Оба они были студентами медицинского университета, и оба были тёзками: и того и другого звали Дмитрий или попросту Димон. Кроме того, их объединяла одна, но губительная страсть — страсть к путешествиям.
Любители экстрима, они предпочитали экстремальные туры, зачастую связанные с риском для жизни, чтобы как следует оттянуться после нудных занятий в университете. На сей раз для очередного психоделического «трипа» они выбрали Лысую Гору.
Похожий на овна Дмитрий Кумарин учился на врачаанестезиолога. Это был приятный молодой человек с небольшой бородкой и огромным пузом. Впрочем, пивной живот и толстый зад нисколько не мешали ему наслаждаться жизнью.
Переубедить его было невозможно, поскольку он, действительно, был упёртый, как баран. Более того, он ещё и по гороскопу был «овном». Несмотря на это, Дмитрий Кумарин был неисправимым оптимистом, и во всём видел только светлую сторону жизни.
Он так же крепко стоял на ногах, как и буква «А». Поэтому приятель и называл будущего анестезиолога — Димоном-А, а тот в свою очередь, именовал будущего врача-онколога — О'Димоном.
В отличие от альфы его приятель-омега Дмитрий Торчин был худощав, как высохшая вобла. Это сравнение подходило к нему ещё и потому, что он относился к знаку зодиака «рыбы».
Иногда он бывал весел, но чаще всего на его лице пребывала печать уныния. Как будто он знал что-то такое, чего никто не знал, и это знание делало его таким печальным и безрадостным. Может, поэтому он и одевался всегда во всё чёрное.
Похожий на цаплю О'Димонбыл на голову выше своего приятеля и гораздо уже его в плечах. Стесняясь высокого роста, он постоянно сутулился, отчего голова его на длинной шее всегда шла как бы впереди туловища.
Надетый на спину рюкзак дополнял его схожесть с горбуном. «Горбатого могила исправит», часто любил повторять он о себе, но по другому поводу. Увлекшись с недавних пор поисками смысла жизни, перечитав вскользь кое-что из Ошо и Кастанеды, он пришёл к выводу, что в реальной жизни найти его нельзя. Обрести его можно лишь в астрале.
Выход в астрал достигался тремя способами: с помощью медитаций, холотропного дыхания и галлюциногенных психоделиков. Благодаря последним выйти из тела, уйти во вселенную и поговорить с духами о том, о сём, было особенно легко и просто.
В давние времена общаться с ними могли лишь избранные: шаманы, маги и колдуны (за что их с успехом сжигала на костре священная инквизиция). В наше время это могли позволить себе даже студенты медицинского университета.
Правда, Дмитрий Торчин и Дмитрий Кумарин находили слишком тривиальным поиски смысла жизни в городских условиях в четырёх стенах за кухонным столом, на смятой постели или в объятиях унитаза. Кроме того, они считали, что постичь истину невозможно также и в ночном клубе в тесном скоплении людей под бьющую по ушам трансовую музыку.
Опыт расширения сознания подсказывал им, что настоящее психоделическое путешествие возможно лишь на природе: в лесу на поляне на фоне деревьев или под шум волн на песчаном пляже. Только на открытом воздухе под солнцем вдали от цивилизации возникает реальная магия, и только при свете луны можно увидеть истинную Lucy в небе, сияющую диамантами, а если повезёт, то и самого Lucyfer-а.
Правда, будучи приверженцами здорового образа жизни, О'Димони Димон-А предпочитали исключительно натуральные продукты растительного происхождения. Они считали, что всё, что даёт природа — это хорошо (даже если это дурман), поскольку у всех трав, грибов и кактусов есть душа, а вот синтетические вещества — это ужасная химия и страшные наркотики, от которых можно сойти с ума и даже умереть в самом расцвете лет.
— А что это там за вышки? — спросил О'Димон.
Отсюда с эстакады ему хорошо были видны верхушки радиолокационных вышек: одна высокая и четыре по бокам — поменьше.
— Ретрансляторы, — со знанием дела ответил Димон-А.
— Киевстар?
— Это для прикрытия.
Димон-А сбросил с головы капюшон и предстал перед приятелем в чёрной бандане, разукрашенной белыми черепами и перекрещёнными костями.
— А на самом деле — это секретный объект, — объяснил он. — Раньше вышки использовались, как глушилки дружеских голосов — «Голоса Америки» и «Свободы». А сейчас что-то с космосом связано. Наверно, по связи с пришельцами.
— С пришельцами? — удивился О'Димон.
Димон-А кивнул и загадочно улыбнулся.
— Но вероятно, — продолжил он, — они тут используют отрицательную энергию горы, как оружие для борьбы с противником.
— С кем именно? — полюбопытствовал О'Димон.
— А кто его знает? — пожал плечами Димон-А. — Поскольку они не такие уж и мощные, то скорей всего против собственного населения.
— А представь себе, — воодушевился О'Димон, — сколько тогда чёрной энергии ретранслирует на Киев ещё одна вышка!
— Какая?
— Ну, эта телевизионная… которая построена на месте кладбища в Бабьем Яру.
— Смотри, вон, — кивнул Димон-А, предупреждая приятеля.
Парни остановились. Внизу перед шлагбаумом, в метрах двадцати от них, возле похоронного венка, привязанного к тонкому деревцу, лежали на земле и грелись на солнышке два чёрных лохматых пса.
— А, — беспечно махнул рукой Димон-А, — это мирные собаки.
Они не кусаются.
Заметив приближающихся парней, мирные собаки неожиданно вскочили с земли и принялись гавкать на них, словно оглашенные. Вскоре к ним присоединился ещё один чёрный пёс, привлечённый лаем. Тоже лохматый. Собаки, видно, были из одного выводка. Переполненные необъяснимой злобой, они стояли перед шлагбаумом и изрыгали на непрошенных гостей свои собачьи проклятья, явно не желая пропускать их вперёд.
— И что дальше? — опешил О'Димон.
Дорога наверх была только одна, обойти собак не представлялось возможным ни слева, ни справа. Димон-А огляделся вокруг в поисках хоть какой-нибудь завалящей палки и обнаружил на обочине лишь несколько крупных камней и множество мелких.
Первый камень до собак не долетел, второй бросок оказался также неудачным и только ещё больше разъярил мирных псов. Один из них, брызжа слюной и сея ужас, даже бросился вперёд на обидчиков, но тотчас упал, подкошенный третьим булыжником.
Два других пса тут же кинулись к скулящему собрату на помощь, но также были отброшены назад градом мелких камней, пущенных О'Димоном, после чего все трое, скуля и повизгивая, ретировались к стоявшему на отшибе бульдозеру.
Путь наверх был открыт. Покосившись на похоронный венок и обойдя сбоку опущенный шлагбаум с двусмысленной табличкой, два студента-медика свернули на дорогу, поднимающуюся вверх по склону, и начали своё восхождение на Лысую гору.
Несколько минут спустя О'Димон непроизвольно втянул голову в плечи.
— Не, тут реально стрёмно. Только зашли, а мне уже как-то жутко становится. Даже ноги в гору не идут.
Димон-А ласково подбодрил его:
— Это ещё что! Вот дальше будет местечко… там вообще к земле пригибает.
О «Димон тут же заныл:
— Чего-то мне уже сейчас не-хоррор-шо.
Димон-А ободряюще похлопал его по предплечью:
— Это поначалу, О'Димон. На новичков это место всегда так действует. Ничего визуально странного, конечно, здесь не наблюдается, но чувствуется, что что-то тут такое есть. Наверно, потому что там, где сейчас стоят эти вышки, раньше стояли виселицы. Там казнили преступников, включая Богрова — убийцу Столыпина. А потом всех казнённых зарывали тут же рядом.
— Жуть, — завёл глаза под веки О'Димон.
— К тому же здесь фонит сильно, — продолжил нагнетать обстановку Димон-А. — Уровень радиации в два-три раза выше, чем по Киеву.
— Ни хера себе, — ошеломлённо раскрыл глаза О'Димон.
— Не говори так никогда — «себе», — прервал его Димон-А, — а то, действительно, без хера останешься.
— Не останусь, — заверил его приятель.
— Когда-то раньше здесь была свалка радиационных отходов, — продолжил Димон-А, — но после Чернобыля, говорят, всё вывезли.
— Чего ж тогда фонит? — шмыгнул носом О'Димон.
— Видимо, из недр. Здесь же ещё до войны был построен радийный завод, руду добывали.
— Чёрт, я уже весь на измене, — совсем приуныл О'Димон, остановившись. — Может, давай для затравки сначала дунем травку?
— Давай, брат.
В последнее время оба Димона, то ли по приколу, то ли ещё по какой причине, стали называть друг друга братьями, а также носить на запястье левой руки красную шерстяную нить, завязанную на семь узлов. Закурив, они двинулись дальше, привычно пряча косячок в кулаке.
— А где у тебя забита стрелка? — поинтересовался О'Димон.
— Да вот тут, под этой стрелкой.
Они подошли к бетонной подпорной стенке, на котором красовалось гигантское граффити «ШАБАШ» с огромным красночёрным указателем.
— Ну, тогда, короче, шабаш. Здесь и постоим, — пыхнул О'Димон и добавил, — тем более, что шабаш уже наступил.
— А разве шабаш уже наступил? — удивился Димон-А.
— Ну, да, вчера ещё, с первой звезды, — с достоинством ответил О'Димон и с подозрением уставился на приятеля, — а ты разве не чтишь эту заповедь господню?
— Да это, вообще, моя самая любимая заповедь! — с пылом возразил ему Димон-А.
— И что же она гласит? — с издёвкой спросил О'Димон.
— Помни день субботний и не делай в этот день никакого дела.
— Что ж ты тогда не помнишь, какой сегодня день?
— Просто я давно уже ничего не делаю, и для меня каждый день шабаш, — оправдался Димон-А, — а если мы попадём на тот шабаш, — кивнул он на граффити, — то у нас получится, вообще, двойной шабаш.
О'Димонудовлетворился его ответом. Чуть далее, справа от дороги им повстречалась высохшая акация с прибитой к ней доской, на которой был намалёван ещё один странный указатель «ПЕКЛО — ИРИЙ».
— А ирий… это что? — озадачился он.
— Не знаю, — пожал плечами Димон-А, — по-видимому, это рай, принимая во внимание, что означает слово пекло.
— Значит, эта дорога ведёт нас в ад?
— Ты очень догадливый, О'Димон.