— Итак, денег у тебя нет. А как насчет твоей подружки? Ее, кажется, зовут Юля? И она достаточно богата, чтобы заплатить за тебя. Хочешь, я с ней поболтаю? Объясню ситуацию и так далее. Возможно, со мной она будет более сговорчива. Хотя, по большому счету, она вовсе не обязана за тебя платить. Тогда мы возьмем ее с собой, а ты поищешь деньги. Если не найдешь, вы умрете. Сначала она. У тебя на глазах. Ей отрежут ее замечательные ушки, потом носик, потом пальчики, а потом и все остальное. Идет?
— Если вы ее тронете…
— Ба-ба-ба! Это уже просто смешно, хотя и логично. Главный герой, собирая последние силы, должен произнести что-то такое… глупое, угрожающее и вызывающее. Слова, слова, дружок. Ничего, кроме пустых слов.
Перед ним на корточки присел человек, и Вадим теперь мог хорошо его рассмотреть.
Белесый, лет тридцати пяти, с аккуратной модной бородкой, обрамлявшей рот с толстыми губами. В отличном костюме и безупречной физической форме. Его глаза удивительно бирюзового цвета смотрели насмешливо и безжалостно. Так, вероятно, ученые смотрят на простейшую амебу, над которой производят эксперимент.
— У нас есть масса способов добиться от тебя того, что нам надо, — зашептал белесый. — Я ведь говорил тебе, чтобы ты сам придумал для себя путь. Я говорил тебе, что со всем этим можно было бы покончить скоро и безболезненно. Ты меня не послушал. Очень жаль. Теперь нам придется придумать что-нибудь самим. А у нас очень богатая фантазия. Мы могли бы писать страшные триллеры. Во всяком случае, некоторые из нас, — усмехнулся он, повернувшись к своим спутникам. Те сдержанно гоготнули.
— Зачем она вам? — выдохнул Вадим. — Зачем вы ее во все это впутываете?
— Она будет, так сказать, твоим финансовым поручителем, — сказал белесый, но тут его что-то насторожило. Тени задвигались, заметались по комнате. Вадим услышал, что открылась входная дверь. На пороге появился Евгений Иванович.
— Что здесь происходит?..
Но он не успел ничего сказать, так как тяжелая дубинка опустилась ему на голову сзади.
— Так, тут становится уже многолюдно, — пробормотал белесый, разглядывая Евгения Ивановича, ничком лежавшего на ковре. — Кто он такой?
— Я не знаю, — покачал головой Вадим.
— Мы видели его с тобой.
— Это знакомый матери.
— Откуда у него ключи?
— Возможно, мать дала.
— Очень интересно, ты не находишь? Похоже, твоя мать нашла свое счастье. Мужичок крепкий. Видишь, шевелится…
По его знаку один из громил с размаху ударил Евгения Ивановича ногой. Тот скорчился и затих.
Белесый перевернул его и пошарил в карманах.
— Так, так… Ступин Евгений Иванович, тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, подполковник… Понятно. Настоящим полковником ему никогда не быть. Туго соображает.
В кармане белесого засигналил телефон. Он вытащил трубку из кармана и отошел к окну, за которым уже давно рассвело.
— Да, я… Еще ничего, я вам уже говорил… Да… Тут у нас еще один гость. Не знаю, приятель его матери… Что? Шеф, я… Ладно, как скажете. Понял… Хорошо.
Белесый спрятал трубку и повернулся к Вадиму.
— Ты сейчас пойдешь с нами. Не вздумай орать или что-то еще в этом роде. Сделаем больно.
Вадима освободили от наручников и поволокли из квартиры.
Из лифта Вадим вышел в сопровождении двух крепких парней. Они прошли один лестничный марш и вышли из подъезда. Почти у самой бровки стоял черный лимузин. Его дверь распахнулась, и Вадима втолкнули в салон. Почти сразу он уткнулся в женские коленки. Взглянув на обладательницу этих коленок, он обнаружил, что это Ксюша, та самая девица, которая разговаривала с ними в баре. Но теперь она смотрела на него так, словно впервые видела. Она равнодушно курила, глядя на него.
Сильная рука втащила его на сиденье. Рядом с ним сидел полный бородач. Он схватил Вадима за подбородок и посмотрел ему в глаза, молча дыша перегаром в лицо.
Вначале Вадим видел злобу, потом недоверие, затем… Да, что-то человеческое мелькнуло в этих налитых кровью глазах. Какое-то скрытое, потаенное любопытство.
Рука повернула его голову в разные стороны.
— Идиоты, — проговорил недовольно бородач. — Не могли обойтись без мордобоя. Хлебом не корми, дай на ком-нибудь кулаки потренировать. Недоумки чертовы. Ну что, жив? — вопрос, как понял Вадим, относился к нему.
— Пока да, — попытался пошутить он.
— Болит еще где-нибудь?
— Нет, — покачал головой Вадим, начиная понимать, что он оказался лицом к лицу с тем, кто устроил все это.
— Взгляни, Ксюха, на этого сукиного сына, — обратился Александр Михайлович к равнодушной девице. — Каков, а! Точно литой! Как же ты с моими остолопами не справился? Мог бы, а? Мог? Я тоже таким в его годы был… Дима, поехали, — бросил он водителю.
— Куда, Александр Михайлович?
— По городу. Прокатимся. Время у нас есть, почему бы не покататься по этому замечательному городу? Ты как, не против?
Вадим покачал головой.
— Ты знаешь, кто я? — спросил бородач.
— Догадываюсь, — ответил Вадим разбитыми губами. — Вы — мой отец?
Бородач рассмеялся.
— Это еще неизвестно. Хотя все может быть. Двадцать лет назад твоя мать была моей женой… На вот, выпей.
У губ Вадима оказался бокал, наполненный пахучей золотистой жидкостью.
— Шотландский вискарь. Покупал на аукционе. Стоил мне кучу денег. Но по такому случаю не грех его раскупорить.
Вадим выпил, ощутив горькоту полыни, запах дубовых листьев, терпкость и теплоту…
— Есть хочешь? Знаю, хочешь. Вот что, Дима, поехали в ресторан. Я тоже с утра ничего не ел.
— Хорошо, Александр Михайлович, — отозвался водитель.
Вадим ощущал, как расслабляющее тепло пронеслось по животу, разлилось оттуда по всему телу.
— Почувствовал, да? Почувствовал? — засмеялся бородач. — Лишь такое надо и пить. Но это могут позволить себе только настоящие мужики.
В голове Вадима возникли крохотные торнадо, от которых стало почему-то легко и свободно.
Бородач пытливо поглядывал на него, прищурив заплывшие жиром глазки.
Александр Михайлович сам не мог понять, какие чувства испытывает к мальчишке. То ли подспудное любопытство, то ли торжество от того, что может сделать с ним все, что угодно. Абсолютно все. Возвысить или уничтожить. Ошеломить роскошью, которой он никогда не знал, или отдать на растерзание своему начальнику охраны. Кто он, этот маленький ублюдок — плоть от плоти его или байстрюк, плод этой развратной шлюхи, бывшей жены? Конечно, это можно узнать. Анализ там ДНК, и все такое в этом роде.
Но что-то подсказывало Александру Михайловичу, что в этом парне есть нечто… Нечто такое, что отзывалось знакомо где-то в душе, покрытой мраком… То ли черты лица, то ли этот упрямый наклон головы, в котором он угадывал сам себя.
Парень решительно ему нравился. Глуп, конечно, самонадеян, но даже такой он нравился Александру Михайловичу. В его возрасте судьба еще милостива, она не бьет, не калечит, приберегая свои громкие оплеухи до худших времен, когда человек меньше всего этого ждет.
И вот парень получил первую оплеуху, но не сломался. Хотя любой другой на его месте и при меньших проблемах давно бы спрыгнул с девятого этажа.
А как он играл в карты! Сам он наблюдал за ним из темноты. Какая решительность, способность к риску!
Нет, в этом парне есть что-то от Краевых! Определенно! Чем черт не шутит, может, эта сука действительно ни с кем не переспала?
Сын…
Александр Михайлович мысленно с удовольствием повторил это слово.
СЫН.
Как же приятно оно звучало! Сколько в нем было силы, изначальной радости. Оно придавало уверенности в себе и делало жизнь не такой бессмысленной.
Да, в этом слове была цель. В нем была гордость. Не пустая гордыня, подкрепленная только призрачными успехами, а настоящая твердыня, на которой держится самоуважение любого мужчины.
СЫН.
Александр Михайлович теперь с волнением, которого давно не испытывал, всматривался в лицо парня, сидевшего напротив него.
Черт побери, он действительно мог быть его собственным сыном! Если так…
Сердце Александра Михайловича, алчное и жестокое, полное всей человеческой грязи, застучало радостней.
Ему захотелось узнать его побольше. Понять его. Угадать его тайные желания.
Мир, на который он раньше смотрел сквозь уродливую призму, теперь открылся…
— Ты когда-нибудь был в Испании? — спросил Александр Михайлович.
— Нет, не был. Все как-то руки не доходят путевку купить, — съязвил Вадим, почувствовав перемену в его настроении.
— Побываешь и без путевки. Ксюха, держи платок и вытри ему лицо, — приказал он, протягивая ей платок и только что открытую бутылку шотландского виски.
— Что, этим? — переспросила она.
— Да, да, этим! Не мочой же твоей!
Ксюха пересела к Вадиму, смочила платок дорогой янтарной жидкостью и начала стирать с его лица кровь.
— Это моя Ксюха, — представил ее Александр Михайлович. — Лярва еще та, но в постели вытворяет такое, что любую экстрашлюху за пояс заткнет. И все ей мало. Сегодня спрашиваю, где с утра шлялась, все одно талдычит: «В солярии, в солярии». А вот по глазам этой курвы хохлятской видно, что что-то не то. А, Ксюха! Ведь все равно узнаю, с кем шляешься. А если узнаю, сама понимаешь, что будет. Голову оторву вот этими руками.
Александр Михайлович рассмеялся, видя, как Ксюха фыркнула.
— Как видишь, Вадим, это и есть моя семья. Не богато, конечно, но другой нет.
— Что вы намерены делать со мной? — спросил Вадим решительно, еще не совсем понимая, что вдруг произошло.
— Пока не знаю. Но ты мне нравишься. Может, твоя мать действительно не соврала. У меня же нет детей. Врачи придумали какую-то заковыристую болезнь. Поэтому ты, возможно…
— Я вам должен тридцать тысяч. Не считая процентов, — жестко сказал Вадим.
Александр Михайлович поморщился.
— Хватит! Забудь! Нужны мне эти гроши! К тому же я ничего не потерял. Да, кстати, вот твои… — толстяк вытащил из кармана пачку сотенных долларовых купюр, — деньги. Будем считать, что мы оба немного развлеклись. Никто ничего не потерял.