– Дамы! Дамы! Прошу сохранять спокойствие! – смеясь, воскликнула Пашт, решив пресечь творящийся на трибунах добрачный беспредел. – У нас есть ещё другие кандидаты! Они тоже готовились!
В результате каждый из смельчаков, решившихся на литературный подвиг по составлению посвящения на одну из полученных букв, адресованное предмету своей страсти, получил минуту славы. Невесты смеялись до слёз, так что хорошее настроение было у всех, даже у Хель. Нет, она ничуть не пожалела о том, что опустила смертоносный посох, позволив пожить ещё немного юрлыцарю принцессы. Этот парень даже слегка растрогал её своим посвящением.
Одно было плохо: посвящение адресовалось не ей! Похоже, юрлыцарь влюблён в принцессу по-настоящему, а настоящую любовь так трудно вытравить из души даже после смерти тела. Возможно, он окажется бесполезен и принесёт одни только проблемы, но оставить без внимания сюра Беньямина Хель не могла, чувствуя с ним очень прочную связь, которую принимала за знак судьбы: быть вместе. Зомбуш ощущал это почти физически, мучаясь от ревности. Он следил за Хель во все глаза, стараясь предотвратить смерть юрлыцаря, и отвлекся только на несколько мгновений, чтобы помочь Нидхёггу написать посвящение. Он знал, что тягаться с влюблённым сюром и богом обмана простому мёртвому бессмысленно, но и в грязь лицом ударить не хотел.
Локи вальяжно уселся на пол, ожидая своей очереди. Видимо, дамы решили оставить его, как говорится, на десерт. В нарочито расслабленной позе бога обмана никто бы не заподозрил тайной готовности к самому худшему. Он давно уже разглядел Хель на трибунах, но делал вид, что пребывает в полнейшем неведении. До начала самого грандиозного скандала в его жизни оставалось совсем недолго, и ему хотелось провести это время как можно более весело. Он поддерживал аплодисментами каждого выступающего и колоссальным усилием воздерживался от кокетничанья с невестами, среди которых хорошеньких женщин было пруд пруди.
– Кого мы заслушаем следующим? – спросила Пашт у невест.
Аудитория, разгоряченная потрясающими посвящениями, была настроена вполне благосклонно.
– Тройника! – закричали невесты, дружно указывая на Нидхёгга, все три копии которого усиленно готовились к выступлению, повторяя придуманный Зомбушем текст.
Выступать на публике, да ещё и состоящей из множества премилых девушек, ему, привыкшему к отношениям в стиле «поливать огнём и хрустеть прожаренными телами», приходилось впервые. От этого у него потели все руки и кружились все головы. К придуманному Зомбушем посвящению он решил добавить от себя небольшое вступление, из слов на букву «Х».
– Хеллоу, хохотушки! – взревел он со всей дури на три глотки, вызвав новую бурую веселья. – Хитьте хит!
Это смелое заявление привлекло всеобщее внимание, в котором Нидхёгг купался, как в ласковом тёплом море, которого никогда не видел, приходя в бурную радость. Как же это приятно – выступать на публике! Почему же он раньше этого не делал? Ведь можно было, оказывается, не есть этих милых девушек, не сжигать огнём дотла, не изжаривать до хруста, а обаять, произнеся несколько слов, пусть и на букву «Х»! Удивительно, но в этом случае женщины пищат не от страха и боли, а от восторга! Его посвящение, скорее, годилось в колонку брачных объявлений, но тоже звучало вполне недурно:
«Холостой харизматичный хахаль Хёггик хронически хочет хватать хорошенькую хозяйственную хулиганку-хлопотунью, холить хижину хенд-мейд, хомячить хлеб-соль хлебальником, художествовать хореем, хитросплетать хореографию, хеппи-энд хеппи-эндить! Ходатайствую хэн-пати: хвалите, хлопайте хлеще, хайп хлыщите храбрецу!»
– Эй, хахаль! – весело закричали ему в ответ. – А хоромину вместо хижины слабо хенд-мейд?
– Художествовать хореем – это круто, а ямбом смогёшь?! – хохотали невесты.
Нидхёгг торжествовал. Он троекратно раскланялся на все четыре стороны и посмотрел на смеющуюся Замзагул, за спиной которой на миг появилась её копия, помахав рукой своему возлюбленному. Нидхёгг почувствовал, как где-то глубоко внутри, быть может, в душе (ведь души есть даже у разрывающих трупы), вспыхнуло и защекотало что-то тёплое и светлое, как цыпленок или как солнечный зайчик. Чудеса, да и только! В этот миг он решился на самый главный шаг в своей жизни.
– Как видите, букварь пошёл на пользу, госпожа, – сказал Зомбуш по скрытой связи.
Нидхёгг удивил его быстрым прогрессом, возможно, этот тип был не так уж безнадёжен, как казалось. Верно говорят, что любовь творит чудеса!
– Не знаю, – усомнилась Хель.
Успех приёмного сына её не радовал, потому что успешный дракон мог решить, что не нуждается в указаниях матери, и выйти из-под контроля. Этого нельзя было допустить! Нужно было срочно спустить его с небес на землю! Но как это сделать, когда все трибуны рукоплещут недавнему вреднюге и социопату?!
– И, наконец, наш последний участник, которому досталось самое сложное задание: посвящение на букву «Ё»! – провозгласила Пашт, вызвав небывалый взрыв аплодисментов. – Готовы ли вы выслушать это признание?
– Да! – закричали невесты. – Пусть выступит Наглец!
Так они окрестили Локи, который всё ещё носил маску.
– Слабонервных и слишком воспитанных дам с тонкой душевной организацией просят заткнуть уши во избежание культурного шока! – объявил Локи, выходя на край сцены.
Таковых в зале не оказалось. Затем он попросил музыкантов подыграть ему, быстро напев простую привязчивую мелодию.
– Итак, частушки-ёкотушки! – сказал Локи. – Создавая их, я изобрёл несколько новых слов на букву «Ё», потому что существующий запас не вмещал силы моих чувств. Значение некоторых слов будет разъясняться по ходу пения!
– Кто бы сомневался! – хмыкнула Хель. – Локи всегда нарушает правила и хитрит, но со мной этот фокус не пройдёт! Мои правила нерушимы, потому что это правила самой Смерти!
Но невесты не поддержали бы её, услышь они эту фразу. Зрительницы были согласны на всё, лишь бы услышать означенные ёкотушки. Заиграла весёлая музыка, и Локи начал петь:
Ёфикатор ёфикачит
Ёмко, ёклмн:
Ё-моё! ёто ёзначит –
ёлюбовь ёво ёмне.
На магическом табло, вывешенном над головой бога обмана, плыли почти правильные разъяснения: ёфикатор – программа, вставляющая букву «ё» куда ни попадя.
Ёжусь, ёрзаю, ёктаю!
Ёхочу ёдекольте
ёкрасотки – ёмечтаю,
Ёрник, ёпрст!
Пояснения продолжались, на этот раз всё было честно: ёктать – то же, что икать.
Ёксель-моксель, ёлы-палы,
ёвлюблённый ёвезде.
Ё-хо-хо-хо ёмне ёстало!
Ёи ёбвгд!
Локи закончил пение под гомерический хохот и громовые аплодисменты. В прежние времена за такие выкрутасы на сцене охальника (а в данном случае, ёхальника) могли и в темницу посадить, но не сегодня. В завершение праздника всем героям дня полагалось лучшее вино из погребов принцессы. Его на маленьких подносах выносили специально выбранные красавицы. Локи с улыбкой обозрел трибуны и сцену, собираясь весело помахать сыну рукой, и в этот момент его сердце замерло от страшной догадки. Девушка, подносившая кубок Вене, эта высокая и стройная белокурая красавица… Локи мог бы поклясться, что знает её.
– Брунгильда! – прошептал он, и их взгляды встретились.
Низвергнутая валькирия смотрела на него с мрачным вызовом. Страшный это был взгляд: мёртвый, холодный и сосредоточенный на одном только слепом выполнении приказа, который дала Брунгильде Великая Хель. Здесь, в непосредственной близости от повелительницы Царства Мёртвых, ни одна мёртвая плоть не могла противиться воле своей госпожи. Только Зомбуш нашёл способ изящно выходить из-под контроля. Сейчас он тоже замер на месте за кулисами, раздумывая над тем, что предпринять. Долгие годы ему всегда удавалось управлять ситуацией из-за кулис чёрного трона своей госпожи. Но что делать сейчас?
Пытаться вырвать из рук Брунгильды кубок или как-то физически помешать ей было бессмысленно, потому что валькирия, даже совсем неживая и проклятая Одином, обладала огромной силой и превосходила любого смертного и многих бессмертных в искусстве ведения боя. К тому же Хель внимательно наблюдала из зала и держала на прицеле каждого, кто попробует помешать запланированному ходу дел. Предупреждать об опасности было поздно: пока все поймут, в чём дело, драгоценное время будет потеряно. Зомбуш посмотрел на Локи, надеясь на подсказку бога обмана, и понял всё, проследив за его взглядом, невзначай брошенным на дочь. Да, отвлечь смертоносную госпожу сейчас без вреда для себя и окружающих мог только Зомбуш, а с Брунгильдой пусть разберётся Локи.
– Что вы решили по поводу вашего сына и принцессы? Как бы нам не пропустить момент! – вышел на связь Зомбуш, сказав первое, что ему пришло в голову, но Хель этот вопрос показался вполне своевременным.
– Чтобы его, а значит, и мои, права на этот мир были неоспоримыми, нужно женить его на настоящей принцессе. Уничтожь куклу, а то Хёггик, по-моему, слишком заигрался с ней! – приказала Хель.
– Может быть, не следует принимать такие радикальные меры? Неизвестно, как он отреагирует на такой поворот событий, – продолжал Зомбуш, чувствуя, что задел Хель за живое.
Она уже практически не смотрела на сцену, опустив посох, – прекрасная и смертоносная стерва. Зомбуш иногда думал о том, что будет, если ему не удастся пробудить любовь в её сердце. Некоторые считают, что нет ничего хуже смерти, но Зомбуш мог бы поспорить с ними, утверждая, что хуже – вечная и неотвратимая невозможность добиться желаемого.
– Дракон будет реагировать так, как я ему позволю! – раздраженно заявила Хель, хотя в её душу уже заронилось зерно сомнения.
Впрочем, это зерно так и провалилось в тёмные тайники подсознания, не дав всходов, потому что в это время небо над площадью начало стремительно темнеть и мерцать. Зрители решили, что это часть праздника, знаменующая окончание одного из самых весёлых туров отбора женихов. Им было невдомёк, что над их головами в прямом и в переносном смысле этого слова нависла угроза. Пашт с сомнением рассматривала эту мерцающую тьму, пока не догадываясь о масштабе проблемы, и только двое хорошо знали, что грядёт: виновница этого действа Великая Хель и Локи, пытавшийся предотвратить начатое ею. Действовать надо было быстро, поэтому бог обмана, переместившись, в одно мгновение оказался рядом с Веней. Тот уже принял кубок из рук Брунгильды, собираясь произнести тост. Под воздействием магии Хель, струящейся сквозь взгляд Брунгильды, Веня забыл об осторожности, здравом смысле и указаниях отца не пить