Исследователи отмечали: «Ряд полков 6-го иак – 11, 16, 27, 34-й – составляли гордость ВВС Красной армии. <…>. По уровню боевой подготовки, налетанных часов их летчики <…> заметно превосходил своих сослуживцев по корпусу. Еще до рождения советской гвардии под Москвой появились отборные части». Конечно, сказывалось, в частности, комплектование подмосковных полков летчиками – участниками предвоенных вооруженных конфликтов.
22 июня в Дневнике полка не чернилами, как обычно, а карандашом торопливо записано: «В связи с выступлением Германии против Советского Союза была объявлена боевая тревога в 5.00 командиром дивизии».
Ночью летчики полка совершили 24 вылета на прикрытие Серпухова. А через день поступил приказ: новое место дислокации – аэродром Внуково, куда вместе с другими летчиками на МиГах перелетел и Георгий Урвачёв:
«24.06.41, МиГ-3. Перелет Липицы – Внуково, 1 полет, 40 минут».
Часть полка на истребителях И-16 осталась в Липицах, где через два дня капитан Вера Ломако попала в летное происшествие. На высоте 15 м после взлета «обрезало» мотор, и при ее попытке развернуться самолет зацепился крылом за землю: «Самолет подвергся поломке. У летчика поцарапано лицо». В начале октября Вера вместе с майором Мариной Расковой приступила к формированию трех женских авиационных полков и в одном из них, 586-м истребительном, стала командиром эскадрильи.
Тем временем во Внуково у младшего лейтенанта Урвачёва первый боевой вылет:
«26.06.41. МиГ-3. Вылет по тревоге, 1 полет, 30 минут, высота 6 тыс. м».
Таким образом, война началась, когда он имел за плечами полтора года службы в строевом истребительном авиационном полку, 695 полетов с общим налетом 147 часов, в том числе на МиГе – 27 полетов и 13 часов. То есть его общий налет был все еще значительно меньше, чем у выпускника немецкого летного училища. Однако качество подготовки пилота должен был показать начавшийся экзамен – война.
У Георгия Урвачёва, как и у других летчиков полка, почти ежедневные вылеты «по тревоге» и дежурство в воздухе на высотах более 5000 метров. В одном из таких вылетов едва не погиб его друг и однокашник по школе летчиков Николай Тараканчиков. При взлете «сдал» мотор его самолета, который упал в лесу и разбился в 5 км от аэродрома. Николай получил тяжелые ранения и был отправлен в госпиталь. В полк он вернулся только два месяца спустя: «Считать прибывшим из отпуска по болезни и приступившего к своим обязанностям младшего лейтенанта Тараканчикова Н.Е. с 16.9.41». Вот так, после падения в лес на самолете – «отпуск по болезни».
В Московской зоне ПВО первый немецкий Ю-88 был обнаружен постами воздушного наблюдения оповещения и связи (ВНОС) 1 июля над Вязьмой. Через сутки вражеские самолеты появились в районе Ржева, Калинина и Великих Лук, где перехватчики ПВО Москвы открыли боевой счет. Летчик 11-го иап лейтенант Степан Гошко вылетел с аэродрома Великие Луки на самолете Як-1, таранил немецкий разведчик Хе-111 лейтенанта Майера из эскадры «Легион Кондор» и приземлился с поврежденным винтом. Чуть позже на подходе к столице был сбит Ю-88, а 4 июля первый вражеский самолет-разведчик все-таки достиг западной границы Москвы – война подошла непосредственно к столице.
Всего за первые три недели июля в Московской зоне ПВО было зафиксировано около сотни немецких самолетов, которые вели разведку железнодорожных перевозок, аэродромов, системы ПВО и других военно-промышленных объектов. Иногда они бомбили колонны автомашин и железнодорожные составы в районах Ржева, Торжка, Волоколамска. Но перехватить эти самолеты было непростой задачей. Так, 8 июля «юнкерс» прошел на высоте 7000 м по маршруту Вязьма – Гжатск – Можайск – Кубинка – Внуково – центр Москвы и ушел в сторону Ржева. На его перехват поднимались 19 истребителей из различных полков, в том числе из 34-го, но найти и атаковать противника им не удалось.
В этот день начальник Генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер записал в Военном дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сравнять Москву с землей <…>. Задачу уничтожения должна выполнить авиация». Для этого на московском направлении во 2-м воздушном флоте под командованием генерал-фельдмаршала Альберта Кессельринга было сосредоточено до 1700 боевых самолетов, «юнкерсов», «хейнкелей», «дорнье», «мессершмиттов» – почти половина состава люфтваффе на Восточном фронте. Общее оперативное руководство операцией по налету на Москву было поручено командиру 2-го авиационного корпуса генерал-лейтенанту Бруно Лёрцеру.
Отражение первого воздушного налета на Москву
Через десять дней в директиве от 19 июля, когда войска вермахта в ходе наступления вышли на рубежи, откуда бомбардировщики люфтваффе могли в течение ночи достичь Москвы и вернуться на аэродромы базирования, Гитлер потребовал «быстрее начать силами 2-го воздушного флота <…> налеты на Москву».
На следующий день, накануне первого налета, Кессельринг обратился к экипажам бомбардировщиков: «Мои авиаторы! Вам приходилось бомбить Англию <…>. И вы отлично справились с задачей. Теперь ваша цель – Москва. Будет намного легче. <…> Вы должны, как это делали над Англией, <…> подойти к Москве на небольшой высоте и точно положить бомбы. Надеюсь, что прогулка будет для вас приятной».
У генерал-фельдмаршала были веские основания для оптимизма, поскольку немецкая авиация с начала войны захватила и прочно удерживала стратегическое господство в воздухе. Тем более, что, как считал немецкий историк Франц Куровски, после поражений и потерь в приграничных боях «Красные ВВС встречали люфтваффе в воздушном пространстве Москвы ослабевшими и утратившими свой боевой дух».
Так это было или иначе, но, во всяком случае, советская авиация под Москвой уступала люфтваффе практически во всех боевых компонентах. На столицу изготовились идти, используя новейшие системы радионавигации и ночного наведения на цель, лучшие бомбардировочные эскадры люфтваффе, экипажи которых за два года военных кампаний в Западной Европе приобрели огромный боевой опыт. Летчики-истребители имели на своем счету сотни боевых вылетов, десятки воздушных боев и побед.
Противостояли немецкой авиации под Москвой около 600 истребителей ПВО. Правда, с учетом фронтовой авиации на московском направлении было примерно равное количество немецких и советских боевых самолетов. Однако навстречу противнику с подмосковных аэродромов взлетали летчики, большинство из которых не только не имели боевого опыта, но также значительно уступали немецким пилотам в летной подготовке и, в частности, не были готовы к ночным полетам, а на их истребителях даже отсутствовали необходимые для этого приборы: авиагоризонты, гирокомпасы и радиопеленгаторы – радиополукомпасы.
При этом почти половину самолетного парка ПВО Москвы составляли безнадежно устаревшие истребители И-16 и бипланы И-153. Более современные МиГи, Яки и ЛАГГи, приближавшиеся по своим тактико-техническим характеристикам к немецким самолетам, начали поступать в авиационные полки незадолго до войны или в ходе ее, и летный состав только приступал к их освоению.
Эффективность управления авиационными силами и средствами в люфтваффе намного превосходила ее уровень в авиации московской ПВО. Достаточно сказать, что для этого на всех немецких самолетах стояли рации, причем одни из лучших в мире – «Telefunken». А в столичной ПВО радиостанции были только на одном из десяти самолетов, и все – отечественного производства, значительно уступавшие по качеству работы немецким.
Устарела предусмотренная уставами и используемая ВВС Красной армии тактика, которая предписывала истребителям плотные боевые порядки и ограничения на создание тактических групп. Основной тактической единицей было неповоротливое звено из трех самолетов, а в люфтваффе – маневренная пара истребителей.
Для налета на Москву на удалении 800—1000 км от нее, на аэродромах Даугавпилса, Минска, Бобруйска, Орши, Витебска, Бреста, Барановичей и других была создана группировка, в состав которой вошли бомбардировочные эскадры (дивизии) «Хольцхаммер», «Блитц», «Генерал Вефер», «Лёвен», «Легион Кондор», «Гриф», KG28 и авиагруппа «Викинг» – всего 300 бомбардировщиков «Юнкерс-88», «Хейнкель-111», «Дорнье-215» и «Дорнье-217».
На аэродромах ПВО Москвы для отражения воздушного противника находились в боевой готовности 11 истребительных полков 6-го корпуса. Зона их действия начиналась на рубеже в 120 км от Москвы и простиралась до зоны огня зенитной артиллерии в радиусе 25–30 км вокруг столицы. Прожекторные станции создавали световые поля, обеспечивая действия истребителей и зенитчиков. Центр Москвы кроме зенитной артиллерии и пулеметов прикрывали также привязные аэростаты заграждения.
21 июля в 21.00 с постов ВНОС в районе Смоленска поступили первые сообщения о приближении большой группы самолетов противника. Когда они подошли к рубежу Ржев – Вязьма в 200 км от Москвы, первыми взлетели летчики 11-го и 34-го, а следом еще трех полков. В налете, который продолжался пять часов, участвовало около 250 немецких бомбардировщиков, шедших четырьмя эшелонами с интервалом 30–40 минут на высотах от 1000 до 4000 метров.
Отражая налет, истребители ПВО совершили 173 самолето-вылета и провели 25 воздушных боев. На счету летчиков 34-го полка – 18 самолето-вылетов на МиГах и 5 – на И-16. В них участвовали самые опытные летчики полка: Леонид Рыбкин, Дмитрий Ледовский, Виктор Гридин и другие. Сбитые самолеты противника были занесены на боевые счета Михаила Трунова, Анатолия Лукьянова и Николая Щербины. Однако подтверждений падения этих самолетов не поступило, и командир полка в донесении о каждом из них осторожно указал: «Можно полагать самолет сбитым».
Но они были включены в число двенадцати самолетов противника, сбитых в ту ночь летчиками 6-го истребительного авиакорпуса. И.В. Сталин, ставший за три дня до этого наркомом обороны СССР, объявил участникам отражения налета на Москву благодарность (это был первый с начала войны «благодарственный» приказ), а 25 июля многих из них наградили. В том числе орденами Красного Знамени – младших лейтенантов Щербину и Лукьянова, а орденом Красной Звезды – капитана Трунова, который еще в 1938–1939 гг. участвовал в боях с японцами в Китае и на на реке Халхин-Гол.