разумеется, знал, были кочевым племенем), зачатки разделения труда, даже проституцию. Причина, по которой Моррис столь недоброжелательно отнесся к историческим гуннам, очевидно, та же, по какой в первом романе в отрицательном свете показаны римляне. В свое время (4–5 вв.) гунны покорили некоторые германские племена, заставив их (что наиболее заметно в период правления Аттилы) вступать с ними в военную коалицию.
Последующие романы построены более сложно, они более фантастичны, даже таинственны.
В этих романах действие развивается в условном пространственно-временном континиуме – «где-то и когда-то». Одна из основных особенностей создаваемых Моррисом миров в том, что в них существует волшебство, магия, сверхъестественное. Они присутствуют в жизни описываемых миров как естественные и обязательные компоненты бытия. Реальное в повествовании сосуществует с ирреальным, повседневное с фантастическим – и потому воспринимается уже не таким повседневным и бытовым, как в собственно реалистическом произведении, а волшебное словно «заземлено» обыденным, привычным.
Действие романов разворачивается на фоне завораживающих читателя пейзажей – странных, пугающих своей выразительностью: безжизненные равнины, гигантские плоскогорья и скальные массивы. Надо отметить, что Моррис, уделяя большое внимание детализации описываемого, признавал свою зависимость в этом от классиков национальной литературы: «Моими кумирами были Китс и Чосер, потому что они создавали зрительные образы» [109] .
Эти пейзажи писались Моррисом под явным влиянием Исландии, тогда как иные препятствия, возникающие на пути героев – непроходимые без помощи волшебных помощников леса, загадочные рыцарские замки – взяты скорее из европейского рыцарского романа. Нельзя здесь не вспомнить слова исследователя об английском ландшафте, аккуратном и приглаженном, словно одетый с иголочки джентльмен: «Нет неограниченных пространств, предполагающих огромные размеры… нет поражающих однообразием просторов, нет безлюдных лесов, нет неприступных гор, куда не ступала нога человека; все в меру, всего понемногу, одно с легкостью сменяется другим; маленькие речки, небольшие равнины, плоские холмы, невысокие горы…» [110] . Очевидно, что в таком ландшафте нет ничего, что было бы близко сердцу писателя.
Главное в романах – странствия героев. Собственно говоря, они не странствуют в прямом смысле слова, но совершают Квест. Термин Quest на русский может быть переведен как «путешествие», «странствие», «приключение», «путь», «поиск», «поход», но ни одно из них не будет полностью адекватно оригиналу, отражая только одну грань английского слова [111] . Ибо Квест – это движение и в пространстве географическом, и в пространстве души; путь за похищенной невестой, за неким волшебным предметом – и одновременно путь в поисках себя, познание себя, обретение внутренней гармонии. Именно Квестом был и один из самых знаменитых походов в западной литературе XX в. – тот, что предприняли Фродо Бэггинс и его товарищи в страну мрака Мордор, чтобы уничтожить Кольцо Всевластья, Кольцо Зла.
Считается, что Квест – органическая часть рыцарского романа, возникшая с зарождения этого жанра. Квест – вечное движение культуры и движение души – очень важен для западного искусства не только прошлых веков, но и XX столетия, потому получает освещение в различных культурологических работах [112] .
Моррис называл свои романы romances. Этот термин впервые употребил Чосер для обозначения основного эпического жанра средневековой литературы – рыцарского романа как произведения со сказочным содержанием. Впоследствии понятие romance стали употреблять применительно к роману со сказочным, романтическим сюжетом, противопоставляя его роману реалистическому (novel).
Для усиления иллюзии достоверности иного мира Моррис использует особый язык, нарочито усложненный, искусственно архаичный, изобилующий устаревшими синтаксическими конструкциями и лексическими оборотами. К. С. Льюис высоко ценил язык романов Морриса, полностью, по мнению писателя, адекватный художественному замыслу автора [113] , Восторженно отзывались о языке Морриса различные исследователи его творчества; например, вот что писал Норманн Тэлбот: «Моррис создал в этих романах свой язык, чем-то похожий на язык XIV в., но не похожий на него, как язык Спенсера непохож на язык Мэлори» [114] .
В романах Морриса ощутимо влияние ирландских фантастических саг, средневекового рыцарского романа, средневековой литературы видений, прозы и поэзии немецкого романтизма, английской готической литературы, литературной сказки. Соединяя эти различные художественные элементы, Моррис закладывал основы того направления в фантастической литературе, которое в XX веке стало называться «фэнтези». Иногда для обозначения жанра поздней прозы Морриса употребляются также такие термины, как «литература шпаги и колдовства» (sword and sorcery), «героическая фэнтези» (heroic fantasy), «эпическая фэнтези» (epic fantasy). Впрочем, как неоднократно отмечали исследователи, отчетливо выраженной границы между двумя последними направлениями нет.
Первой книгой Морриса, в которой наглядно воплотились эти художественные принципы, стал роман «Повесть о Сверкающей Равнине». Действие ее начинается в поселении Кливленд-у-Моря, расположенном на берегу моря.
Жизнь Кливленда-у-Моря построена на противопоставлении основных элементов бытия: жизнь – смерть, любовь – ненависть, мужество – трусость, благородство – предательство. Отношения между людьми здесь лишены полутонов – и к ним волне применимы слова Араты Красивого из повести Стругацких «Трудно быть богом»: «Друг наполовину – это всегда враг наполовину» [115] .
Роман начинается с того, что морские разбойники похищают у воина Халльблита из рода Воронов невесту, девушку по имени Заложница из рода Розы. Поэтому действие книги представляет собой квест, предпринятый для поиска невесты (bride quest).
В основе происходящих в романе событий – идея предопределенности человеческой жизни, управляемой некоей высшей силой, заставляющей людей совершать, помимо их желания, те или иные поступки. Халльблита словно кто-то ведет, при этом не указывая, как именно ему поступать, но предоставляя свободу выбора. И от решимости и силы духа героя зависит не только судьба его невесты, но и его собственная жизнь.
Халльблит попадает на Остров Выкупа, о роде занятий жителей которого герою исчерпывающе сообщает старый вождь Морской Орел: «Разным промышляем. …Но самое прибыльное дело – грабеж да разбой» [116] . Халльблит видит сон, в котором ему является Заложница, говорящая, что, скорее всего, она окажется на Сверкающей Равнине, находящейся в Земле Живущих.
Герой отплывает вместе с Морским Орлом на Землю Сверкающей Равнины (интересно, что описание корабля похоже на описание кораблей викингов, которые реконструированы по археологическим раскопкам [117] ). Это земной рай, земля вечной молодости, о которой говорилось в ирландских сагах. Когда Морского Орла, дряхлого старика, переносят на берег, он в считанные часы превращается в крепкого мужчину средних лет. К нему вернулась его былая сила, он обрел способность к вечной жизни – и вечной любви. Землю Живущих населяют прекрасные молодые женщины, каждая из которых готова разделить ложе с любым, кто этого захочет. Люди на острове наслаждаются вечной весной и вечными любовными радостями, причем не имеет значение, с какой именно женщиной – ведь все женщины здесь прекрасны и молоды. И когда герой говорит, что для него существует только одна женщина, его невеста, над ним издевательски смеются.
В разговоре с Морским Орлом герой узнает, что даром бессмертия в его роду награждают только вождей, и то далеко не всех, а самых знаменитых, и к тому же только тех, кто захочет – ибо многие отказываются от этого дара, предпочитая смерть. Но Морской Орел выбрал бессмертие и вечную молодость. Король Земли Живущих так формулирует закон жизни острова: вечное наслаждение. Но когда Халльблит отказывается от того, что ему предложено, ради своей невесты, король приходит в ярость и заявляет, что не станет помогать герою. Королю вторит Морской Орел, призывающий героя наслаждаться сиюминутным, тем, что здесь и сейчас, и не гоняться за сновидениями. Халльблит понимает, что он оказался в «земле лжи» [118] .
Он понимает также, насколько губительно пребывание здесь, в стране вечных удовольствий. Ведь тот, кого привозят сюда старым, обретает молодость, но теряет память о прошлом – о роде, родине, близких, друзьях, чувстве общности с соплеменниками. Населяющие страну прекрасные женщины готовы дарить свою любовь всем и каждому, потому разрушается мечта человека о своей «половинке», о своей единственной, только в союзе с которой можно обрести подлинную гармонию и радость бытия. И Земля Живущих – вовсе не земной рай, но пародия на него.
Моррис уже не раз писал о поиске земного рая (например, в поэмах «Жизнь и смерть Ясона» и «Рай земной»). В романе писатель обращается к идее вечной жизни и вечной молодости (ужас физического бессмертия и сопутствующей ему физиологической деградации показал Свифт в третьем путешествии Гулливера, когда герой встречает струльдбругов). Моррис заостряет проблему, ставя вопрос, что привлекательнее: вечная жизнь и вечная молодость – или обычная жизнь, «короткая», которую ты проживаешь среди людей, принося пользу родным и соплеменникам и наполняя свое бытие смыслом. Сверкающая Равнина, казавшаяся земным раем, оборачивается землей обмана. Если бы герой принял радости, даруемые ему Королем бессмертных, то отрекся бы от своей любимой, от своего народа, в сущности, от себя самого. Предназначение человека Моррис видит в том, что он улучшает себя, мир, в котором живет, приемля смерть как достойное завершение жизненного пути.
Ценой неимоверных усилий герой сумел покинуть Сверкающую Равнину. Он добирается вновь до Острова Выкупа и в Чертоге Викингов, на пиру у верховного вождя рода Морских Орлов, встречает неожиданно свою невесту. Поначалу Халльблит не верит своим глазам: «…заплутал я среди лжи и химер, и может статься, что и это все окажется ночным сном или обманом дня. …Ибо дразнили меня обманные видения, и смыкались вокруг меня обман и ложь, и сбивали с пути посулы, коим не дано было исполниться» [119] . В таком же положении оказалась и его возлюбленная, когда ее, как она рассказала потом Халльблиту, «окружали ложь и осаждали видения бессмысленные и бесплодные» [120] .