— Мам, ну что?
— Я уже на горе, но Зою пока не вижу. Духи тоже, как в рот воды набрали. А вот Хаски вырвался от меня и убежал.
— Чёрт, да что же это такое! — негодуя, воскликнула дочка, но тут же опомнилась. — Ладно, а ты где? Я к тебе сейчас подойду.
Покрутив головой, Веда с лёгкостью определила, где она находится. Она стояла как раз напротив восьмой потерны[18]. Всего таких потерн на Лысой горе было восемь, причём две из них имели вход, но не имели выхода. Арочный проём восьмой потерны перекрывала кирпичная стена, но с давних времён в верхнем углу арки с десяток кирпичей было выбито, чтобы можно было влезть в неё или вылезти наружу.
— Я возле восьмой потерны, — ответила Веда. — С той стороны, где она заложена кирпичами.
Она определила это по верхнему потоку воздуха, сквозившему из широкого отверстия в верхнем правом углу кирпичной стены, слегка прикрытого ржавым металлическим листом.
— Ладно, стой там! — сказала Навка. — Или нет. Иди по направлению к седьмой потерне. Встретимся там на полянке.
Выключив телефон, Веда сунула его назад в нагрудный кармашек платья и, взяв в правую руку посох, двинулась дальше по тропинке. Метров через сто или чуть больше, она вдруг остановилась и повернулась лицом к крепостному валу. Где-то тут и должна была находиться та самая седьмая потерна. Нагиева нора.
Выход из неё был полностью засыпан грунтом. Во время войны здесь разорвалась вражеская авиабомба, половина тоннеля обрушилась и ушла глубоко под землю. Видимо, внизу находился подземный ход, который соединял все потерны по всему периметру крепостного вала.
Восстановить обрушенную половину тоннеля так и не смогли: вход оставили, выход из неё засыпали, а затем так мастерски подровняли крепостной вал, что с тех пор точное местонахождение седьмой потерны на склоне визуально никому определить не удавалось.
Одна лишь Веда могла точно установить, где пролегала ось тоннеля. Она словно видела сквозь толщу вала. Она чуть ли не физически ощущала это место. Кроме того, ей просто подсказывала память, что именно там, за этой насыпью, с противоположной стороны вала и находилась Нагиева нора. Именно там тридцать лет назад она лишилась зрения. И именно туда направил её страж Голгофы: «Приди и узри».
Эти слова были начертаны на кирпичной кладке перед входом в чёрный зев седьмой потерны, когда она впервые, влекомая любопытством, туда зашла. Там на неё и набросился тот, кто находился внутри, кто, изголодавшись по девственницам за долгое время нахождения здесь воинской части, немыслимым образом изнасиловал её, несмотря на её возраст. А было ей тогда, в 1980 году, монашке из Покровского монастыря, пришедшей в гости к своим родителям, жившим на Лысухе, ни много ни мало тридцать шесть лет.
Жуткий, невообразимый вид своего насильника в полумраке потерны был последним зримым образом, который остался у неё в памяти навсегда. В благодарность за полученное удовольствие после многих лет воздержания наг оставил ей жизнь, но лишил её зрения, чтобы впредь она не смогла никому указать на него. Более того, передав ей своё змеиное семя, от которого она потом и забеременела, он передал ей и сверхъестественные способности, позволявшие ей видеть то, чего не видели другие.
От противоестественной связи с человеком-змеем она родила мёртвую девочку, которую почему-то сразу же назвала Навкой, то есть посланницей из Нави — мира мёртвых. Через пять минут после реанимации, когда акушеры, уже отчаявшись её оживить, опустили руки, Веда попросила подержать мертворождённую у себя на груди. И неожиданно ребёнок ожил! Сердце его застучало, и дитя закричало. Видимо, благодаря своему дару она и воскресила Навку.
От нахлынувших воспоминаний Веду отвлекло чьё-то пение. Негромкий девичий голос невыразимо печально выводил мелодию какой-то арии, словно где-то поблизости упражнялась в колоратурном сопрано оперная певица. Чарующее пение так подействовало на Веду, что она, забыв обо всём на свете, пошла на голос.
Вдруг впереди она увидела сидевшую на ветке птицедеву — похожую на птицу Сирин, огромную чёрную галку с широко разведёнными крыльями, у которой на месте галочьей головы с толстым клювом находилась голова девушки с длинными чёрными волосами.
«Кто ты?» — спросила её Веда.
Печальное пение тут же прекратилось.
«Кто ты?» — вновь послала она птицедеве телепатический посыл.
«Леля», — отозвалась та.
«Кто?» — удивилась Веда.
«Дочка Лысогора».
«Та самая, которая пропала здесь шесть лет тому назад?» — обомлела Веда.
«Да».
«Это наг тебя такою сделал?» — спросила Веда.
«Да, — ответила Леля. — Он отсёк мне тело, но взамен дал тело птицы. Но такой меня никто не видит и не слышит — только вы.
Для остальных я просто галка».
«Он сейчас в своей норе? — перебила её Веда.
«Нет, он ходит по горе. В поисках новой жертвы». «А ты, случайно, не видела здесь внучку мою Зою?» «Нет», — покачала птицедева головой.
Веда вздохнула.
«Расскажи, как всё это с тобой случилось?» Птицедева резко взмахнула крыльями.
Внезапное видение, сдвиг, — и перед мысленным взором Веды, словно во сне, появилась отчётливая картинка. Она вновь увидела нага. Как бы со стороны. Только сейчас всё дело происходило зимой. Полностью обнажённый, он стоял на коленях в снегу, скрываясь за чёрным стволом дерева на вершине вала. Внизу по протоптанной в снегу дорожке Бастионного шляха шла Леля в белой куртке и в белой вязаной шапочке. Издали заметив её, наг тотчас зачмокал от восхищения. Услышав характерный ляскающий звук, как если бы это белочка ляскала зубами, Леля оглянулась по сторонам, но никакой белки вокруг не обнаружила.
Когда она приблизилась, наг вновь издал свой коронный звук губами, смыкая и быстро размыкая их. Леля остановилась и испуганно подняла голову. На валу никого не было, ничего подозрительного. Но звук-то ведь был.
Она ускорила шаг, но вскоре вновь услышала за спиной тихое причмокивание, как если бы кто-то смаковал удовольствие, посасывая женскую грудь. Леля замерла и оглянулась. То, что она увидела, привело её в такой ужас, который невозможно описать, но который удивительно точно передал впоследствии художник, изобразивший её на подпорной стенке перед входом на Лысую Гору. Она кричала так пронзительно, что её душераздирающий вопль был слышен далеко за пределами горы.
С вершины вала, оставляя за собой два следа, похожие на следы лыж, съезжал на двух толстых змеиных хвостах обнажённый мужчина неопределённого возраста. Наг был совершенно наг, без всякой растительности на голове, на груди и на лобке.
Леля почему-то не бросилась никуда бежать. Она просто стояла и истерически кричала. Видимо, у неё отказали ноги. Наг очень быстро подкатил к ней, схватил свою добычу на руки и понёс к расположенному рядом чёрному логову с кривой осиной, растущей пред входом.
Душераздирающий крик вдруг прекратился и видение исчезло. Кем-то напуганная, птицедева шумно взмахнула крыльями и, истошно крича, улетела прочь.
Напугал её чернобородый мужчина в чёрной рясе с медным крестом на груди, взбиравшийся на вал с противоположной стороны. Проводив взглядом суматошно кричавшую галку, безумный инквизитор поднялся наверх и принялся озирать окрестности в надежде разглядеть с шестиметровой высоты то, что он искал уже битый час и никак не мог найти.
Слева от него пролегала широкая грунтовая дорога, справа просматривался глубокий крепостной ров, по дну которого пролегала тропинка. Чуть далее впереди располагалась небольшая открытая полянка с двумя раскидистыми соснами, а позади на тропинке стояла седая монашка в чёрном платье с белым воротником. В одной руке она держала деревянный посох, в другой — ошейник, сложенный пополам.
Неожиданно о. Егорий вздрогнул, услышав рёв мотора за спиной. Обернувшись, он увидел внизу огромный оранжевый мусоровоз, который едва помещался на дороге. Боясь, что водитель заметит его, высокорослый дьякон присел за терновый куст. Машина тотчас затормозила, из кабины вылез бритоголовый мужик в белой рубахе и в синем галифе и пошёл кому-то навстречу.
Перебравшись к другому, более густому кустарнику, безумный инквизитор разглядел шедшую навстречу водителю женщину в красном сарафане.
— Навка! — услышал он мужской голос, — ну, что, нашла Зою?
— А ты откуда знаешь, что она пропала? — удивилась женщина.
— А мне девчата твои рассказали.
— Нет её нигде, — вздохнув, покачала головой Навка.
Отсюда сверху дьякону было слышно каждое их слово.
— Хлопцы мои уже обошли тут всё вокруг, — сообщил ей мужик, — но пока безрезультатно.
— Спасибо тебе, Святослав, что помогаешь, — поблагодарила его Навка.
— Где же она может быть? — тревожно спросил он.
— Не знаю, — сокрушённо, чуть не плача, ответила Навка. — Не знаю.
— Ребята пошли дальше, — тяжко вздохнув, продолжил мужик. — Одних я направил вниз — в Ведьмин яр, других через ров — в Мертвецкую рощу.
Женщина в красном сарафане сокрушённо покачала головой.
— И зачем я только её с собой взяла? Зою явно напугали эти твари.
— Твари, говоришь?
— Ну, да. Сегодня ж Майская ночь. Вот они и слетаются сюда со всех концов земли. Пригрозили мне, чтобы я убиралась прочь с горы, иначе не видать мне дочки, как своих ушей.
Вне себя от злости, мужик со всей силы хлопнул себя по предплечью.
— Вот черти! Как они выглядят?
— Да ты их не увидишь! Они сами не сразу поняли, что я их вижу. А как поняли, то и говорят: «Пошла вон отсюда!». Что вам здесь нужно, спрашиваю. Нас позвали, отвечают. Кто? Тот, кто сказал: «Изыдите, бесы, из горы сия!».
— Кто бы мог это быть?
— Не знаю, — пожала плечами Навка. — Но язык за это тому следовало бы вырвать!
— Это точно, — согласился с ней мужик.
Великий инквизитор нервно потёр бороду, услышав знакомые слова, и понял, что речь идёт о нём.
— Мне кажется, это они похитили её, — вздохнула ведьма.