К сожалению или к счастью, Синтия очень быстро поняла, что чудес на свете не бывает. Рассчитывать «прожить долго и счастливо» можно только в том случае, если готова к упорному труду во имя достижения своих самых честолюбивых планов.
Так смешно вспоминать обо всем этом. Она отмотала пленку назад: а почему она вообще пустилась в воспоминания? О, наверное, потому что рядом с ней находился самый сексуальный из мужчин, который к тому же был принцем.
«С лица воду не пить», – твердила она себе, но бабушкины наставления в этот раз почему-то не срабатывали.
Синтия была готова сдать позиции.
Постепенно возвращалось осознание того, что она пленница и только чрезвычайные обстоятельства заставили ее заснуть посреди дня. Она неохотно открыла глаза.
На кровати, скрестив ноги, сидел Феррама и наблюдал за ней.
– Ты веришь в чудеса?
– Что? – удивилась она.
«О, неужели он умеет читать мысли? Нет, нет, нет. Я не верю в подобную чепуху. Ничего не хочу слушать!»
Он вдруг прислушался к чему-то, и Синтия поняла, что это не Феррама, а Элмер, голос которого был записан на пленку, обратился к ней со смехотворным вопросом о вере в чудеса.
«Ой-ой, а я-то уж решила, что принц заразился от Элмера и тоже будет нести эту несусветную чушь о чудесах и сказках».
П. Т. продолжал смотреть на Синтию. Интересно, сколько он уже наблюдает за ней? А она все это время спала. И зачем он это делает?
– Чем это ты занимаешься? – с негодованием спросила она.
– Наблюдаю, как ты сопишь.
– Ничего подобного я не делаю.
– Делаешь, делаешь, – словно зная какой-то секрет, отозвался принц.
Он посмотрел на нее, потом перевел взгляд на ее грудь, словно был не в силах сдержать себя. Он провел кончиком языка по пересохшим губам, а она зачарованно смотрела на него.
Синтия вдруг осознала, что все еще лежит, закинув руки за голову и выставив на обозрение грудь с набухшими сосками. Синтия не любила свою грудь. В отличие от плоскогрудых моделей и деловых женщин, одевавшихся так, что эта часть тела оказывалась совершенно незаметной, у Синтии была полная грудь и большие соски. Ей приходилось тщательно продумывать свой гардероб, чтобы не слишком явно подчеркивать свою женственность. Не то чтобы она хотела ее скрыть, нет, она просто не желала делиться ею с незнакомцами.
И вот этот «незнакомец» откровенно разглядывал ее достоинства. Он смотрел на нее, как возбужденный подросток. Хотя с чего бы это? В том кругу, где он привык вращаться, полная грудь с выраженными сосками наверняка считалась вульгарным зрелищем.
Она резко присела и прикрылась руками. Его взгляд скользнул вниз и уперся в ее обнаженные ноги.
Он снова облизнул губы, явно волнуясь.
Ей показалось, что мир вокруг окрасился в радужные тона. Наверное, ее соски сейчас напоминали виноградинки. Еще чуть-чуть, и она будет готова сама облизать ему губы. Или заняться его трилистниками, которых она насчитала ровно двадцать семь, после чего ее одолел сон. Если так и дальше пойдет, она соблазнится его предложением увидеть семейный герб, как и его «драгоценные камни».
– Прекрати немедленно, – потребовала она.
– Прекратить что?
Он часто заморгал, и она снова обратила внимание на то, какие у него длинные ресницы.
– Прекрати так смотреть на меня.
Она понимала, что ее слова звучат глупо. Но разве он не нарочно злил ее своим настойчивым взглядом? Он хотел ее возбудить. О, как нелепо! Неужели есть мужчины, которые верят, что могут зажечь в женщине огонь одним своим взглядом? Хотя все может быть…
– О, – только и вымолвил он, переводя взгляд на изголовье кровати. До ее слуха донеслось какое-то невнятное бормотание, и она еле разобрала: – Это все Питер.
– Что ты сказал?
– Ничего, – ответил он, обращаясь к изголовью кровати. – Прошу тебя, не обижайся, Синтия. Это ничего не значит.
«Ничего не значит? То есть его откровенный взгляд на самом деле ничего не значит? Этого и стоило ожидать».
– Я принадлежу к миру моды, поэтому часто рассматриваю женщин. Я постоянно думаю о том, как улучшить качество нашей обуви, ведь мы работает для женщин. Они все такие разные – полные, худые, низенькие, высокие, с крепкими попами, похожие на мальчишек. Я всегда изучаю их. Я смотрю на них в аэропортах, на городских улицах, за ужином в ресторане. Я постоянно что-то отмечаю, чтобы потом обсудить это с Джейком. Это продиктовано профессией.
Он все еще разговаривал с изголовьем кровати. «К чему он упомянул крепкие попы? Почему он решил сказать об этом именно мне?»
– Я рассматриваю женщин, как если бы был доктором, если такое объяснение тебя удовлетворит.
Она не понимала, шутит он или говорит серьезно.
– Ты можешь перестать разговаривать с кроватью. Я привела себя в порядок.
Он взглянул на нее и издал какой-то нечленораздельный звук.
– Я бы так не сказал.
Она раздраженно посмотрела на него.
– Что это значит?
– Это значит, что мы почти обнажены. Я сказал Наоми, что это неприлично. Может, она сумеет внять голосу разума и вернет нам одежду.
«Больше я не буду считать трилистники на его шортах».
– Благодарение небесам! «Черт побери!»
– Наоми такая примитивная. Она даже не подумала, как эта ситуация может сказаться на нас, – поджав губы, произнес принц.
Синтия подумала, что принцу и положено поджимать губы, когда он чем-то недоволен. Когда он так делал, то лишался своего мужского обаяния. Она даже хотела попросить его делать так почаще, чтобы немного остудить ее пыл.
– Я хотел сказать, что она поступила ужасно. Мало того, что я против воли оказался в комнате с особой противоположного пола, так еще и на кровати, не застланной простынями. Как ты думаешь, это синтетическое покрывало?
Он капризно ткнул пальцем в полосатый матрац, раздувая ноздри от негодования.
«О, он на правильном пути! Еще немного, и я совсем потеряю интерес к этому чопорному болвану, который только и делает, что поджимает губы и раздуваег ноздри».
Он взглянул на нее снова и жадно облизал губы.
«Ну как он может?» – промелькнуло у нее в голове.
– Раз уж Наоми была здесь, то почему ты ие вбил ей в голову пару-тройку здравых мыслей?
– Она стояла слишком далеко.
– Надо было что-то сделать. Я не могу оставаться здесь еще восемнадцать дней.
– Как и я. Мы уже начали презентации. У нас запланированы встречи с брокерами. Дик может подменить меня, но если я не появлюсь через день-два, это вызовет недоумение.
– Думаю, твой хитрый адвокат что-нибудь придумает. Да и потом, если уж у вас подписаны все основные документы, то переживать не о чем. Торги пройдут своим чередом. Я бы тебе советовала, милый мой, думать не о них, а обо мне. Потому что именно я могу испортить всю обедню своим иском.
– Поэтому ты предлагаешь мне расшибиться в лепешку, чтобы поскорее тебя освободить? – язвительно спросил он.
– Но пойми, что если даже мне приходится какое-то время не появляться на бирже из-за травмы, то это не означает, что я должна исчезнуть из поля зрения. Мои клиенты ценят меня до тех пор, пока я на связи. Это золотое правило брокера: будь всегда в курсе событий и желательно на шаг впереди. Если я нарушу его, то потеряю и связи, и клиентов.
– И твоя фирма никак тебя не защитит?
– Конечно, нет.
Синтии очень не понравилось выражение сочувствия и жалости на лице Феррама, и она быстро добавила:
– Этот мир живет по своим законам. Если ты не нанесешь удар первым, то удар нанесут тебе. Я не возражаю. Это работа. Ничего личного. Думаю, твоя мало чем отличается от моей.
Казалось, ее слова заставили его задуматься.
– Наверное, ты права. Индустрия моды построена на жесткой конкуренции, и ты держишься на плаву до тех пор, пока твои доходы во много раз превышают расходы. Но думаю, что мне было немного легче, чем другим, потому что у нас было семейное предприятие.
– Все изменится уже через несколько недель.
– Да, так и будет.
– Тогда заставь Наоми освободить нас.
– Ты все еще считаешь, что я имею к этому отношение? – Он помолчал и добавил: – Черт бы все это побрал!
– Мне все равно! – отмахнулась она от него. – Я думаю, что ты… мы должны убедить Наоми отпустить нас на все четыре стороны, потому что это в ее же интересах. И не надо опять начинать песню о том, как я соглашусь на отступные. Об этом не может быть и речи.
– Это не имеет значения, – сказал он, ероша волосы.
У него были очень красивые волосы. Синтия заметила их цвет, черный как вороново крыло. Когда он зачесывал их назад, открывая крохотную серьгу, то выглядел потрясающе.
«Я выгляжу смешно».
– Почему? – спросила она, пытаясь сосредоточиться на проблеме.
– Наоми не доверяет ни мне, ни тебе. Она считает, что если ты даже подпишешь бумаги, то потом тут же откажешься от своих слов.
– И она права.
– И она считает, что я готов собственноручно организовать твой побег, даже если это будет означать крах моей компании.
– Она права?
Он пожал плечами.
– И что же нам делать? Сидеть здесь и смотреть «Золушку» и Элвиса? А как же наше будущее? Как же все наши былые достижения? Все это было напрасно?
Она с отвращением посмотрела на него. Она очень надеялась на то, что он чувствует себя так же ужасно, как и она. Никакой он не рыцарь.
– Я не хотел поднимать эту тему, но раз уж нет выхода… Ладно, забудь.
– Скажи мне.
– Нет. Ты ни за что не согласишься.
– А вдруг?
Он широко улыбнулся, но тут же посерьезнел.
– Ну, если ты так настаиваешь, – глубоко вздохнув, произнес он. – Но помни, что я не хотел поднимать эту тему.
– Ну сколько можно? – закричала она. – Говори.
Он удивленно взглянул на нее, услышав, как повелительно она умеет обращаться с людьми. Он обреченно смотрел на нее, сохраняя в осанке королевское достоинство, а потом снова облизнул губы. Не отводя от нее глаз, он произнес слова, которые она меньше всего ожидала услышать: