«Как кот, взмяукал ближе к ночи я про любовь, забыв грехи:
Твои прекрасны перси, очи… Им путь сейчас один – в стихи!
Ведь я влюблён до крайней меры! И, в общем, ни к чему слова,
Что там Милосская Венера (такой бы руки оторвать!)?»
Здесь попугай слегка запнулся, опасаясь удара мечом закона, но, заметив, что Фемида начинает весело смеяться, утирая при этом слёзы радости с туманящихся глаз, решился продолжить:
«И что какая-то там Ника (как ей, мне голову – того)!
Ты ж прямо Клио, Эвридика, Эрато сердца моего!»
Несмотря на комический настрой этого признания (Локи просто не мог быть серьёзным), Фемида была счастлива. Этот мужчина всегда вызвал у неё слёзы на глазах и улыбку на устах. Послание заканчивалось приглашением на свидание, поэтому сейчас, когда ночь вступила в свои права и все вокруг были веселы и влюблены, Фемида вышла из гостиницы и направилась к указанному в послании месту, исполненная самых прекрасных идей и надежд.
ГЛАВА VII. Юридическое красноречие и сверхнормные женихи
Принцесса Замзагул, несмотря на глубокую ночь, не сомкнула глаз, не находя себе места от переживаний. Жениховское дефиле настолько взволновало её, что она не могла думать ни о чём другом, кроме как об эффектном выходе сверхнормных – вернее, о том из них, у которого на груди был знак её королевского дома. Она буквально не сводила с него глаз, очарованная красивыми движениями странного танца, исполняемого им. Хотя, похоже, её волновал даже не сам танец, а именно исполнитель. Пусть она не видела лица незнакомца, но её сердце почему-то сладко отзывалось в груди на каждый его жест, кивок и поворот головы, чего не происходило, когда мимо её трона дефилировал тот, за кого принцесса собиралась замуж и считала своим возлюбленным.
Замзагул всегда думала, что любят не за что-то, а вопреки, но сейчас, применительно к триединому зубастому аристократизму её избранника, это «вопреки» было каким-то слишком непреодолимым, поэтому, когда огненный танец завершился, принцесса, подчиняясь какому-то странному порыву, первой бросила цветок выступавшим. Этот хрупкий символ пробуждавшихся в ней чувств, которые пробивались сквозь действие зелья, как зелёный росток через камни мостовой, был пойман именно тем из сверхнормных, о ком тайно думала принцесса. Он поймал цветок и поклонился Замзагул, прижав его к груди, а ей показалось, что своей нежной и тёплой ладонью коснулся не цветка, а её сердца.
Как ей тогда хотелось броситься к нему со всех ног! Но дворцовый этикет не позволял принцессе вести себя, как обычной простолюдинке. Она осталась восседать на троне, исполненная холодного достоинства, под маской которого так удобно было скрывать волнение. А сейчас ночью, под гипнотическим светом луны, она уже не могла сдерживаться. Наконец, решившись, принцесса вышла из своих покоев и почти побежала в дальнее крыло замка. Ноги сами несли её туда, будто она раньше уже ходила этим путём – когда-то во сне или в другой жизни. Впервые она не понимала, что делает, не знала, куда направляется, но почему-то верила этому наитию. Когда она приблизилась к двери, расположенной в самом конце коридора, освещаемого единственным мерцающим факелом, желание, ведущее её, вдруг исчезло, сменившись страхом, диктуемым действием зелья, но принцесса уже успела постучать и теперь с замиранием сердца ждала ответа, борясь с мыслями убежать прочь. Каково же было её удивление, когда дверь ей открыл юрлыцарь!
– Сюр Беньямин?! – пробормотала принцесса.
– К вашим услугам, Ваше… Ваше Вашсочество! – слегка путаясь в словах от волнения, ответил не ожидавший ничего подобного Веня и жестом пригласил принцессу войти.
Ему вдруг вспомнилось, когда она приходила к нему в гости, назвавшись Змией, а сейчас всё повторялось на новом витке. Теперь он был в маске. Нельзя упустить момент! Замзагул быстро, словно убегая от кого-то, вошла внутрь. В ней боролись навязанные и истинные чувства, и ни одна из сторон никак не могла победить.
– Будут какие-то указания, принцесса? – тихо спросил Веня.
Ему хотелось броситься к ней, обнять и зацеловать до изнеможения и сладкой истомы, но он чувствовал, что время ещё не пришло. Сейчас связь была такой хрупкой и непрочной, что могла рассыпаться в пыль от неловких действий.
– Да, – ответила Замзагул, лихорадочно думая о том, как выставить свой внезапный визит в подобающем для дворцового этикета ключе. – Вы уже составили брачный договор, как я просила?
– Нет, но… – начал Веня, у которого тревожно ёкнуло сердце от её вопроса.
– Очень хорошо! – неожиданно для себя сказала принцесса, заставив Недозрелова выдохнуть с облегчением. – Отложите составление документов! И ещё… У меня есть один вопрос. Возможно, он покажется вам немного странным…
– Какой, Ваше Высочество? – Веня был на седьмом небе от радости: кажется, замысел Локи действовал.
Но как ускорить процесс? И возможно ли это? А вдруг принцесса навсегда застрянет в состоянии «между»? Оставалось действовать на свой страх и риск.
– Вы видели тот танец на дефиле? Ну, тот, который так зажёг весь зал? – осторожно спросила Замзагул.
– Да, – сказал Недозрелов, боясь спугнуть удачу. – В моём мире многие так танцуют.
– Я хочу научиться. Поможете? – спросила принцесса, взглянув на него так, словно вернулись прежние времена.
– Ну, тверк вам, наверное, не подойдёт… – пробормотал Веня, хотя в душе он был именно за тверк и танец живота в исполнении принцессы, роскошная фигура которой, казалось, просто создана для подобных телодвижений. – Давайте попробуем дабстеп.
Замзагул согласилась и к утру уже активно двигалась вместе с Веней в ритме этого танца. Платье пришлось укоротить, чтобы не мешало интенсивному действу. Это совместное движение будто отбрасывало все ненужные мысли: танец с древних времён служил для выражения чувств. В глазах принцессы уже вспыхивала прежняя страсть, когда она и Веня невольно касались друг друга. Замзагул вдруг отметила про себя, как красиво движется её юрлыцарь. Кого же он ей напоминал? И почему хотелось танцевать с ним вечно? В какой-то момент взгляд Замзагул упал на дальнюю полку шкафа.
– Откуда у вас это?! – воскликнула она, увидев тот самый цветок, который вчера в порыве бросила на сцену.
Сейчас этот цветок стоял в маленькой вазочке и, казалось, расцвёл пуще прежнего, словно был тайным знаком, подсказкой, указывающей на важность момента.
– Это? – Веня вдохнул полной грудью, наконец, решив, что час пробил. – Это …вот!
Совершенно ошарашив принцессу, он метнулся к шкафу и извлёк оттуда те самые гибкие доспехи, в которых исполнял дабстеп на сцене. Замзагул смотрела на него так, будто у неё в мозгу взорвалась бомба местного воздействия, а потом пробормотала едва слышно и радостно:
– Так, значит, там были вы… был ты!
Принцесса сжала руками виски и, пошатнувшись, осела в кресло, смертельно напугав своего юрлыцаря. Каша и чехарда образов, роящихся в голове, застившая собой истинную суть, развеялась, оставив Замзагул один на один с собственными чувствами. Веня понял всё без слов. Локи предупреждал его о таком развитии событий.
– Любовь навязанная – это болезнь! – говорил ему бог обмана, провожая сына до замка. – Тяжёлая болезнь, иногда даже смертельная. Освободиться от неё, как заново воскреснуть. А выздоравливающей нужно правильное лечение. Понял? Вот, как начнётся процесс, ты уж тут не зевай, а сразу, как этот – как его? – доктор Айболит, приступай к работе! Ну, помнишь?
Дальше Локи принялся вольно цитировать Чуковского, да так, что от этого цитирования бедный Корней Иванович, наверное, не раз повернулся в гробу:
«Добрый доктор Айболит,
Всех лекарством завалит.
За объятьями от стресса
Приходи к нему, принцесса!
Отступает приворот
От дыхания рот в рот!»
Веня не мог ослушаться такого дельного совета своего родного папы, но проявил и собственную инициативу, существенно расширив перечень лечебных процедур, в результате которых он и принцесса очнулись в одной постели только после деликатного стука в дверь и осторожного возгласа:
– Послание для юрлыцаря!
***
У Фемиды ночь тоже выдалась очень лечебная. Конечно, сама она никогда не добралась бы до своего тайного возлюбленного, но Локи позаботился и об этом, снабдив попугая нужными подсказками.
– Сделать пять шагов на север! – вещал Фобурдон Пипидастр, восседая на плече у своей новой хозяйки, как делал это раньше у бравых пиратов, отчего Фемида чувствовала себя кладоискательницей.
Правда, клад из бога обмана был сомнительный, но о другом она не мечтала. Так, под руководством попугая, она достигла пустынной улицы, на которой не горел ни один фонарь. В темноте всё вокруг казалось одной монолитной стеной без окон и дверей… хотя нет, одна дверь была! Она возникла неожиданно, обозначившись сияющей линией по контуру, которую будто нарисовали на тёмно-синем монолите ночи. Фемида направилась к ней и нерешительно коснулась ручки, выполненной в форме кольца, которое сжимал в пасти чешуйчатый крылатый змий. Дверь отворилась, пропуская ночную гостью внутрь, в полумрак, напоенный сладкими ароматами фимиамов, как будто в храм, построенный в её честь. Фемида шла как во сне, по дорожке из первоцветов, рассыпанных по полу, а вокруг не было ни души. Ей казалось, что это те самые первоцветы, что зацвели вокруг дома Скади.
В действительности, Локи просто заказал похожие цветы, чтобы усилить впечатление. Создавая это помещение для Тайной Гильдии Разгильдяев несколько сотен лет назад, он даже не подозревал, что однажды оно будет использовано для такой романтической встречи. Гильдия задумывалась как его тайная армия, состоящая из тех, кто по каким-то причинам отвергнут обществом. Такая организация существовала в каждом мире, куда ему удалось добраться. Этот её филиал оказался самым нужным. Несмотря на то, что дела наконец-то, вроде, пошли на лад, обольщаться было рано. Локи знал о планах своей замечательной и смертоносной дочери, которые простирались аж до самого Рагнарёка – гибели людей и богов, собственно для их осуществления она так старательно и пыталась убрать отца со сцены, сначала поспособствовав заточению в темницу, а теперь явившись сюда с целью завершить начатое. Локи предполагал, что Хель пожаловала в Мир лат и крыльев не одна, и тоже не сидел сложа руки.