– Ну и что?
– Как что? Мы так долго гоняли козлов в пустыню, что они в конце концов стали нам мстить. Теперь гоняют нас. Слышал такое: «козлы отпущения»? Так тебе это надо? Я ведь вижу – не надо.
– Скажите, товарищ раввин, – Лёва встал, придерживая рукой ермолку, – когда я был маленьким, бабушка приводила меня сюда. А другая бабушка водила меня в церковь. У них разные национальности. Я боялся их обидеть, поэтому ходил и к вам, и в церковь.
– Ну, видишь, надо выбирать что-то одно! – печально развёл руками священнослужитель. – Хорошо, что ты понял наконец.
– Я не об этом. Ребёнком я хотел увидеть Бога. В церкви много икон, и я понимаю, что люди хотели видеть Его, чувствовать Его взгляд, поэтому они и рисовали Его, но иконы были разные и – откуда художнику знать, как Он выглядел? А в синагоге вообще нет портретов. Помню, я ещё удивился, откуда вы знаете, какой Он?
– Ты опять как ребёнок, – усмехнулся старик, – обязательно хочешь увидеть. Боишься, что тебя обманут?
– Но все Его хотят видеть.
– Хотят, конечно. Каждый хочет. В этом весь фокус.
– Ну да… конечно… – сбивчиво согласился Лёва. Раввин пожевал губами седые усы.
– Ты ищешь Бога. Вот что я тебе скажу. Ты обязательно найдёшь Его. Потому что Бог всегда идёт навстречу тем, кто Его ищет, и идёт значительно быстрее, чем нам кажется. Береги в себе это желание. Многие хотят Его видеть, но у них не хватает терпения, у них всё на авось. Терпение и вера – вот что я тебе скажу. И вот ещё, – он полез под стол, достал оттуда коробку, яркую, всю в рисунках и буквах еврейского алфавита, и протянул её Лёвушке. – Это маца. Когда будешь думать о бабушке, о Боге или о чём-то хорошем, когда тебе будет очень больно или очень радостно – съешь кусочек. Это всегда помогает. Когда ты будешь есть мацу, Бог с тобой заговорит.
Выпадают в жизни каждого проклятые дни, когда ты теряешь родного человека. Вот и бабушка Даша отмучилась после удара, парализовавшего не только тело, но и речь. Правда, родных она мучила недолго, всего-то неделю, как говорится, – опомниться не успели, но Лёвушке эта неделя показалась бесконечным кошмаром, особенно в те минуты, когда к бабушке возвращалось сознание и она тянулась к нему, хотела что-то сказать, но не могла и, закатывая глаза к потолку, лишь невнятно стонала. Он терялся в догадках, но именно тогда, сидя на постели и крепко сжимая старую, высохшую ладошку старухи, понял, что люди всё самое главное оставляют на потом, и среди этого главного есть те слова, которые можешь и не успеть произнести…
Он решил похоронить покойницу возле бабушки Розы, и хотя директор кладбища божился, что это невозможно, плёл историю про какие-то грунтовые воды, смещение пластов земли, прокурора, который от нечего делать шастал среди могил, фиксируя законность того или иного надгробья, наконец, про национальность бабушки Даши, которая ну никак не может лежать в этой части кладбища, Лёва, отрешённо глядя на грязную стену кабинета, сплошь увешанную эмалированными табличками с горькими сентенциями, механически стал выкладывать на стол один червонец за другим. Директор рванулся к двери, рванул штору на окнах и, припрыгивая, сдавленным голосом бормотал: «Хватит, хватит, что за человек, ей-богу!»
И вот этот долгий тягостный день подошёл к концу, и он уже стоял у свежевырытой могилы, рядом с которой поставили гроб с телом бабушки Даши. Отец с матерью молча всхлипывали – мать громче, отец шмыгая носом – и испуганно ждали, когда Лёвушка даст команду кладбищенской команде забивать гроб и опускать его в землю. Их пугала не смерть старухи – всё-таки пожила своё, дай Бог нам дожить! – а внезапная взрослость и решительность сына, который ничего не говорил, не спрашивал и смотрел на людей, как на неодушевлённые предметы – равнодушно.
А Лёвушка долго стоял над гробом и по-прежнему молчал. Он смотрел на переплетённые старушечьи пальцы с тёмно-коричневыми пятнами на коже и вспоминал, сколько раз эти руки гладили его, стирали его маечки, кормили вареньем. Господи, сколько же человек за свою жизнь переделывает руками всякой работы!
Он наклонился над гробом, крепко сжал холодную руку бабушки и прикоснулся к ней долгим поцелуем, затем резко отстранился, кивнул похоронной команде и, присев на оградку могилы, где лежала бабушка Роза, закурил.
Он старался не смотреть на могилу, куда опустили гроб с телом покойницы. Выкапывая яму на узкой полоске земли, кладбищенские старатели переусердствовали, обнажив краешек гроба, в котором лежала бабушка Роза. Смотреть на это ему было невыносимо больно, даже сердце кто-то сжал железными пальцами, но, наверное, впервые бабушки были так близко друг к дружке.
Отец и пара-тройка родственников торопливо забрасывали гроб комьями земли. В мыслях они уже наверняка были за поминальным столом, и не оттого, что были беспробудными пьяницами или чёрствыми людьми. Молчание Лёвушки пугало, а им хотелось поговорить. Даже о бабушке Даше. А на кладбище особо не разговоришься.
На поминках Лёва не произнёс ни слова, хотя все ждали, что он скажет о бабушке что-то хорошее, значительное. Не сказал. Просто сидел, уставившись взглядом в одну точку, и медленно жевал кусочек мацы, которую перед тем смачивал красным вином в толстом стакане. Затем так же молча встал из-за стола, вышел во двор, отворил калитку и пошёл к реке. Родные проводили его сочувственным шёпотом. Странно, чтобы внуки так горевали за бабушками. Обычно детство оставляет там другие воспоминания – игры, ссадины, первые буквы, но никак не старческие руки, готовые в любую минуту подхватить, уберечь, приласкать.
Выйдя к реке, Лёва пристроился на невысоком холме, откуда были видны и мост, и мелкий лес на другом берегу, расстелил на траве пиджак, предварительно вытащив из него сигареты со спичками, затем достал из бумажника фотографию, на которой две празднично одетые бабульки держали его руки. Лица у них были очень сердитые, ведь они вечно враждовали, осыпая друг дружку, как горохом, страшными проклятиями. Может, смерть помирила их? И может ли смерть примирить с чем-то?
Лёва лёг на спину и увидел бледно-голубое безоблачное небо. Говорят, именно там существует тот свет, где люди отдыхают от страстей, от работы, свет, где живут вечно, присматривая с высоты за близкими и вымаливая у Бога немножечко счастья для своих. Так говорят…
Интересно, а как он устроен, тот свет? Неужели там нет никаких различий, богатые не отличаются от бедных, гении от придурков и летают только души?
Души людей отличны больше, чем лица. У души не бывает близнецов. Наверное, в том миру, где нет слов, люди объясняются прикосновением этих самых душ, оттого там всё прозрачно и нет лжи.
Но это там. Здесь, на земле всё иначе. Бывает, конечно, что и здесь соприкасаются души, наделяя их владельцев неземным счастьем, гармонией, но это случается так редко, что превращается в легенду, в слухи о чуде, которое иногда проявляет себя и в этом мире.
Но ведь есть же люди – он читал об этом, верил в это! – которые проникали во многие тайны и даже видели Бога. Старый раввин сказал, что надо идти к Нему, тогда дорога будет короче, но куда идти? Его проводницы мертвы, да и они успели подвести лишь к крылечку… Как же он не догадался об этом раньше! Ведь они, буквально разрывая его на части, водили каждая к своему Богу, чтобы показать Ему его – Лёвушку. Чтобы Бог передал весточку дедушкам, которые не вернулись с той проклятой войны, передал, что не оборвалась связь, что вот здесь, в храме, а потом – в синагоге, стоит их маленькое, сопливое продолжение и испуганно таращится на людей, которые верят, что три десятка торопливо произнесённых слов изменят что-то, очистят, подарят надежду. А он, пятилетний мальчуган, и был живым утешением для двух суровых и удивительно добрых старух, и каждая верила, что не всё потеряно, и сейчас, когда он остался один – растерянный, не знающий, как жить, ради чего жить, – он вдруг почувствовал огромное желание стать для многих, пока ещё незнакомых людей, таким же утешением и надеждой, каким он был для своих бабушек.
Он закрыл глаза, почувствовал на ресницах влагу – этого не хватало! – и захотел в последний раз увидеть бабушку Дашу, услышать её голос, ведь она ещё не улетела на небо, её душа где-то здесь, рядом, и если это не сказки, не предрассудки, то… Не открывая глаз, он молча просил её прийти, он опять превратился в маленького Лёвушку, который верил во все сказки – добрые и страшные, он повторял свои просьбы бессчётное количество раз, и, хотя произносил он их бессловесно – про себя, голову сдавила усталость, плотный столб воздуха бросал в сон, и вдруг он услышал прикосновение знакомых рук и слабый, как далёкое эхо, голос:
– Золотенький мой, не бойся, я рядом…
Он улыбнулся, и внезапно тело его оторвалось от земли, качнулось на воздухе, как кружащий лист дерева, и он полетел всё выше и выше, к небу, сердце бешено колотилось от предчувствия свидания с Тем, кого он искал всю свою недолгую жизнь.
Не забыть бы только вернуться назад…