— В белом платье? — задумалась толстая тётка с обрюзгшим лицом и заплывшими, как у свиньи, глазками. — Нет, не встречалась.
— А, может, вы её видели? — обратилась Навка к гиду.
— Нет, дочка, я её не видел, — покачал он головой. — Мне твоя Зоя на глаза не попадалась.
Его ответ показался Навке странным: во-первых, он назвал её «дочкой», а во-вторых, она не произносила имя «Зоя».
— А вы, разве, её знаете? — удивилась она.
Беспокойство мелькнуло в глазах гида, словно он опешил. Но он тут же нашёлся:
— Слышал, как ты её звала.
Его ответ вновь насторожил Навку: он почему-то называл её на «ты». Как будто давно знал её. Она взглянула ему в глаза. Он смотрел на неё с сочувствием.
— Может, она уже дома?
Навка покачала головой:
— Нет, она не дома. Она где-то здесь. Возможно, даже там, — кивнула она внутрь потерны.
— Там её нет, — быстро ответил он.
— И я никого там не видела, — подтвердила и Лада.
— Ты уверена, Лада? — обратилась к ней Навка по имени.
Лада молча кивнула, поражённая тем, что незнакомая женщина назвала её имя. Впрочем, та вполне могла услышать, как к ней обращался гид.
Навка тем временем вдруг вспомнила, что в верхнем кармашке её сарафана лежит янтарный браслет. Сунув руку в кармашек, она вытащила его и, на ходу нажав на центральный бугорок циферблата, вошла во мрак потерны, чтобы самой убедиться в правоте её слов. Бугорок тотчас загорелся алым цветом.
Как только Навка переступила границу света и тьмы, её тут же охватил жуткий холод, затем её бросило в жар, перед глазами её возникло марево, а в ушах зазвенело. Вскоре мрак отступил, и в наступившей тишине она отчётливо увидела, что там, где был тупик, заваленный песком, зиял теперь провал.
Навка вошла в треугольник, вписанный в круг, и по доносившимся из глубины едва слышным, далёким истошным крикам поняла, что провал был бездонным. Она испуганно отступила назад, попав ногой в нарисованный на земле дьявольский глаз, и обернулась.
То, что она увидела из глубины потерны, поразило её настолько, что она чуть не отступила назад в пропасть.
Глаза её расширились от ужаса. Все столпившиеся перед входом в потерну люди, кроме девушки с косой, были иными. Вернее, затваренными, которые скрывали свою звериную сущность под покровом физического тела человека. И если ранее их скрытый тварный лик лишь слегка угадывался в их внешнем облике, то сейчас после включения браслета их внутреннее естество тотчас проявилось во всей красе. Все они оказались гибридами: тела у них были человечьи, а вот на плечах находились звериные головы.
У одного парня физиомордия была тигриная, у другого — петушиная, у третьего — козлиная. Рядом с безрогой коровьей головой скалила зубы лошадиная морда.
Была здесь и женщина со свиным рылом, и дама с рожей обезьяны. Рядом с девушкой с крысиной мордочкой находился высокий мужчина с мордахой кролика. Из-за левого его плеча выглядывала бульдожья харя, а из-за правого — ряха ящерицы с высунутым языком.
Единственным человеком среди них была только Лада.
С диким ужасом смотрела она на обступивших её тварей, не понимая, что происходит. Перед ней на коленях стоял гид. Приглядевшись, она заметила, что стоял он совсем не на коленях. От бедра его ноги плавно перетекали в два толстых змеиных хвоста.
Босоногий гид был змееногим нагом. Тем самым, которого он показывал на планшете. Оцепенев от ужаса, Лада не могла двинуться с места. Она застыла, как соляной столб.
— Лада, беги! — крикнула ей Навка.
Громкий крик выдернул её из оцепенения, и она бросилась бежать сломя голову прочь отсюда. К счастью, никто за ней вдогонку не погнался.
Внимание всех иных было приковано к Навке.
— Выходи! — властным голосом приказал ей наг.
Навка замерла, боясь пошевельнуться.
— Выходи, Навка! — повторил наг. — У тебя есть то, что принадлежит мне.
Он назвал меня Навкой, подумала она, откуда он знает моё имя? Интуиция подсказывала ей, что бояться ей нечего. Тем не менее, она продолжала оставаться внутри.
— Навка, выходи! — вновь позвал её наг. — Ты нашла то, что я потерял.
Превозмогая страх, Навка решила выйти. Окружённый гибридами, наг терпеливо поджидал её у входа.
— Браслет, — протянул он руку открытой ладонью вверх.
Поскольку он был на коленях, лысая голова его едва доставала ей до пояса.
— При одном условии, — вздохнула Навка, — если скажешь мне, где Зоя.
— Хорошо, — ответил наг.
— Поклянись.
— Клянусь.
Получив браслет, он тотчас надел его на руку и первым делом нажал на центральную кнопку, не желая больше пугать её своим видом. Алый огонёк в багровом бугорке тотчас погас, и змееногий наг вновь обернулся в босоного гида. В ту же секунду гибриды также вернули себе прежнее обличье.
— Я не знаю, где она, — тотчас признался ей гид.
— Ты же поклялся мне, — с досадой упрекнула его Навка.
— Клянусь, я не знаю, где Зоя, — заверил её гид. — Я не вижу её.
Такой ответ, впрочем, почему-то убедил её, что он не врёт. Он сказал теми же словами, что и она, когда рассказывала матери о Зое.
— Спасибо и на том, — вздохнула Навка. Поняв, что от этого оборотня толку не добьёшься, она махнула на него рукой. — Ладно, я пошла.
Босоногий гид молча кивнул ей. Выйдя на дорогу, женщина в красном сарафане повернула направо — к Поляне с камнем.
— Навка! — окликнул её гид, и когда та обернулась, убедительно произнёс, — я поищу твою Зою. И если найду, ты узнаешь об этом первой.
7. Ангелочки-ведьмочки
Не успели психоделические путешественники по Лысой Горе удалиться от седьмой потерны, как их вновь одолела жажда. Вернее, тех, кто сидел в них и алкал чудодейственного напитка.
Вспомнив о двухлитровой бутылке кока-колы, О'Димон живо снял рюкзак, вынул прозрачную пластиковую бутылку с чёрным содержимым и жадно, не отрываясь, опустошил сразу половину.
Видя, как тот алчно, захлёбываясь, пьёт, Димон-А также ощутил во рту испепеляющую сухость.
— Эй, оставь и мне! — крикнул он. — Я тоже хочу коку!
Оторвавшись от горлышка, О'Димон понял, что совершенно не напился. Словно литр кока-колы попали ему не в желудок, а пролились в какую-то бездну. Но регочущий приятель неожиданно подскочил и забрал у него бутылку. Отпив глоток, Димон-А поморщился:
— Фу! Как ты можешь пить эту гадость?
Вкус этой чёрной жидкости чем-то напоминал ему сейчас вкус нефти. Тем не менее, превозмогая отвращение, он продолжил жадно утолять жажду.
Заметив внутри приятеля знакомые очертания головорукого существа, чем-то похожего на осьминога, О'Димон вдруг принялся ржать.
— Заткнись, животное! Это не ты хочешь пить, а твоя нежить!
Димон-А также обнаружил внутри приятеля знакомую нежить, уже поменявшую, правда, свой цвет с бледно-серого на чёрный.
— От животного и слышу!
Опустошив содержимое до последней капли, он передал пустую бутылку О'Димону, тот небрежно отбросил её в сторону, внезапное ускорение, сдвиг, — и в этот миг вся окружавшая их природа чудным образом преобразилась, засверкав чересчур яркими, бьющими в глаза красками.
Небо над их головами вдруг стало неоново голубым, а солнце — ядовито-жёлтым, раскрыв тем самым свою зловещую сущность. Мокрая трава на свету стала отчаянно зелёной, в тени же она приобрела изумрудный оттенок. Молодые листики на деревьях засияли, как лайм и мята в коктейле мохито. При этом капли воды на листве и на траве заискрились под лучами солнца, словно под высоким напряжением.
Мокрая одежда на студентах тоже засияла блёстками, словно была соткана из бисера. Воздух стал податливым, как пластилин. Димон-А взял воздух в руки и слепил из него воздушный шарик. Подброшенный вверх, тот реально завис у него над головой.
О «Димон потянулся к синему шарику рукой, чтобы схватить его, и вдруг заметил, что рука его оставляет в голубом небе белый след, словно торсионный след от самолёта. Обрадовавшись, как дитя, он принялся рисовать ладонью причудливые фигуры, и там, где проходила его рука, оставались в небесах замысловатые каракули.
— Ни фига себе, — изумился Димон-А.
Неожиданно ноги его непроизвольно, сами по себе, пришли в движение. Он стал маршировать на месте, как солдат. Вернее, как робот, у которого ни с того ни с сего вдруг включилась программа плавно поднимать и опускать ноги на одном месте.
Димон-А испугался: он не мог остановить движение своих ног, он был не в силах это сделать. От страха он опустился на землю и поднял ноги вверх, но и в таком положении они почему-то продолжали совершать колебательные движения, как поршни в моторе. Наблюдалось явное спорадическое расстройство моторики: он сучил на месте ногами, как младенец.
— Что делать, О'Димон? — обезумел он. — У меня тапки бегают. — Откуда я знаю? — пожал плечами О'Димон.
— О'Димон, что делать? — Димон-А пришёл в ужас оттого, что не мог их остановить.
— Вставай и беги, — посоветовал О'Димон.
Димон-А встал на ноги и побежал на месте, как на беговой дорожке в фитнес-клубе. Вскоре он почувствовал, что тело его стало упругим, словно у резиновой игрушки. При этом земля стала такой же упругой, как батут. Слегка подпрыгнув, он тут же взлетел на три метра вверх. Плавно опустившись, он подпрыгнул сильнее и на этот раз вознёсся над верхушками деревьев.
Убедившись, что дождь закончился, Майя и Жива решили, наконец, выйти из 6 потерны, в которую они забежали, спасаясь от иных. Впереди над деревьями они заметили близкую радугу. Она повисла над всей Лысой Горой. Правая часть дуги поднималась из Русалочьего яра, левая часть опускалась где-то в Ведьмином яру.
— Смотри, какая! — воскликнула Майя. — Совсем рядом!
— Это и есть те самые девятые врата, о которых я тебе говорила, — открыла ей тайну Жива.
— Ну, тогда побежали к ним! Может, мы ещё успеем их пройти.