Квартира, где он жил, находилась на главной торговой улице города – Марияхильферштрассе, в мезонине дома под номером тринадцать, что Андрей счел добрым предзнаменованием. Дом был построен еще в начале прошлого века и разукрашен декоративными балкончиками, цветочными гирляндами, геральдическими щитами и медальонами.
Он вошел в небольшой вестибюль квартиры, сплошь отделанный темно-серым мрамором, уже не впервые подумал – мрамор тут у них, видимо, дешев. Включил свет. Квартира была поразительно красива – музей, а не квартира. Настоящая старая венская квартира, сказал смотритель, вручая ему ключи. Две большие комнаты – гостиная и спальня, потолки под четыре метра, высокие окна и прекрасный паркет. Был еще камин с ажурной решеткой и мраморной доской. Здесь мрамор был кроваво-красный с серыми прожилками.
Обстановка гостиной была скупа – громадный коричневый кожаный диван с парой гобеленовых подушек, стеклянный столик на колесах и большой телевизор в углу. На полу – желтый ковер. Хрустальная люстра на потолке. И больше ничего – ни книги, ни безделушки, ни цветка – стерильно, пусто. В спальне стояла громадная жесткая кровать, которую Андрей за величину окрестил императорской, ночной столик с лампой под желтым абажуром, длинная скамья в изножье.
Печальное ощущение пустоты и необжитости…
Он разделся в спальне и походил нагишом, не стесняясь незадернутых штор. Достал из стенного шкафа халат и отправился в ванную. Бросил халат на край ванны, открутил сверкающие золотом краны, присел, ожидая, пока наберется вода. Ванна была необычная и, разумеется, тоже мраморная – черная на сей раз, круглая, в виде ракушки – небольшой плавательный бассейн-джакузи, а не ванна.
Кажется, он задремал, лежа в теплой воде. Тело стало невесомым, мысли исчезли, и невнятный сон забрезжил. Сначала летающие беспорядочно разноцветные пятна, а потом и смысл проступил. Он увидел высокое арочное окно-витраж с желтыми, лиловыми и бледно-красными шестигранными стеклами, а в середине – женщину в голубом платье с венком на голове. Она смотрела ему в глаза так печально, так горько, что прямо душа выворачивалась. Он понял, что знает ее – это была Лара. Лара вдруг шевельнулась, шагнула из витражного рисунка и пошла-полетела на него. Он не успел посторониться, но этого и не требовалось – она с легкостью прошла сквозь него, только сквознячком дунуло, и стала удаляться. Он хотел протянуть руку, чтобы удержать ее, но рука сделалась каменно-тяжелой и не поднималась. И вообще, весь он словно превратился в камень, в статую командора, и прирос к полу – стоял, пошевелиться не мог, смотрел ей вслед потерянно, а она медленно удалялась и, перед тем как исчезнуть совсем, оглянулась. И столько сожаления было в ее глазах, такие безнадежность и горечь, что он содрогнулся. И в тот же миг пол под ним исчез, как и не было, открылся черный провал, и ледяным холодом повеяло. Он закричал отчаянно и полетел вниз…
Андрей очнулся от собственного крика и не сразу понял, где находится. Вода в ванне остыла, его залихорадило. Отчаянное собственное «а-а-а» еще стояло в ушах. Он открутил кран с горячей водой, включил душ. Стоял, сотрясаемый крупной дрожью, под обжигающими струями, согреваясь и приходя в себя. Остервенело, до боли, растерся полотенцем. Потом нагой отправился на кухню, включил кофеварку. Но кофе пить не стал, заварил ромашковый чай – нашел непочатую коробку в стенном шкафчике. Взглянул на часы на стене – они показывали полночь. От сна осталось чувство беспокойства, непонятной тоски и недоумения. Он вдруг поймал себя на мысли, что ничего не хочет, что завтрашний «экзамен на зрелость», ожидаемый ранее с нетерпением и азартом, внушает ему отвращение, и больше всего на свете ему хочется одеться, собрать барахло, закрыть за собой дверь и выйти на ночную улицу. Бросить ключ в водосточную канаву и подозвать такси…
Глава 11Рубикон(Заключение)
«Миг истины», «час зеро», «откровение», «час расплаты»… Эта «падкая на сенсации буржуазная пресса», как принято было писать когда-то, эти досужие журналисты еще и не то придумают, чтобы пробудить любопытство в эмоциональных импотентах – потребителях новостной продукции, воспитанных на «крутых» репортажах и «крутых» картинках. А один написал даже «событие века» – новичок, наверное. Старые волки знают, что «события века» всегда впереди, и стараются держаться в стилистико-этических рамках, что дается с известным трудом.
Восьмое апреля, долгожданный день исторического интервью с печально известным Йоханном Фрауэнхофером, он же «час зеро», «миг истины», а может, и «расплаты». Сегодня Йоханн, без преувеличения, – самый известный человек планеты, затмивший собой скандальные разводы звезд и членов королевских семей, загадочную смерть одиозной модели, арабскую весну и набившие оскомину проблемы Ближнего Востока.
Перед отелем «Марриотт», где произойдет «событие века», с раннего утра толпа народу. Жесткий контроль при входе в гостиницу, проверка документов и аккредитаций, отделение «козлищ от овнов» – имеющих пропуск от неимеющих, с последующим отпихиванием последних; прохождение через ворота, телекамеры, обыск сумок и портфелей на предмет наличия оружия, изымание перочинных ножей, пилок для ногтей, пластиковых бутылей с водой и подозрительных таблеток.
Андрей Липатов, корреспондент крупной отечественной газеты, в который раз подивился предусмотрительности людей Серого Кардинала, которые предусмотрели все, даже возможный интерес к отпечаткам пальцев, и, пожалуйста, орите сколько угодно о правах человека. Он чувствовал шелковистую дактилопленку на кончиках пальцев, которая изменяла рисунок на коже и превращала его пальцы в пальцы неизвестного человека, возможно, уже не существующего, а возможно, никогда не существовавшего. Напрасная предосторожность – отпечатки пальцев с журналистов не снимали, а зря, мимоходом подумал Андрей, на войне как на войне. Хотя это все равно… ничему это не поможет и ни от чего не сохранит…
Банкетный зал отеля был почти полон. Сияли под потолком хрустальные люстры, на столах вдоль стен были сервированы легкие закуски – орешки, крекеры, оливки, кубики сыра и безалкогольные напитки. Сдержанный гомон голосов, звяканье стаканов, шум отодвигаемых стульев, возбужденные возгласы и поцелуи при встрече старых друзей и коллег, щелканье аппаратуры, вспышки блицев, хотя снимать было еще нечего. Это была особая каста, особые люди, знающие мир с изнанки, ничему не удивляющиеся, ни перед чем не пасующие погубители репутаций и хищники. Солдаты мощной армии, вооруженные планшетами, фото– и видеокамерами, блокнотами, часто рискующие жизнью в горячих точках ради удачного репортажа. Мощный противовес грязному миру политики, меч карающий на страже демократии, может, чуть-чуть зазубренный…
По обширному залу бродили молодые люди с глазами, напоминающими лазерные установки, от внимания которых не ускользало ни одно сколь-либо заметное движение, жест или взгляд, с оттопыривающимися под мышками пиджаками, с бутоньерками микрофонов на лацканах. Они, как сторожевые псы-волкодавы, готовы были вцепиться в глотку любому.
Андрей Липатов стоял у колонны неподалеку от сцены. На плече его висела фотокамера, в руках он держал блокнот. Он с трудом удерживался от того, чтобы не смотреть поминутно на часы. В кончиках пальцев покалывало. Правое колено дрожало мелкой противной дрожью. В затылке нарастала знакомая тяжесть. Начало пресс-конференции было назначено на десять. В последний раз, когда он взглянул на часы, они показывали без семи десять. Ему пришло в голову, что где-нибудь рядом может стоять «дублер». Вернее, не дублер, а «соглядатай», который получил соответствующий приказ… уничтожить его после завершения… операции. Серый Кардинал это вам не покойный генерал Колобов, болтун и ничтожество. Серый Кардинал немногословен, страшен и беспощаден. Один голос чего стоит! Тихий, неторопливый, очень спокойный. Слова падают как камни. А взгляд! Андрею не удалось рассмотреть его лица при встрече – тот сидел в глубине кабинета, в полутьме, только взгляд, ощупывающий Андрея, был ощутим, как прикосновение… гада. Такой раздавит не раздумывая.
Задумавшись, он почти пропустил миг, когда на подиуме появился человек в черном смокинге. Он поднял руки, призывая к тишине. Дождавшись, заговорил по-английски. Спич его был короток, с десяток фраз всего. Андрей не все понял, но и того, что он понял, было достаточно. Человек несколько раз повторил: «Йоханн Фрауэнхофер».
Еще через минуту выкатилась группа из четырех человек – трех громил-телохранителей и героя дня Йоханна Фрауэнхофера. Йоханн в белом фраке и белой бабочке смотрелся плейбоем и светским львом. И игра началась. Террорист поднял руки, приветствуя журналистов как своих гостей, видимо, ожидая аплодисментов. Не дождался, пожал плечами, словно говоря – как хотите! Приподняв фалды, красиво опустился в кресло в центре подиума, закинул ногу на ногу, улыбнулся, обвел взглядом зал – здоровый, упитанный, загорелый, несмотря на содержание под стражей, – видимо, частый гость тюремного солярия для самых избранных, если таковой имеется. Жизнерадостный. После короткого раздумья ткнул пальцем в рыжего детину в первом ряду. Тот поднялся и спросил в лоб:
– Господин Фрауэнхофер, правда ли, что вы были замешаны в убийстве принцессы Дианы?
По залу прокатился шумок. «Так он вам и расколется», – злорадно подумал Андрей.
Йоханн Фрауэнхофер загадочно улыбался и не торопился отвечать.
«Он издевается над ними, – подумал Андрей, отделяя себя от людей прессы. – Ну, ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последний». Он чувствовал, что уже ненавидит этого человека…
Выдержав паузу, террорист сказал:
– Неправда. В убийстве принцессы Дианы я замешан не был. С женщинами я не воюю. – Помолчав, добавил: – Даже за очень большие деньги!
В зале засмеялись.
– Господин Фрауэнхофер, как случилось, что вы попались? – выскочила бойкая дамочка с пронзительным голосом со второго ряда. – Это что, профессионализм высочайшего класса вашего противника или… ваш недосмотр?