Я закрыла лицо руками. От выпитого на голодный желудок кофе к горлу подкатила тошнота.
- Он же еще и сотрудничать не хочет ни в какую. Сам же себе вредит, Ева. Я все, что могу, это скостить до пятнадцати. В лучшем случае, Ева.
Пятнадцать. Пятнадцать лет.
- Ты бы уезжала, девочка.
Я отняла руки от лица и расширенными глазами взглянула на адвоката. Мужчина смотрел на меня иначе-с откровенным, почти отеческим сочувствием.
- Не спасешь ты его, понимаешь? Это невозможно! Не дадут! Он все, конченный человек. Слили. Все! Понимаешь?! И он сам виноват. Как ни крути, это так. Каждый из таких понимает, на что идет. Понимает и не только себя гробит, но и семью свою. Не иди на дно вместе с ним, не гробь свою жизнь. Ты молода. Забудешь все, нормального мужика найдешь, детей родишь. Как вырастут увидишь, внуков на руки возьмешь. Да состаришься в тишине-покое…
Он говорил с чувством, голос подрагивал от эмоций. Я понимала его, а вот он не понимал меня.
- Делайте, что нужно, Виктор Игоревич. Все, что нужно, поняли? Я буду ждать вестей.
Бросив на меня пронзительный взгляд, адвокат кивнул. Тяжело поднялся из-за стола и ушел.
Есть не хотелось от слова совсем, но я подозвала официанта и заказала себе обед. Овощи. Мясо. Нужно есть. Остаток сил потеряю и что тогда?
Минут через пятнадцать вынесли блюдо. Вкусный, аппетитный аромат вызывал тошноту. Но я все же, поблагодарив официанта, взялась за вилку и нож.
Маленький кусочек. Еще один. Что же делать? Можно же найти выход. Не может такого быть, чтоб его не существовало.
Шорох. Движение.
- На месте сидеть, - знакомый голос.
И это приказ Диме и Марку, встрепенувшимся при виде сказавшего. Я услышала, как щелкнул затвор пистолета. В просторном зале дорогого ресторана кроме меня было еще человек десять. И, когда этим пузатым дядечкам и тетечкам с толстыми кошельками коротко скомандовали «вон!», они свалили. На цыпочках. Послушно, как дети.
Не оборачиваясь, я замерла за столом. Вилка и нож зависли над тарелкой. В наступившей тишине был слышен лишь тихий звук уверенных шагов пришедших. Один, два, три, четыре. Их четверо?
Беркут сел напротив меня. Развалился в кресле и несколько секунд молча рассматривал так, словно ждал, что я сейчас зарыдаю от ужаса и стану умолять, чтоб меня не трогал.
- Скажи своим бойцам, чтоб погуляли и без глупостей.
- Марк, Дима, ждите меня в машине, пожалуйста. Я буду через десять минут.
Взглядом я умоляла их подчиниться. К счастью, парни проблем не создали.
Очень медленно я отправила в рот кусочек мяса и, прожевав, проглотила. Скрыть то, что оно застряло в горле вышло очень легко. Уверена, Беркут ничего не заметил.
- Только десять минут, да?
- Восемь. Мне еще нужно будет в уборную поправить макияж.
Я продолжила есть, а он-смотреть. Холеный, одетый с иголочки, прямо излучающий господство над всеми и вся. Новый хозяин города. А я одна. Совсем. Мне больше не за кого спрятаться.
- Вот смотрю на тебя и не могу понять. Красивая же, умная… Как могла так попасть, м?
- Выходит, не такая и умная? - я глотнула воды из бокала.
Тонкие губы растянулись, обнажая идеально ровные белые зубы.
- И смелая. Это мне по душе.
- Вы приехали наделать комплиментов? Лестно, конечно, но можно было бы просто прислать букет цветов и открытку.
- Хочешь букет цветов? Розы? Орхидеи?
- Гвоздики. Их принято приносить на похороны, верно? Тогда будьте добры… У меня, вдруг не знаете, финансовые трудности, так что возможности тратиться пока нет. Тем более на вас. А приходить без цветов как-то не принято. Но, не пропускать же такое событие…
Ранее насмешливый взгляд стал злым настолько, что показалось, вот сейчас он выхватит ствол и пристрелит меня прямо здесь. Но Беркут даже не пошевелился.
- Долго ждать придется, Ева. Завянут. Да и велика вероятность не дождаться.
- Это угроза?
- Да что-о ты, - только руками не всплеснул, - я с женщинами не воюю, так что напрасно ты отправила из страны громовских старушек.
- Жаль, ваши люди иногда промахиваются.
- И правда жаль. Такая молодая. Красивая. Но выбрала не того. Не повторяй ее ошибку, Ева.
Он нагнулся к столу.
- Будь моей.
Я расхохоталась. Отрывистый, надтреснутый из-за дрожи во всем теле, которую я только заметила, смех звучал зловеще.
- Серьезно? Нет, серьезно? - выдавила, когда смогла хоть немного уняться. - Очень крутой, непобедимый мститель Беркут захотел жену сына кровного врага?!
- Захотел, - глаза мужчины полыхнули жарким, опасным огнем, - и пока я только предлагаю… У тебя будет все. Все, что только попросишь… Все дам!
Да что же это? Что? Что за проклятие? Почему они все… Все-е-е.
- Мне не надо от тебя ничего, понял? Хоть весь мир мне к ногам брось, все, что взамен получишь -это презрение. И все.
Похотливый огонь вспыхнул и погас. Взгляд снова стал злым, страшным. Это были глаза безжалостного убийцы. Частично непослушное после пластик лицо исказила похожая на звериный оскал гримаса.
- Презрение, да? - рявкнул он, - Что ж, хорошо… Сама так выбрала.
И, сделав знак рукой охране, он поднялся из-за стола и направился к выходу. Когда шаги мужчин стихли, я обхватила себя дрожащими руками, съежившись в кресле.
Потом набрала охранников. К счастью, с ними все было в порядке. Потом мы поехали в квартиру-съемную в целях безопасности. А вечером мне позвонил адвокат и сказал, что на Власа напали и он в больнице. Следом за звонком пришло сообщение.
«Не уйдешь от него ко мне, следующее покушение будет удачным. А уйдешь, я не только его в живых оставлю, но даже сделаю так, что выйдет через пару лет».
Глава 53
Влас был в самой обычной государственной больнице, но охраняли его так, что, наверное, позавидовал бы и Президент страны. Свидание нам все же позволили. Только через двое суток, правда, но все же.
И вот, очередным по-зимнему хмурым и холодным днем, несмотря на то, что уже был конец марта, я стояла в одном из обшарпанных кабинетов больницы, и, стараясь, не дрожать от холода и нервов, торопливо натягивала на себя одежду. Мысленно с сарказмом благодарила троих, обшмонавших меня ментов с угрюмыми лицами и сальными глазками, что не залезли в трусы. Вдруг я там спрятала что-то, что поможет одному избитому мужику удрать от взвода вооруженного до зубов спецназа? Понадеявшись, что эмоции не отражаются на лице, я зашнуровала ботинки и выпрямилась.
- Идите, - спасибо хоть не стали выдерживать паузу, заставляя стоять и ждать.
Обычная одноместная палата из тех, за пребывание в которых приходится давать на лапу какому-нибудь завотделением. Конечно же, одних нас не оставят, но мне было плевать.
- В-лас!
Он поднял тяжелую голову с подушки, в серой от времени наволочке. На разбитом в хлам лице вспыхнули огнем серые глаза.
- Не уехала, - хрипло выдавил мужчина.
Я покачала головой. Шагнула к кровати и опустилась на краешек, взяв его руку своими. Она перевязана, видно костяшки сбиты настолько, что без бинтов нельзя. Вторая прикована наручником к спинке кровати. Он тут еще на сутки. Повреждений, позволяющих пробыть дольше Влас не получил. И так… То, что он здесь это просто в надежде, что будет сотрудничать. Ведь когда вернется обратно в изолятор…
- Я же просил, птичка, - он отвернулся, но руку не отнял.
Мои руки, мое тело и душа истосковались, исстрадались по нему. Мы месяц не виделись. Целую вечность, полную ужаса, отчаяния, страха и боли. И смертной тоски.
- Я тоже, - прошептала я, давясь слезами.
Наклонилась, провела ладонью по волосам, заросшей щеке. Осторожно прикоснулась губами к его разбитым губам. Зажмурилась, позволяя слезам упасть.
- Влас, пожалуйста, - едва слышно в его губы.
- Нет, - перебил, отодвигаясь на подушке.
Знал, о чем попрошу и не дал произнести.
- Ради меня, - я выпрямилась, глядя в разбитое лицо.
В глазах мужчины тьма. Непроглядная темная пустошь.
- Ради тебя.
Потому, что если начнет сотрудничать со следствием, то люди тех, кого он сдаст «на воле» меня достанут.
- Не надо, я тебя прошу.
Я прижалась губами к его перевязанной руке и разрыдалась. Губы чувствовали, как колотится пульс на запястье.
- Успокойся, птичка, - каждое слово давалось ему с трудом. Не в травмах дело. Но в том, что ему-наследнику криминальной империи, унизительно лежать вот так, избитым и прикованным наручником к казенной кровати и чтоб жена рыдала при ублюдке-конвоире.
- И давай, езжай из этого клоповника. Отдохни там, сходи в салон, выспись хорошенько. Особенно последнее, дерзко подмигнул. - Скоро выйду отсюда и поспать не выйдет, сама понимаешь.
Из-за этого его тона - развязного тона хозяина жизни - захотелось завыть от отчаяния. Он-жест бессилия. Самозащита. Последняя, которая осталась.
- Время, - буркнул конвоир.
До крови закусив изнутри щеку, я вытерла слезы. Поцеловала запястье, разбитые губы. На негнущихся ногах покинула палату.
Как именно добралась на квартиру я не помнила. Сбросив на пол пальто, прошлась по ней-холодной, хмурой и чужой. И вдруг, словно плотина прорвалась, словно из меня стержень вынули. Я соскользнула прямо на пол и завыла, обливаясь слезами. Его убьют. Завтра, может послезавтра мне позвонят и скажут о несчастном случае, потасовке в камере, самоубийстве или еще какой фигне, которой обычно прикрывают подобное наши доблестные стражи правопорядка.
Власа не будет. Я его никогда больше не увижу. Он никогда больше не обнимет меня своими сильными руками, не укроет за широкой спиной от всего мира. Я не почувствую его запаха, тяжести мощного тела на своем. Его любовь-сильная, всепоглощающая и покоряющая больше не окутает меня. Я не усну в его объятиях, чтоб проснуться утром счастливой настолько, что покажется-счастья этого на всю планету хватит. Мы не будем цепляться словами, играясь, даже ругаться не будем. Не родим детей. Не проживем наше долго и счастливо, в котором столько всего….