— Я что, ещё сплю? — удивилась я.
— Ты, конечно, та ещё спящая красавица, — добродушно усмехнулся Лёшка, сразу вспомнившись мне таким, каким на заре нашей любви был, добрым, внимательным… — Но точно проснулась. Правда я не ожидал тебя в таком месте увидеть.
— Ты чего припёрся?
Я бы хотела выразиться галантнее, но обстоятельства не способствовали. Столько всего свалилось разом, даже муж! Жорик из своего кабинета вышел, почесал голову, на нас поглядев, достал сигарету и демонстративно ушёл на улицу, чтобы не мешать. Я едва не окликнула его, наедине с благоверным оставаться совсем не хотелось. Просто ничего хорошего от сегодняшнего дня уже не жду.
— Так дочка же у меня, — протянул Лёшка. — Вот и припёрся. Поехал к вам, там нет никого, у бабки пусто. А Маринка с дедом, оказывается, пока мама в обезьяннике.
Меня передернуло то того, что он с дочкой говорил, а меня рядом не было. Папу я своего люблю безгранично, но он жил в бабском царстве, и от того был несколько… мягок. Противостоять чужому напору не знаю, сможет ли, а бабушка в больнице и мамы дома нет… один к одному.
— Лёш, — попросила я. — Не дури. То что я здесь торчу, это недоразумение, и ты это знаешь. Сейчас из райцентра приедут, разберутся, максимум штраф мне выпишут, это Жорик со страху перестраховывается.
— Главное же то, что сейчас, — заметил Лёша. — В соцзащиту, или как оно там, я сейчас позвоню. Даже приплачу, чтобы быстрее приехали, пока тебя из кутузки не выпустили. Развод ты не оформила, все родительские права у меня в наличии. Я дочку увезу и хрен кто мне слово против скажет.
В зобу дыхание сперло — это про меня сейчас. Хочу сказать, а воздуха не хватает и перед глазами мушки.
— Ты же… — с трудом выговорила я. — Она же не нужна тебе совсем! Обуза! Её в школу водить, на больничные сидеть с ней рядом, кормить четыре раза в день, тебе оно все не нужно, это моё… Тебе зачем?
Лёшка по карманам похлопал — сигареты ищет. Потом вспомнил, что он в отделении полиции, пусть и деревенском, вздохнул печально. Я смотрю на него и радуюсь — мало на него Маришка похожа, блондинка только, как он. А так, ничего нет, правда и моего тоже толком… И страшно мне, и не верится, что дочку заберёт, я же понимаю, что не нужно это ему…
— Мама мне позвонила, — наконец объяснил он. — Сказала, что ты в своём колхозе хахаля нашла богатого. Я в интернете посмотрел, и правда богат, чертовски… А я думал ты сгниешь в этом колхозе, на агрономскую зарплату, а поди ж ты… В общем я дочку увезу, а потом уже подумаю, сколько алиментов ты мне выплатить должна. Наверное, порядком.
И поднялся, собираясь уходить. Улыбнулся ещё, гад, доброй отеческой улыбкой. Я к решётке метнулась, думаю дотянусь сейчас до него, все лицо расцарапаю, да я голову разобью ему об эту же решётку, и пусть потом сажают по настоящему, плевать! Только он отскочить успел, честь отдал, усмехнулся и вышел.
— Жора! — крикнула я. — Жора отпусти меня скорее, он сейчас Маринку увезет!
— Из райцентра звонили, — устало откликнулся он. — Уже выехали, никак не могу отпустить.
— Тогда сам езжай! Жорик, милый, пожалуйста! Привези её сюда, ко мне за решётку, и ключ выкинь нахер!
Жорка замялся. Он хороший, только… исполнительный слишком.
— Не могу… как её увезу, он же её папа…
— Блядь, — выругалась я. — Если он её увезет я тебя засужу, если бабка не убьёт! Ты что, не понимаешь? Ты же со мной в школе учился, ладно обезьянник, мне плевать, я переживу, но только не позволяй ему увезти мою малышку!
Он наконец зашарил в полках стола — мне видно, через открытую дверь кабинета, звякнули ключи, у меня даже сердце замерло. Вышел, посмотрел на меня сурово.
— Девочку я привезу, ему не отдам. Только… может потом в соседней клетке сидеть буду.
И вышел. Я всем богам взмолилась — хоть бы успел! То, что этот урод в соцзащиту позвонит, я даже не сомневаюсь, и да, мне уже все равно, буду решать проблемы по мере поступления. Но главное — только бы не увёз!
Глава 22. Марк
Мне казалось, что я с глубокого похмелья. Пару дней без сна, несколько перелётов, работа лопатой на долбаной европейской горе — я был без сил. Мышцы болят, с удивлением понял — настоящий физический труд не сравнится с ежедневным забегом в тренажерку. Мать вашу, да я умираю. Надо спать, да, нужно выспаться, как следует, а я уснул только под утро… и зудит что-то, пищит комаром над самым ухом, не разобрать. Я сдался и открыл глаза. И поморгал даже, подумал — кошмар снится. Миленький такой кошмар, в розовом платьице, с двумя косичками, на них — белые бантики.
— Ты чего тут? — удивился я. — Мама где?
— Бабушка сказала, что мама в город по делам уехала.
— Понятно… А бабушка где?
— Обе бабушки в больнице.
Я с трудом поднялся — таки все болит. Таблетку бы, да где её тут найдёшь? В аптечке, в машине, во! Добрел до рукомойника, вода еле сочится, с трудом умылся, почистил зубы щёткой, которая валялась на самом дне дорожной сумки. Все это время девочка стояла за спиной и молчала, теребила кончик бантика.
— Сейчас я тебя к деду отвезу, — сказал я. — Ты кушать хочешь?
— Нет.
— Везёт…
Я бы за простую овсянку, горячую, с маслицем душу бы продал. Или за яишенку с половинкой помидора и хрусткими ломтиками бекона. Вот сейчас отвезу девочку и попрошу, чтобы покормили в колхозной столовой. Там конечно без хрусткого бекона, но вкусно и сытно.
— Тут дядька был, — вспомнил я. — С синяком и уткой. Ты не видела?
Девочка покачала головой. Я вышел из вагончика и увидел трогательно маленький велосипед лежащий в пыли посреди двора. И только сейчас до меня дошло — она одна сюда добралась. Чокнутая девочка, вся в маму.
— Ты одна приехала? — переспросил я, на всякий случай. — На велосипеде?
Девочка кивнула, я выматерился, и поймал её укоризненный взгляд. Ну, сами подумайте. Время уже полдень, жара адская, это вам не Альпы, до деревни километра три, а до этого ещё до длиннючей улице, и все это на солнцепеке. Я конечно сам не мамаша года, но с Любой надо поговорить — негоже ребёнка оставлять без присмотра. Я телефон достал, позвонил ей — не берет трубку, все ещё обижена… Ладно, разберёмся по ходу.
— Я сейчас помоюсь, — объяснил я девочке. — Потом что нибудь покушаю, потому что два дня не ел нормально, а потом отвезу тебя обратно. Хорошо?
Она снова кивнула. Моё ночное позорное купание мытьем можно было считать весьма условно — темнота пугала и возможные русалки. Сейчас озеро лежало мирной гладью, нырну, и голову помою куском мыла, которое лежало на краю рукомойника. Такие вот миллионерские будни. Взял мыло, вафельное жетское полотенчико, пошёл, сложил их на краю причала. Раздеваться начал, обернулся — девочка стоит. Ну, что же, купаться придётся в трусах. Плюхнулся в воду, нырнул, потом смотрю — сидит на краю, ноги свесила.
— Ты не уйдёшь? — спросил я. — Можешь погулять, пока я моюсь.
— Не уйду, — ответила она. — Вдруг вас русалка под воду утащит?
— Тогда спасать меня будешь?
— Нет… поеду на велосипеде обратно и скажу дяде Жоре, что вы утонули.
Прелесть какая. Я с трудом помыл голову — мыло не пенилось ни хрена. Потом с такими же усилиями вытерся — полотенце воду не впитывает. Выставил девочку из вагончика, запер дверь, переоделся. Вот, теперь почти человек, только от дешёвого мыла кожу стянуло. Ещё пожрать бы.
— Эге-гей! — крикнул с улицы Славка. — Еда пришла пешком! Давайте встречайте, я тащил пакет в руках, а ещё долбаную утку, которая поперлась со мной и посреди дороги устала!
Я вышел. Славка стоит с пакетом и уткой подмышкой. Помятый, фингал никуда не делся, если только припухлость спала и теперь видно голубой глаз. Стоит и на девочку смотрит, а она на него.
— Это мой брат, — представил я. — Это девочка, она не кусается. Сейчас пожрем и я её домой отвезу.
— Понятно, — заключила девочка. — Ещё один миллионер. Бабушка сказала, что все беды от вас.
Славка прыснул, я дал ему лёгкого подзатыльника. Есть сели расстелив одеяло за вагончиком — и тенек тут, и травка. Воды нагрели в чайнике, заварил чай в больших кружках, одну дали девочке. Бутерброд ещё дали — булка, пластинка сыра, кружок помидора, пара колечек лука, ветчина, соус, ещё сыр, ещё какая-то хрень и сверху снова булка. Сидит, двумя руками это богатство держит, и не знает, с какой стороны поступиться. А мы ей ещё яичницу, жареную на плитке, без бекона, но с помидором, кусок копчёной рыбы, два персика, банан, плитку шоколада и йогурт. Славка знатно оголодал и похоже скупил половину магазина.
— Я столько не съем, — важно сказала девочка. — Но я буду очень стараться.
Откусила персик, потом краешек гигантского бутерброда, затем потянулась за рыбой, сковырнула кусочек яичницы, запила все это пепси, потом принялась за чай с шоколадом и йогурт. Аппетит однозначно хороший, но как-бы меня за такое меню Любка не убила. Хотя, опять же, за детьми следить нужно.
А сам я ем, и мне божественно вкусно и хорошо. Ещё бы Любу сюда обиженную, и вовсе красота. Сижу, сыто на солнышко жмурюсь, нужно ещё сигарету найти, Славка ушёл в озеро плескаться, девочка персиками кормит утку… А я чай крепкий прихлебываю. Правду говорят — утро вечера мудренее. Вот поспал, и сразу все прекрасно, и Любка меня сразу простит, как увидит, что я нашёл её пропавшего ребёнка… Корыстная конечно мысль, но очень заманчивая.
— Нужно ехать, — наконец сказал я. — там наверное весь колхоз тебя ищет. А давай скажем что это не ты ко мне на велике приехала, а я тебя спас, например, ты в лесу потерялась, а на тебя волк напал? А я его поборол и спас тебя героически.
Девочка вздохнула, налила чаю в тарелку, подула, потом проверила — не горячо ли? И чай этот для утки поставила. Эта зараза уже так обожралась, что сидит, крылья в разные стороны и еле дышит. Нужно ему беговую дорожку купить, специальную, для животин, чтобы не разжирел.
— К нам папа приехал, — решилась после долгого молчания сказать девочка. — Говорит, тебя с собой заберу… А я никуда с ним не хочу. А мамы нет, и бабушек нет, дедушка меня в бане спрятал и сказал не выходить. А я вышла, велик взяла, и по задам сюда приехала, к вам… Вы меня не отвозите туда, пожалуйста, я пока тут побуду. Я хорошая, буду за вашей уткой следить! А папа сюда не приедет, побоится.