— Сегодня ни-ни, — сказала Любка в машине. — Я с малышкой буду, у неё стресс.
Нет, она конечно была напугана, но по-моему сейчас время проводила с удовольствием, в компании с моим младшим добивая то, что осталось от машины совсем недавно купленной по эксклюзивному заказу. Я снова чуть не обиделся, потом напомнил себе, что если я хочу себе эту женщину навсегда, значит придётся научиться делиться ею с ребёнком. Или с другими детьми, которых она родит. И со страхом покосился на её живот, словно он у меня на глазах раздуется, а потом Любка прям у меня в машине, на мои руки и произведёт младенца, только моего на этот раз. Испугался. Остановились на светофоре, а я взмолился мысленно — Господи, не нужно, вот хотя бы год без младенцев, дайте мне уже натрахаться вдоволь, я Любку больше десяти лет ждал!
— Ты чего? — с подозрением спросила Люба.
— Ничего, — с готовностью соврал я. — Мысли думаю. Разные.
Любку пришлось отвезти домой и там же оставить. Я поехал в сельсовет. Там уже попритихло все, части народа дали внеплановый выходной, чтобы не мешались под ногами. Один хрен эти из отдела кадров или бухгалтерии не так колхозу нужны, как доярки и трактористы. Нужно будет все же перерасчитать зарплаты, будет у меня справедливый колхоз, в единственном на всю на всю Россию экземпляре. В моем кабинете на стуле перед юристкой сидит и хлюпает носом Анжела.
— Ну и зачем ты это сделала? — спросил я.
Мне кофе принесли, а он ещё поганее, чем у гайцов. У королевны бухгалтерии подводка размазалась и глаза с носом опухли, сидит смотрит строго в пол перед собой.
— Потому что это нечестно… В ней же нет ничего особенного, в Любе, что вы нашли в ней? И ваша жена обещала мне, что если что…
— Нет у меня больше жены, — перебил я. — Пока.
Девушка побледнела и снова взглядом в пол.
— А ребёнка зачем увела?
— Лёшка сказал, что деньгами со мной поделится, которые вы ему заплатите, а я кредит на машину закрыть хотела…
Я вздохнул. Вроде как дура, сама виновата, с другой стороны жалко. Не настолько конечно жалко, чтобы полностью пощадить, тем более мне сказали, раз дело завели, и даже ущерб посчитали, то никто ради Анжелы его закрывать не будет. Правда девушка ещё не знает, что ей светит только условка, и переживает усиленно.
— Садись пиши обязательство, — сказал я. — Учитывай, что я сегодня добрый, поэтому цену за трактор накручивать не стану, страховка на нем была… давай на лет семь. Пиши, я такая-то, обязуюсь семь лет платить, точнее позволять организации вычитать из своей зарплаты шестьдесят пять процентов…
— Так много?
— Ну так трактор, баня там чья-то, моральный ущерб Любовь Яковлевне, да и зарплата у вас там чуть меньше будет…
— Где там?
— На ферме, — сказал я. — Дояркой. Я конечно планирую повышать, но все равно меньше будет, там же тебе воровать не дадут. И ещё Любовь Яковлевне на глаза не попадайся, она шибко сердита. А теперь иди к Жорику, милая, а то у него без тебя раскрываемость хромает.
— Но председатель…
— А я его уволил, — улыбнулся я.
Я пошёл домой, хотя хотелось к Любке. Славка уже перебрался в дом в деревне, мы там отделочникам мешали. Привёз с собой мою утку и запах навоза — после всего случившегося он ещё смену свою доработал. Я пришёл, он картошку жарит, и пахнет она надо сказать, неплохо.
— Прикинь в огороде росла, — обрадовал он меня. — Прямо на твоём. Я её выкопал и укропа ещё надергал. Прикинь, у тебя есть личный огород с картошкой. Круто, да?
— Круто, — отозвался я. — И даже вкусно, молодец, младший.
Картошка подгорела, но не катастрофически, главное было откидывать самые чёрные ломтики, впрочем их с удовольствием сжирал селезень.
— Ты ей ещё не сказал, да?
— Не сказал… у них там и так стресс, пусть успокаиваются, вечером скажу.
Уже вечерело, когда я, заставив Славку отмывать Бентли поехал к Любке. Бабушка может в городе, если вернулась, надо помнить — подобрела. Хотя чего хорошего можно ждать от человека, который хранит в гараже гроб? Машину храбро паркую у самого дома, выхожу, любуюсь, как подозрительно шевелятся кусты у забора. Что-то тут не чисто, мне уже кругом мерещатся всевозможные заговоры. Храбро шагаю вперёд, руку запускаю в куст и за ухо выуживаю парня. Тощий такой, рыжий, подозрительно знакомый.
— Ты кто? — подозрительно спросил я.
— Виталик…
Я вспомнил, и правда Виталик. Вспомнил, как он на Любку плотоядно смотрел. Подумал — не стукнуть ли? Вроде как и хочется, а с другой стороны такого ударь и костей потом не соберёт.
— Ты чего тут делаешь?
Я сурово брови сдвинул, даже кулаки сжал, чтобы и в самом деле думал — вот сейчас точно стукну. Парень сглотнул, кадык на тощей шее дёрнулся.
— Я просто решил, что если все так пошло… Любовь Яковлевна меня не замечает совсем, в упор не видит, а теперь она одна против всего мира… а я могу быть её алиби.
И снова сглотнул. Я глаза закатил. Даже жалко стало, думаю, может рассказать ему, что я сам за Любовь Яковлевной десять лет увивался? А с другой стороны, вдруг его это ободрит и через десять лет припрется, что я с ним делать буду?
— Теперь я её алиби, — как можно серьёзнее сказал я. — Пожизненное.
Паренёк кивнул, вытащил свое длинное нескладное тело из кустов полностью и пошёл прочь, идёт, а с него листья сыплются. Какая однако у нас Люба коварная, разбила сердце мальчику… Впрочем из головы я его сразу выкинул, меня дела важнее ждут. Чадо наше пропащее сидит на крылечке, запихивает непослушную пластмассовую куклу в комбинезон.
— А мама в бане, — сказала она, увидев меня.
— Я подожду, — смиренно отозвался я, хотя тот час же в баню к голой распаренной Любке захотелось.
Ничего, у меня там на участке баня будет просто красавица. Опять же — озеро с русалками под боком. Куплю туда на развод дорогой рыбы, будем рыбачить, красота. Камин будем жечь на новый год, и ёлку огромную наряжать. Господи, что-то я совсем расчувствовался.
— Дурацкая кукла, — выругался ребёнок.
— Дай сюда, — я отобрал куклу, и засунул несгибаемые ноги в комбинезон. — А как ты относишься к тому, что я вас отсюда увезу?
Она куклу свою забрала, к груди прижала, задумалась.
— Если к бабушкам приезжать будем, то хорошо, — наконец откликнулась она. — И мне очень удобно, я когда вырасту, замуж выйду за младшего миллионера, так что пусть лучше рядом будет.
Я подавился воздухом, покашлял, маленькая ладошка любезно постучала мне по спине.
— Он тебя лет на пятнадцать, а то и семнадцать старше, — осторожно заметил я. — Когда ты вырастешь он уже старый будет.
— Ну и ладно, — пожала плечами она. — Зато красивый.
— Только маме тогда не говори, — предупредил я.
Она кивнула и собрав ворох кукол утащила их в дом. А я навстречу Любке поднялся, как и думал, розовая, румяная, горячая… только руки распускать нельзя, хотя, если самую капельку… Только её к себе потянул за поясок от платья, как застучала по полу клюка, причём я отлично знаю, что бабушка без неё может бегать, это так, средство устрашения.
— Ужинать, — раздалось из дома.
— Сейчас, бабуль.
Я Любку в сторону потянул — погуляем. Звёзд, конечно, ещё не видно, но может ещё вылезут…
— Мы куда? — удивилась она.
— Подальше от дуэньи.
Однако моралистка Люба согласилась гулять только по задам, мотивируя тем, что она женатая женщина, точнее, я замужний мужик. Или наоборот.
— Я должен сказать тебе что-то важное, — торжественно начал я.
— Ты замуж меня зовёшь! — округлила глаза Любка.
Я вздохнул — перебила.
— Женщина, ты разведись сначала…
Любка ткнула меня локтем в бок, весьма чувствительно, и изобразила обиду. И дальше пошла, я за ней. Идём, красота, с одной стороны картофельные огороды, с другой летние коровники, там едва различимые в темноте коровы лениво гоняют хвостами мошкару. Романтика.
— До того, как ты меня перебила, я хотел сказать, что хочу с вами быть, с тобой и Маринкой.
— Ты запомнил её имя! — восхитилась Любка и даже руки к груди прижала.
— Вообще то я пытаюсь серьёзно! — обиделся я. — А ты не даёшь! Я хочу сказать, что больше никуда тебя не отпущу. А ещё… я с отцом говорил. И насчёт колхоза, и насчёт брата оболтуса. Я поступил неправильно, бросив отца практически без правой руки. Мы решили, что сначала я натаскаю младшего, уже начал… Это на несколько лет, Люб.
— А колхоз?
— Я уже нашёл толкового управляющего, можно сказать — украл. Он сможет приступить через месяц. Мы подберём отличную команду, бросать свое начинание не буду, но жить здесь не смогу, по крайней мере, не все время.
— А я?
— Господи, к этому я и веду. Я уеду, ты соберёшь вещи, хотя бросай все тут, ребёнка в охапку и со мной.
— Всё за меня решил, да?
Развернулась и обратно пошла, домой. Я чувствую — психану сейчас. И понимаю одновременно, что психовать никак нельзя. Надо мягче. Я уже пер напролом десять лет назад, и что из этого вышло? Пнул со злости какой-то камень, не рассчитал, ушиб мизинец на ноге, выматерился. Господи, да у неё дочка рассудительнее мамаши, уже мужа присмотрела! Хотя уж это наверное потому, что Славка от Марины в развитии не далеко ушёл, а уж после первого класса она его точно обгонит.
— И вообще тебя тут никто не любит! — крикнул я, баюкая раненый палец. — А я между прочим, люблю! И тогда любил, не вредничала бы, уже штук пять детей бы нашлепали. Остановись немедленно и меня слушай! Куда ты?
Она остановилась и медленно обернулась. Выражения лица не видно, темно, блядь.
— Виталик меня любит, — высказала она. — А ещё мама с бабушкой.
Я зааплодировал, потом понял, что перегибаю палку, и прихрамывая бросился её догонять.
— Я не хотел так сказать… Просто имей ввиду, если ты не согласишься, я тебя выкраду и затрахаю вусмерть. Залюблю, точнее.
— Ага.
И идёт себе, как ни в чем ни бывало, я рядышком хромаю, стараясь не отстать. Сейчас спрячется под охраной и каюк, мимо бабки не пройдёшь, если только опять службу безопасности папину напрягать, и то не факт, что пробьются.