И из всех, из все-ех, она выбрала этого Коленьку!
Закрыв разбитое лицо руками, сестра заплакала.
- Прости, прости-и-и, Ева! - подвывая из-под пальцев. - Я люблю его, понимаешь? Я с ним семь лет! У нас двое детей!
- Не понимаю, Ксюш! Правда, не понимаю! Он тебя бьет. Он ни разу ничего хорошего тебе не сделал по факту.
- Это не так! У него просто сложный период...
- Ты моя сестра! Я люблю тебя, люблю Мишу и Машу! Я хочу, чтоб вы были счастливы.
- А я счастлива, когда с ним! Он просто вспыльчивый, да еще и я довела.
- Посмотрим, какое оправдание ты ему придумаешь, когда он тебя покалечит! - резко дернувшись с места, выехала на дорогу. - Или детей.
- Не покалечит... Ты не понимаешь!
Я уже не слушала. Ее слова как белый шум. Миллионный раз одно и то же.
Приехали. При виде Ксюши Коленька повалился на колени прямо в прихожей, обнял желейными руками ее талию и захныкал стандартное «прости, люблю-не могу».
Встретилась взглядом с мамой. В ее глазах было осуждение. Как всегда, в мой адрес.
Я обошла их и направилась к жмущимся к стенке малышам.
- Обувь сними, Ева! - крикнула мама.
Я проигнорировала.
- Приве-ет! Идемте-ка в залу, посмотрим рыбок, а мама с папой пусть поговорят.
Взяв за руки детей, увела их в залу и заперла дверь.
- Ева, а папа...,-начал Мишка.
Ему шесть. Всего шесть долбанных лет. Машке три. И большую часть своих маленьких жизней они наблюдали весь этот пиздец!
-...не уйдет?
Я присела перед обоими на корточки.
- Папа с мамой очень вас любят и никогда вас не бросят. Не важно, будут жить в одном доме или нет...
- Миша, Маша, поехали, - крикнула Ксюша, сунув голову в дверь.
- Вот и все, да? Так просто? Цена их страха и твоего разбитого лица-один купленный веник и пять минут валяния в ногах?!
- Так, ты не лезь не в свое дело, да? - взревел из коридора Коленька.
- Или что? - я вышла к нему и, став вплотную, посмотрела в его залипшее из-за любви к алкоголю лицо. - Мне врежешь? Так давай! Засужу!
Он злобно запыхтел, но не двинулся. Трусливо замялся.
- Ева, хватит! - включилась мама.
- Заявление на тебя уже в полиции, - звенящим от бессилия голосом выпалила я.
- Ты..., - завыл стоящей у меня за спиной Ксюше, - написала на меня ментам заяву?!
- Это она, - захныкала сестра, - она заставила!
- Как ты смеешь вмешиваться в чужую семью? Своей нет, так решила и сестрину разрушить? -заорала мама.
- Все! Не вмешиваюсь! Больше не смею! Ни копейки больше от меня не получите, ясно?! Забудь, Ксеня, мой номер телефона. Следующий раз, когда он тебе врежет-звони сразу маме!
С этими словами я вылетела из квартиры под крики о том, как я смею так с сестрой и какая я неблагодарная эгоистка.
Глава 4
Фотографии на документы. Бесконечная обработка исходников. Маленькая съемка в одной из фотозон в студии. Обычно работа меня отвлекала, но сегодня не помогала и она.
Пора бы в принципе привыкнуть, что я во всем не права, учитывая, что так с самого детства, но я не могла. Это несправедливо! И ладно я, в чем вина детей?! Как я могу помочь им, сделать так, чтоб у племянников было нормальное детство?!
В невеселые мысли ворвалась трель звонка.
- Здравствуй, птичка!
Низкий, слегка хриплый голос. Я не посмотрела, кто звонит... Сердце ударилось о ребра и начало бешено колотиться.
- Откуда... Откуда у вас мой номер?
Тупой вопрос. Очень.
- У меня уже есть на тебя все, птичка, - насмешливо произнес Громов. - Например, я знаю, что ты сейчас в хлопковых трусах. Придется это исправить, ведь я люблю кружева...
Меня взорвало.
- Знаете, Влас Тимурович, мою сестру бьет муж, а она не хочет от него уходить потому, что, по мнению моего психотерапевта, она жертва абъюзера, а по-моему - просто слабовольная инфантильная идиотка. Наша мать поддерживает ее решение, потому что, опять же, по мнению моего психотерапевта, уход нашего отца из семьи нанес ей психологическую травму, от которой сформировалась боязнь одиночества, проецируемая на дочку. По этой же причине она меня ненавидит за попытки вытащить сестру и двоих племянников из этого пиздеца. По этой и по многим другим… Потому, извините, мне глубоко плевать на вас и ваши предпочтения, ясно? Всего доброго!
Прервав соединение, отбросила телефон. Проехав по столу, он упал на кафельный пол и экран пошел трещинами.
Взвыв, я закрыла лицо руками и наконец дала волю слезам. Наплевав на то, что сейчас рабочий день и в любой момент ко мне могут зайти клиенты, я плакала навзрыд, словно так можно избавиться от обиды длиною в жизнь и от поганого чувства бессилия.
- Здравствуй, птичка! - донеслось сверху.
Нет! Нет! Ну, нет, ну, пожалуйста! Можно, не надо? Можно, окажется, что мне померещилось? Только его мне здесь и не хватало!
Замерев, посмотрела сквозь пальцы.
Над стойкой возвышался Влас Громов собственной персоной.
Тяжелые мускулистые руки лежали на столешнице, длинные пальцы левой небрежно вертели солнцезащитные очки, на безымянном пальце правой красовалось платиновое кольцо-печатка с черным камнем. Белая рубашка плавно облегала рельефную грудь и плечи...
Длинная челка спадала на высокий лоб. Из-под нахмуренных бровей на меня мрачно смотрели серые глаза.
- Господи...
- Нет, всего лишь я, - насмешливый тон не вязался с выражением лица. То было обеспокоенное и сосредоточенное. - Хотя, богом меня бабы тоже называют. Утром...
Губы скривились в надменной ухмылке.
Отложив очки, мужчина протянул руки и, осторожно обхватив пальцами мои запястья, отнял их от лица.
От моего опухшего от слез лица с размазанной по нему косметикой. Можно мне провалиться сквозь землю?
Мои руки исчезли в его больших ладонях. Их тепло приятно согрело холодные пальцы.
- Что глазками хлопаешь, птичка? Думала, твое поведение сойдет тебе с рук?
- И что вы сделаете? - с вызовом выпалила, выдергивая руки.
- А чего бы ты хотела?
- Чтоб меня оставили в покое! Чтоб меня все раз и навсегда оставили в покое.
Почти заорала, снова начав плакать.
- Знаешь, у меня был брат, - глухой голос прорвался сквозь мои истеричные всхлипы. - Только старший, а не младший. Он употреблял. Врачи, реабилитации... Сначала отец, а потом и я делали все, но без толку. Ему так было в кайф, он сам не хотел ничего менять. Умер от передоза.
Я посмотрела на него. Сейчас в эти минуты он был другой. В потемневших серых, устремленных в пространство глазах, плескался океан боли и бессильной ярости, какая бывает, когда понимаешь, что не в силах ничего изменить.
- Если человек сам не хочет, то хоть разбейся-ничего ты не поменяешь. Это я не к тому, чтоб ты забила на сестру, нет. Просто не на все ты можешь повлиять и не все зона твоей ответственности. Жаль, тебе это говорю я, а не мать.
Губы мужчины сжались в тонкую линию, на скулах заиграли желваки. Пальцы стиснулись в кулаки. Он зажмурился, слегка опустив голову. Хотелось коснуться его заросшей щетиной щеки, успокаивая, но я не шевельнулась. Сочувствие такой, как он, примет за жалость и это отравит, а не поддержит.
Удар сердца. Еще один.
- Иди умойся и поговорим.
И как завороженная, я послушно отправилась делать, как он сказал.
ПРЕД. ЧАСТЬ
1
СЛЕД. ЧАСТЬ
Глава 5
Пока приводила себя в подобие порядка, на моем столе успели материализоваться кофе и гигантское пирожное.
- Поешь, - несмотря на мягкий тон, было похоже на приказ.
Я ела, а он смотрел, следил глазами за каждым моим движением. Словно пожирал их голодным взглядом. И от взгляда этого становилось жарко.
В какой-то момент Громов так, словно это само собой разумеется, протянул руку и стер шоколадную пасту с уголка моего рта. Теплая, слегка шершавая подушечка большого пальца смяла нижнюю губу.
Наши взгляды пересеклись, погрузились друг в друга. Огонь, пылающий в его потемневшем возбужденном взоре, обжег, и я почувствовала, как кровь бросается к лицу.
Отняв руку, облизал палец. Медленно, словно смакуя оставшийся на нем вкус моих губ. Это слишком похоже на поцелуй.
Я судорожно схватила ртом воздух пару раз.
Взяв обеими руками стаканчик с кофе, медленно сделала глоток, прячась за ним. Но не только не ощутила вкуса напитка, но и умудрилась поперхнуться.
Закрыв рот рукой, я изо всех сил постаралась не раскаркаться, как ворона.
- Мама не учила, что, когда я ем..., - Громов забрал из моих рук стаканчик, пока я не облилась.
- Я молчала, - выдавила, умудрившись справиться с приступом.
- Нет, ты собиралась выдать очередную необдуманную дерзость.
- Об этом тоже написано в моем досье? - он усмехнулся. - Послушайте, Влас Тимурович, вы же бизнесмен, занятой человек. Неужели вам сейчас не нужно... Подписывать бумаги, посещать встречи, делать инвестиции или что там обычно делают целыми днями такие, как вы? Не боитесь бездействием упустить очередной миллион?
- Я вообще ничего не боюсь, птичка, - медленно проговорил мужчина. - Миллионом больше, миллионом меньше. У меня ночной клуб, компания-перевозчик, семейный оружейный бизнес и еще пара инвестиций по мелочи...
- Отличная презентация, Влас Тимурович. Вы прямо образец для подражания, - перебила его. - Но увы, так успешны далеко не все смертные. И им нужно работать от заката до рассвета. Потому, извините...
- Но ведь это не обязательно, - Громов склонился ниже, так, что между нашими лицами осталось лишь несколько сантиметров, и меня окутал его запах. - У тебя будет своя хата, нормальная тачка, деньгами не обижу. Все, что нужно-это твое «да».
- Нет.
Выйдя из-за стола, я направилась к двери. Меня потряхивало от обиды, слезы жгли глаза.
- Да ла-адно, птичка. Расскажи давай, что тебе не нужны деньги, - сардонически ухмыльнувшись, Громов схватился за мое предплечье и развернул к себе.
Взяв двумя пальцами широкую ладонь, я сняла ее с себя так, словно она какое-то мерзкое насекомое.