– Она прекрасна! Да, Ева? – Вальд внимательно смотрел на меня. – И ничего не боится!
Затаив дыхание, я следила за ожившим рисунком. Так вот чья это магия! Птичка весело порхала под потолком, когда сбоку раздался шум. Что-то упало на пол.
Быстро повернулась на звук. Небольшая баночка с краской улетела от неловкого или преднамеренного движения Альросского. Она покатилась по паркету прямо под ноги Каменного. Из баночки посыпались маленькие блестящие шарики, невесть каким образом в ней оказавшиеся. При падении крышка отлетела, и теперь содержимое банки лежало на полу.
Сирисский наклонился и поднял один из шариков. Усмехнулся, затем посмотрел на Альросского, приподняв брови.
– Ридерик? С каких пор в твоём дворце разрешены эти чудесные вещички?
Альросский тоже поднял шарик с пола, потом – ещё пару. На его лице отразилась буря эмоций. Неверие и негодование, смешанные с недоумением, быстро превращались в злость.
– Ева! – процедил Ридерик. – Как ты это объяснишь?
– Милорд? – Я подошла к Ледяному, совершенно не понимая причин его изменившегося настроения. – Что я должна объяснить?
– Ты снова планировала побег? – посветлевшие глаза дракона гневно сузились.
Каменный подошёл к нам.
– Порталы, милая девушка, в этом мире запрещены. Строжайше. Неужели вы не знали?
– Но… Это не моё.
– Неужели, Ева? – Вопрос Ледяного дракона обжёг меня недоверием.
– Ридерик, понятия не имею, как это оказалось здесь.
– Ты сбежала один раз, – не останавливался мужчина, – думала сбежать во второй. Обрадовалась, что с мальчишкой обошлось, и решила попытаться в третий?
– Достаточно. – Каменный встал между нами, закрывая меня от Ридерика. – Вижу, мой визит и правда не к месту. Пожалуй, оставлю вас на сегодня. Разберись, дракон, прежде чем ругать девушку, – неожиданно защитил меня он. – Ты прекрасно знаешь, что обвинение очень серьёзно. Но если Ева виновна… – защита разрушилась, точно её и не было, – ты обязан поступить по закону.
– Лезешь не в своё дело, Вальд! – почти прорычал Альросский.
– Ошибаешься. Такое же моё, как и твоё. Змея останется здесь до выяснения всех обстоятельств. У тебя есть время до полудня завтрашнего дня.
– Убирайся! – рявкнул, уже не сдерживаясь, Альросский.
Сирисский развернулся.
– Ну что ж, Ева. Желаю удачи и долгой жизни. Надеюсь, увидимся.
Каменный чуть улыбнулся, задержав на мне тёмный взгляд, а затем стремительно вышел из мастерской.
Я осталась наедине с Альросским. Глаза Ридерика совсем заледенели, он еле сдерживал рвущуюся ярость. Вокруг ног дракона всё сильнее закручивался снег.
– Ты должен верить мне, Ридерик, – тихо произнесла я.
– Да ладно! – холодно бросил Ледяной. – Предлагаешь закрыть на всё глаза, чтобы облегчить тебе побег? Что ты придумала на этот раз, Ева?
– Ничего.
– Кто тебе помогает, Ева?
– Никто.
– Прекрасно! – Альросский разозлился ещё больше. – Ты хоть понимаешь, что совершила тягчайшее преступление?
– Ты не веришь мне…
Не знаю, что было больнее: понимать, что любимый мужчина мне не доверяет, или думать, что какая-то из его любовниц отпразднует успех очередной подставы. Впрочем, почему «какая-то»? Портальные шарики были у Млисской.
– Ты правда не понимаешь, что за эту находку я должен тебя казнить?
– Казни, Ридерик, – отрешённо произнесла я.
Альросский с силой швырнул в стену портальные шарики, тут же разорвавшиеся мягким голубым светом, а затем вышел из мастерской, с грохотом закрыв за собой двери.
Я подошла к столу и опустилась на стульчик. Закрыла руками лицо, пытаясь сдержать выступившие слёзы.
Глава 20
Ридерик и не знал, что умеет испытывать такие эмоции. Никогда раньше. Ни разу в жизни. Никто и нигде не мог превратить повелителя ледяной стихии в пышущий жаром вулкан, готовый утопить в жгучей пылающей ярости любого, кто встретится у него на пути.
Девчонка. Его любимая девочка так и не оставила мыслей вернуться домой. Ладно бы Ева жила в немилости! Разве он мало делает для её счастья? Разве не идёт на уступки, прислушиваясь ко всем желаниям? Разве не доказывает изо дня в день свою любовь?
Белый вихрь ударился в одну из стен и рассыпался снегом, укрывая толстым слоем узорчатый паркет. Холодная россыпь начала медленно таять, превращаясь в воду.
Дракон мрачно усмехнулся.
«Ты должен мне верить, Ридерик», – так сказала Ева, не сводя с него бездонных голубых глаз. Её взгляд был очень спокойным. Прямым. Но разве он не был таким же в ту ночь, когда она сбежала из дворца через портал?
Ридерик поднял руку, призывая одного из пересмешников. Если Дивейр Альд и сейчас не расскажет, кто помог Еве бежать в ту ночь, Рид убьёт его собственноручно. К ра’кшаму такого начальника стражи, который до сих пор не смог найти виноватого! Кому нужны бесполезные доклады о проводимом расследовании?
В глубине души Альросский прекрасно понимал, что пособница побега с особой тщательностью замела следы при помощи слепой дымки. Даже его всевидящие глаза и уши оказались бессильны перед магией драконов.
Если он не докажет невиновность любимой к завтрашнему дню, в игру вступит Каменный. Сирисский не оставит произошедшее без внимания, об этом Вальд заявил громко. Этот дракон не из тех, кто бросается словами. Каменный не менее жесток и безжалостен в принципиальных вопросах. О серьёзности его намерений молчаливо и явственно напоминала скала, возвышающаяся на площади. А если о случившемся узнает Водяной дракон и встанет на сторону Вальда (что, вероятнее всего, и сделает циничный сластолюбец) – казнь Евы состоится.
Альросский чуть не задохнулся от бессильной ярости, отчётливо понимая глубину собственного равнодушия и жестокости. Чувства к Еве и страх её потерять вдруг открыли перед ним страшную правду о том, какими холодными чудовищами они являлись.
Белые пересмешники вернулись с удручающими новостями. В башне не было никого, кроме Евы. Именно она положила магические шарики в баночку из-под краски и оставила на столе. День назад.
В этот раз под удар его стихии попал один из хрустальных залов. Тонкий звон разбитого стекла разорвал тишину. Ридерик даже зарычал от злой безысходности, когда увидел яркую картинку прошлого. Ева! Всё-таки она!
– Ева! – слышалось в звоне разбивающейся вдребезги мебели и декора. – Ева!
Звук постепенно стих, оставляя лишь скрип стеклянных осколков под твёрдыми шагами дракона. Ридерик с силой сжал руками виски, взъерошил волосы. Ева… Зачем? За что она так с ним?!
Потребовалось время, чтобы немного успокоиться. Когда Ридерик зашёл в кабинет, Дивейр Альд уже ждал его с небольшим свёртком в руках.
– Ну! – бросил дракон.
– Милорд, у меня для вас новость.
– Говори!
– Я покажу.
Начальник стражи положил тёмную тряпицу на стол и развернул, открывая золотое женское украшение, инкрустированное драгоценными камнями.
Ридерик взял его. Знакомая диадема. Он лично выбирал её в подарок для Евы. Покрутил, пригляделся. Чёткую печать дома Ледяного дракона нельзя спутать ни с какой другой.
Лицо Альросского исказила усмешка.
– Откуда это?
– Было продано на большом рынке столицы перекупщику чуть меньше пятнадцати лун назад. Выставили на продажу сегодня.
– Вот как? И кто продал?
– Девушка. Из простых. Выручила за него меньше половины реальной стоимости.
– Установили, кто это сделал?
– Со слов перекупщика, девушка по описанию похожа на одну из личных служанок любимых, – торопливо рассказывал начальник стражи.
– Имя?
– Предполагаем, украшение продала Роз.
– Чья это служанка?
– В те луны она прислуживала леди Еве.
– Задержите эту Роз и допросите, – на удивление спокойным голосом распорядился Ридерик.
– Да, милорд, – поклонился Дивейр. – Как только вернётся с рынка.
– Сейчас же! – рявкнул Альросский, подстёгивая стражника к действиям.
Дивейр вздрогнул и поклонился ещё раз. Быстро покинул кабинет.
Ридерик покрутил в руках диадему. Бросил на стол. Альросский вдруг понял, что хочет увидеть Еву ещё раз. Он развернулся и направился обратно в башню.
Не знаю, сколько прошло времени. Может, полчаса, может, час, но я немного успокоилась. В башне было тихо, за мной никто не приходил. Несколько уцелевших портальных шариков валялись на полу.
Интуиция подсказывала, что меня подставила Млисская. Она из тех, кто не сдаётся и прёт напролом в стремлении получить своё. Но идти к Ридерику и рассказывать о Леми не было никакого желания. По нескольким причинам.
Во-первых, нет чётких доказательств, что это сделала Леми. Существовала вероятность, пусть маленькая, что любовница Альросского невиновна. Ридерик долго разбираться не будет. Участь Леми решится быстро, а я точно знала, что смерть невинного, да и вообще любая смерть человека, пострадавшего из-за меня, неподъёмным камнем ляжет на сердце. От мысли, что на плахе окажется моя голова, если не будет найден виновный, волосы вставали дыбом. Я изо всех сил гнала тягостные думы, чтобы не скатиться в банальную истерику.
Во-вторых, я не позволила себе стать трусихой и спасовать перед первой серьёзной трудностью, быстро отказавшись от решения не выдавать Леми. Какая-то часть меня рвалась бежать и рассказывать Ледяному всё без утайки. Но другая часть противилась. На это была третья причина.
Домой попасть я не могла. Любимый мужчина оставался тёмной лошадкой. Кто я для него? Если любимая и единственная, тогда он ни за что не допустит моей гибели. Будет искать доказательства моей невиновности и найдёт их, потому что поверит. Если же это не так… Зачем мне такая жизнь? С человеком, который относится ко мне, как к ценной домашней зверушке. Ещё и детей общих иметь…
Да и потом… Допустим, Ридерик разберётся, и всё образуется. Но что дальше? Если, опасаясь за собственную жизнь, я выдала грехи подельницы (а ведь Леми и была таковой для меня в ту ночь), где гарантии, что, случись неприятности у дракона, я не сделаю того же? Не выдам любимого мужчину, как только меня прижмут к стенке? Вряд ли мне захотелось бы довериться такому человеку. Уверена, Ридерик подумает так же.