всех уже себе подчинили. Непокорных остались единицы, вроде тебя и Лысогора.
— Все остальные давно уже в могиле, — усмехнулся херувим.
— А будешь рыпаться — мы и тебя уничтожим, — веско добавил аспид.
— Ничего у вас не получится, — глухо ответила Навка.
— Ты, видно, забыла, — напомнил ей херувим, — как полчаса назад тебя едва не сожгли заживо. Так что не думай, что это пустая угроза.
— Лучше смирись, если хочешь жить, — заключил аспид. — Это наше последнее предупреждение.
Считая разговор законченным, они повернулись и пошли прочь. Навка заторможено смотрела им вслед, пытаясь осмыслить всё, что они сказали.
— Я не пойму только, зачем это вам? — крикнула она им напоследок.
Херувим и аспид тотчас остановились и обернулись.
— Затем, что здесь должно быть чисто, — ответил херувим. — Здесь не должно быть ни тебя, ни Лысогора. Ни кого-либо другого. Никто не должен видеть нас и понимать, что происходит.
— Скоро здесь наступит такой порядок, который установится здесь на века, — проговорился аспид.
— Какой ещё порядок? — удивилась Навка, подходя к ним ближе.
— Novus Ordo Serpentorum, — произнёс аспид на латыни.
Навка недоумённо посмотрела на него. Херувим перевёл:
— Новый Змеиный Порядок. Неужели ты не видишь, что миром давно уже правят змеи.
— Я вижу это.
— Да, ты видишь нас, — кивнул аспид. — Видишь то, чего не видят другие, но даже ты не замечаешь, что происходит. — А что происходит?
— Мир уже завоёван нами и готов к освобождению.
— Освобождение от кого?
— От вас. От людей. Открой глаза, и ты увидишь, что избавление идёт полным ходом. Всё должно быть заранее готово к его приходу.
— К его приходу? — удивилась Навка.
— Ну да, — ответил херувим, — его пришествие ожидается здесь с минуты на минуту.
— Чьё пришествие?
— Сюда должен пожаловать наш король, — вновь проговорился аспид.
— Король? — изумилась Навка.
— Наш мессия.
— А почему именно сюда? — не поняла Навка.
— Потому что, как выяснилось, здесь самое подходящее для него место, — разъяснил херувим. — Все прочие места небезопасны.
— Вы говорите о его приходе уже столько лет!
Аспид, улыбнувшись, ответил:
— Наш король задерживается. Но с минуты на минуту появится здесь. Поэтому всё должно быть готово к его приходу.
5. Граффити
Услышав звук горна, означавший общий сбор, чистильщик Никита Дубравин по прозвищу Добрыня бросил в полиэтиленовый мешок очередную бутылку, которую он нашёл возле кострища, и, закинув мешок на плечи, поспешил к ближайшему тоннелю, который выводил из широкого крепостного рва на поляну Желаний, где обычно и собирались чистильщики.
Вскоре тропинка привела его к огромному чёрному зеву потерны, внезапно открывшемуся перед ним посреди крепостного вала. В самом конце чёрной глотки был виден свет, небольшое полукружие потусторонней зелёной лужайки, окружённое сводами мрака, отчего потерна казалась похожей на исполинский чёрный глаз с блестящим зелёным зрачком.
Внутри зрачка был видим также чей-то силуэт. Предположив, что это кто-то из своих, Добрыня без опаски зашёл внутрь. И как только глаза его привыкли к темноте, он разглядел в пяти метрах от входа щуплого парня в широких рэперских джинсах и в чёрной футболке. Парень стоял спиной к нему и, держа в руке баллончик со спрей-краской, был увлечён тем, что распылял её на стену. Судя по всему, это был граффитчик.
— Эй, ты чё? — опешил Добрыня, опуская мешок на землю.
Граффитчик мгновенно прекратил работу и обернулся. В полумраке тоннеля блеснули его испуганные глаза. Лицо его, тем не менее, показалось Добрыне знакомым. Это был Графов из его гимназии, из параллельного 10-Б класса.
— Тю, — удивился Добрыня, — а чего ты тут делаешь?
— Да так, — пожал плечами Графов.
— Ты чё это, типа райтер модный? — дружелюбно спросил его Добрыня.
— Типа того, — ответил ему райтер.
— И чё рисуешь?
— Да вот, — показал тот баллончиком на стену.
На оштукатуренной поверхности свода были видны какие-то неясные серебристые тени.
— Чего-то не понятно ничего.
— Это «филлинг», — объяснил Графов, — основной тон. А вот как сделаю «аутлайн», то есть окантовку, тогда всё сразу станет ясно.
— И как это делается? — заинтересовался Добрыня. — Покажи. Мне всегда хотелось самому чего-нибудь такое зафигачить на стенах.
— Смотри, — райтер Графов поднял с земли другой баллончик. — Правило первое: баллон вначале надо хорошенечко встряхнуть, — менторски произнёс он и со всей силы потрусил баллончик. — Правило второе: рука постоянно должна быть в движении.
Нажав на распылитель, он направил струю спрея на стену, и, не останавливаясь, повёл её, то приседая на корточки, то поднимаясь на цыпочки. И вслед за его рукой по стене поползла чёткая чёрная линия, которая и становилась окантовкой для серебристого фона. Так постепенно обозначилась первая гигантская буква — «F».
— Ты любишь рисовать буквы? — спросил Добрыня.
— Да, буквы — это моя слабость, — расплылся в улыбке Графов.
— Они тебе чё, в гимназии не надоели?
— Не-а. Когда в первом классе у нас проходили прописи, я в это время долго болел.
На стене появилась вторая гигантская буква — «U».
— Поначалу, — вновь стал он трясти баллончик, — я был теггером. То есть теги повсюду ставил. Подпись свою, короче. Я постоянно носил с собой чёрный маркер и расписывался им везде, где только был — в метро, в трамваях, на домах, в подземных переходах.
— Метил территорию?
— Ну да, у нас «на районе». А затем я стал баловаться «баблами».
— Чем?
— «Баблами». Ну, это такие, похожие на пузыри, раздутые буквы, типа этой.
Он вновь провёл тонкую чёрную линию, в результате чего появилась третья громадная буква «С».
— А сейчас, как видишь, я перешёл на блокбастеры. Огромные буквы в рост человека. Искусство должно быть понятно всем. Вот чего я не люблю, так это дикий стиль уайлдеров. У них столько всяких переплетений и примочек, что разобрать практически ничего нельзя.
Графов вновь потряс баллончиком и перешёл к окантовке следующей буквы.
— Граффити — это свобода, — продолжал разглагольствовать он, ведя линию. — Если хоть раз попробуешь забомбить стену, тебя потом за уши не оттащишь, дай только что-нибудь размалевать.
Следующей у него получилась буква «К».
— Классно у тебя выходит! — восхитился Добрыня получившимся словом. — Дай теперь я попробую.
— На, — передал ему Графов баллончик.
Добрыня нажал на распылитель и с усердием принялся выписывать первую букву второго слова. Это была буква «Y». Правда, получилась она у него не совсем ровная, с подтёками.
— Чего-то не совсем, — критически оглядел он свою работу.
— Как видишь, не всё так просто, — забрал Графов у него баллон и тут же приступил к созданию очередной буквы. — Но тебе хоть понравилось?
— Да, прикольно.
— Ну, вот, теперь ты знаешь правило третье: ты никто и ничто, пока не увековечишь себя граффити. Даже после обычного тега ты уже чувствуешь себя человеком.
Новая буква «O» получилась у него просто на загляденье — идеально ровной и объёмной.
— Ведь твоё творение увидят тысячи людей, — с упоением продолжил он. — Граффити — бессмертны. Они переживут тебя. Поэтому это и затягивает, как наркотик. От этого получаешь такой кайф! Это такой адреналин!
Так же легко удалась ему и последняя буква в этом слове «U», после чего он вновь встряхнул баллончик.
— Когда ты ночью стоишь один на один с голой стеной и с баллоном в руке на одной из центральных улиц, а рядом проезжает ментовская машина… или разрисовываешь стекло троллейбуса у всех на виду — это похоже на секс. Я сегодня даже поругался со своей девчонкой. Она умоляла меня пойти с ней погулять. Я же пошёл сюда бомбить Лысую.
Нажав на распылитель, он на минуту замолчал, сосредоточенно окантовывая букву «A» в следующем слове.
— Здесь такая энергетика! Я тут не пишу, а просто летаю! После каждого куска, забомбленного на Лысой горе, хочется зарисовать всё на свете.
Под вдохновенной рукой райтера появилась на свет буква «L».
— Всё? — спросил Добрыня, прочитав творение райтера.
— Всё-всё, — восторженно продолжил Графов, — весь Киев, всю Украину, весь мир.
— Я имею в виду, ты уже закончил? — спросил его Добрыня.
— Ага, — ответил Графов, дописав вторую букву «L», — осталось только тег свой поставить.
Он вынул из кармана джинсов чёрный маркер и внутри последней буквы расписался: «грф».
В это время в просвете арки показался тёмный силуэт бритоголового парня в камуфляжной форме. Когда он приблизился, Добрыня признал в нём своего товарища из бригады чистильщиков по прозвищу Злой. Бросив оценивающий взгляд на граффити и на стоявшие возле ног Добрыни баллоны с краской, он дружелюбно спросил:
— Твоя работа?
Добрыня усмехнулся и зачем-то кивнул.
— Когда это ты успел? — удивился Злой, заметив также стоявший у стены пластиковый мешок, наполненный бутылками.
— Да вот, — неопределённо развёл Добрыня руками.
— А теперь всё стирай! — неприязненно сказал ему Злой.
— Как? — с недоумением посмотрел на него Добрыня.
— Как хочешь! Хоть руками, хоть зубами. Уже задолбали тут своими граффитями!
— Да это не я, это он! — указал Добрыня на Графова, перекидывая на него всю ответственность за сделанное.
Тот, оценив ситуацию, мгновенно бросился наутёк к дальнему выходу из потерны.
— Стой! — крикнул ему Злой и кинулся за ним в погоню. — Ты куда?
Выбежав из потерны на поляну, Графов неожиданно для себя оказался в окружении целой толпы бритоголовых, одетых в камуфляжную форму.
— Ловите его! Держите! — крикнул им выбежавший из потерны Злой.
Графов принялся петлять по поляне, кидаясь, как заяц, то в одну сторону, то в другую, но каждый раз кто-то из чистильщиков вставал у него на пути. Особенно не гоняясь за ним, бритоголовые постепенно сжимали круг. Загнанный граффитчик попытался прорваться между двумя парнями, но получив подсечку, растянулся на траве. Подоспевший Злой навалился на него и скрутил за спиной ему руки.