали в эфир предупреждение: «Гангстеры в воздухе», – беспорядочно сбрасывали бомбы и торопились уйти в сторону моря.
Самым серьезным противником для МиГ-15 был примерно равный ему по боевым характеристикам американский истребитель F-86 «Сейбр» со стреловидным крылом и вооруженный шестью пулеметами калибра 12,7 миллиметра. По оценке командования Советской армии, МиГи превосходили F-86