– А взрослых нельзя обманывать, – нашёлся внук.
Розалия Соломоновна всплеснула руками и впечатала в мальчишечью голову два десятка страстных поцелуев:
– Золотой ротик! Золотая головка! Подумать только, какое богатство растёт у этих сволочей!
– А баба Даша мне мотоцикл купила заводной, – похвастался Лёвушка, облизывая ложечку и понимая, что гроза обходит стороной. – Папа его исправит, а она мне ещё машину обещала купить. Пожарную, с лестницей. Вот такую большую.
– Ой, вейз мир! Эта шлёндра купила ребёнка! – схватилась за голову женщина. – Горе мне! Горе Израилю!
– А ещё она дала мне два рубля! – не без садизма продолжал внук и, достав из штанишек деньги, повертел их перед глазами бабушки.
Розалия Соломоновна сжала губы в ниточку, но раздумывала недолго. Её рука стремительно протиснулась сквозь пуговички халата к необъятной груди, извлекла оттуда платочек, развязала узелок и выложила перед мальчиком пятирублёвую купюру.
От неожиданности Лёвушка уронил ложечку на пол и вжал голову в плечи.
– Эт-то м-мне?
– Тебе! – в голосе звучала обида на весь мир. – Если тебе нравится продаваться за деньги – пожалуйста! Знаешь, как называются такие люди?
Конечно, вопрос носил риторический характер, он не требовал ответа, тем более от пятилетнего ребёнка, но осведомлённость внука потрясла.
– Знаю – проститутки.
Лёвушка с любопытством наблюдал за реакцией бабушки, которая, упав на тахту, схватилась за сердце и что-то быстро говорила на его полуродном, но незнакомом языке.
Лёвушка наклонился над ней и с интересом спросил:
– Тебе плохо? Ты сейчас умрёшь?
Но бабушка уже поднялась и приступила к допросу:
– Кто тебя научил таким словам?
– Никто.
– Я расскажу папе. Знаешь, что он сделает?
Лёвушка почесал ягодицу и тихо прошептал:
– Ябеда.
– Лёва, кто тебя научил?!
– Витька! – решил признаться мальчик. – Тамара, которая дочка Гриши и Любы, тоже проститутка. Ей ухажёр даёт рубль за то, что она разрешает водить себя под ручку.
Роза вытерла невидимые слёзы платочком, затем вздохнула, откашлялась:
– Она тебе дала два рубля, чтобы ты шёл с ней в церковь? – голос бабушки был деловым и серьёзным, как у продавщицы магазина, которая, шлёпнув батон любительской колбасы о прилавок, спрашивает: отрезать с серединки или с хвоста.
– Да, – неуверенно, ожидая подвоха, ответил Лёвушка.
– Тогда сделаем так. Как только она захочет вести тебя в церковь, беги ко мне. Понял?
– Понял. А… зачем?
– Я тебе дам три рубля за каждый раз, когда ты не пойдёшь с ней. Но если я узнаю, что ты обманул, – у тебя больше нет бабушки Розы. Я от тебя откажусь. Нет, я умру. Да, так будет лучше. И я всем скажу, что умерла из-за тебя!
– Хорошо, – прошептал мальчик, не зная, как исполнит своё обещание, но сейчас ему не хотелось придумывать что-то: во-первых, до следующего воскресенья была целая неделя, а во-вторых, какие-то комбинации из рублей и пятёрок заплясали в его голове, отчего она стала тяжёлой, как чугунок, и он даже помотал ею, чтобы выбросить наружу лишний мусор.
Всё же покаяние великая сила, поэтому остаток воскресенья прошёл замечательно. Если, конечно, не считать поломанного мотоцикла, который отец взялся починить на следующей неделе. Мама, как всегда, сказала, что руки у папы растут совсем из другого места, но что она имела в виду – непонятно, потому что руки у отца росли оттуда, откуда они росли у всех советских людей.
И эта неделя сгорела, как газета, подожжённая в ветреную погоду. Лёвушка по-прежнему объедался вареньем, щёки его блестели от бабушкиных поцелуев, волшебными были и вечера, когда родные кинозрители уходили на дежурство в кинотеатр, а он мог перекладывать и пересчитывать свои деньги, которых скопилось столько, что страшно произнести цифру вслух. И всё было бы хорошо, но воскресенье неотвратимо надвигалось, а он малодушничал и говорил себе, что это в последний, самый последний раз, но в субботу прозвучал первый звоночек.
Бабушка Даша, утирая как обычно сопливый нос внука, ласково спросила:
– Так у сколько мы завтра пойдём, моя сыничка, моя ранняя пташка?
– Завтра скажу! – буркнул Лёвушка, ускользая от неприятного разговора.
Наутро он всё же выбежал из дома пораньше, надеясь осуществить план, созревший перед сном. Это был, по его разумению, хороший план.
Конечно же, когда он открывал дверь в квартиру бабушки Даши, то в соседнем окне увидел Розалию Соломоновну, которая укоризненно качала головой, и даже грозила пальцем. Но Лёвушка подмигнул ей, отчего женщина открыла рот и оцепенела.
Войдя в комнату, он увидел, что бабушка Даша уже повязала на голову косынку.
– Доброе утро! – промямлил Лёвушка, и, конечно, был тут же исцелован и обтискан.
– Ах, мой ангелочек, ты так рано встаёшь! Як выспался? А завтракал? Ты здоров?
– Да! да! да! – отвечал на все вопросы Лёва и мотал головой, отбиваясь от нежностей. – Слушай, а Роза сказала, чтоб я не ходил с тобой в церковь. Она сказала, что напишет участковому, что ты меня таскаешь по церквям, а за это тебя посадят в тюрьму.
– Что? – глаза бабушки Даши полезли на лоб. – Тьфу, старая паскуда! Я ей глаза выцарапаю! Я ей патлы повырываю!
Лёвушке опять пришлось ждать, пока иссякнет водопад проклятий. Поймав паузу, он предложил:
– А давай её обхитрим? Ты иди, а я зайду к ней, как будто ты пошла одна. А ты меня за поворотом подожди, на улице, я потом к тебе выскочу.
– Откуда выскочишь? – ошарашенно переспросила женщина.
– За сараем в заборе дырка есть, она за углом выходит на улицу. Мне Витька показал. Он в эту дырку за мороженым лазит. Хорошо? И тебя не посадят в тюрьму!
– Ах ты моя умница! – бабушка крепко обхватила Лёвушкину голову и осыпала её жгучими поцелуями. – Сразу видно – дедовы мозги! Дед твой смекалистый был!.. Подумать, какое богатство этим бездельникам досталось!
Когда они вышли из квартиры, бабушка Роза стояла на пороге, вздыбившись, как памятник Богдану Хмельницкому. Страсти клокотали в её могучей груди.
Даша прошла мимо неё с каменным взглядом, у калитки поцеловала внука и громко спросила:
– Шо тебе купить, сонечко?
– Ситро! – сказал Лёва, оставаясь в пределах двора.
Едва за Дарьей Ивановной захлопнулась калитка, как бабушка Роза смачно плюнула ей вслед и потащила внука на допрос.
– Молодец, что не пошёл. А что ты ей сказал?
– Сказал, что не хочу тебя огорчать.
– Майн хаис, майн голдене арц! – и опять на него обрушился ежедневный гарнир из слёз, поцелуев и восклицаний, не говоря уже о том, что очередной рубль (а ведь обещала три!) перекочевал в кармашек его штанишек. Конечно, Лёвушка рассчитывал на другую сумму, поэтому он с некоторым злорадством представлял, как сейчас полезет в дыру в заборе.
– Пойдёшь играться? – подозрительно спросила Роза Соломоновна, видя, как внука неудержимо тянет к двери. – Посиди с бабушкой, может, бабушка скучает по тебе.
– Мне мотоцикл ремонтировать надо, и ещё я хочу рогатку сделать.
– Рогатку?! Ты что, бандит?! Ой, вейз мир! – воскликнула бабушка, но никакого ужаса в её голосе не было. Наоборот, в нём звучало удовольствие оттого, что худшие опасения не подтверждаются.
Лёвушка выскочил во двор и стал мелькать перед её окном. Он то проносился с мотоциклом, то скакал на ветке, изображая всадника на лихом коне, кричал, смеялся, а когда бдительность прародительницы была усыплена и она скрылась в глубине комнаты, мальчик рванул за сарай к вожделенному пролому и выполз аккурат у ног Дарьи Ивановны. Надо ли говорить, что он чувствовал себя смелым разведчиком во вражеском тылу, совсем как в фильме, на который однажды воскресным днём его водили родители. Лёва тогда впервые попал в кинотеатр и наконец понял, отчего папа с мамой так любят это дело. Будь его воля, он бы поселился в этом тёмном волшебном зале, где на простыне показывают совсем другую жизнь. Интересную. Не то что эта.
Прошло две недели. Лёвушка исхитрился угождать бабушкам не хуже всех разведчиков мира, но он не задавался, не хвастал своим умением, да и перед кем было хвастать? Просто однажды в голову вскочила мысль, что всё дело в молитвах, которые он шептал каждый раз, отходя ко сну. Главное, хорошенько попросить – и тебе всё дадут. И когда на краешке сна к нему приближалось доброе лицо того, с кем он разговаривал, мальчик наверняка знал, что завтра всё будет как он загадал, и сны его поэтому были ровными и счастливыми. К исходу этих двух недель он увидел, как бабушка Роза, разодетая как клумба перед памятником Марксу, выходила из двора. Мальчик испуганно огляделся, застигнутый врасплох непредвиденным культпоходом в синагогу, но бабушка только улыбнулась и не позвала с собой. Он как бы расстроился – неужели ей жалко денежку, которую она аккуратно выдавала ему каждую пятницу? Нет, здесь какая-то тайна, может, она и не в синагогу пошла, а в гости к своим подружкам. Ну, ладно, пускай идёт, хотя и обидно. Могли бы и в синагогу сходить. Лишний рубль не помешает.
Бабушка Роза пришла под вечер, когда солнце готовилось к отдыху, закатываясь в свою нору, и некоторые особо осторожные родители криками предупреждали своих чад о грядущей команде «по домам». У калитки бабушка Роза отдышалась и, подмигнув Лёвушке, поманила в свою квартиру. Мальчик тотчас же вскочил на крыльцо и нетерпеливо грыз ноготь, пока бабушка копалась в своей сумке. Достав нечто завёрнутое в газету, она положила свёрток на стол, развернула, и мальчик увидел тонкие, чуточку пригорелые коржи, как бы прошитые дырочками от иголки.
– Что это? – удивился Лёвушка, так как никогда не видел ничего подобного.
– Маца[8]! – возвестила бабушка. – Сегодня Пейсах, наша Пасха. На, съешь!
С хрустом отломив кусочек мацы, она бережно протянула его мальчику, который осторожно надкусил тонкую и твердую, как пластинка, лепёшку, пожевал её.
– Сладко?