Как фраер. И что дальше? Это не охрана, те бы наделали шума. Взвыла бы сирена, если она у них есть. Разбудили бы все заведение. Надели бы наручники, вызвали бы полицию, но не стали бы втихаря бить по голове. Откуда он взялся? Тот, кто напал. Ждал в засаде? Может, это одна из женщин? Убийца? Маньячка? Услышала своим обостренным слухом, как он входит, и вырубила? Это могло бы объяснить отсутствие шума. Но никак не объясняло того, что случилось потом – ни незнакомого места, ни кляпа во рту. Алена была наживкой, как он и предполагал, и наживка эта сработала. И он попал прямо в мышеловку, как глупая неосторожная мышь… Как фраер.
Карл попытался шевельнуться и понял, что не может. Он был связан. Вот откуда боль во всем теле. Он наконец открыл глаза. И ничего не увидел. Вокруг стояла кромешная густая темень. Дышать было тяжело, пахло чем-то затхлым, похоже, гнилыми овощами. Подвал? Вдруг страх пронизал его – ему показалось, что он ослеп. Он крепко зажмурился, красные и синие шары заплясали в черном пространстве. Снова открыл глаза и понял, что рядом кто-то есть. Кто-то сидел рядом – сутулая фигура человека, обведенная светлым нимбом. Колючка страха вонзилась в сердце – галлюцинация? Неверный колеблющийся свет… Карл мог поклясться, что минуту назад здесь никого не было. Возможно, он потерял сознание и пропустил момент появления человека? Возможно, человек лишь плод его воображения? Это ближе к истине и больше похоже на Павла. Психологические этюды от Павла…
Человек шевельнулся, и Карл понял, что это женщина. Нимб исчез. На полу стояли горящие свечи, которых раньше не было. Женщина чиркала спичкой, зажигала новую свечу, капала воском на пол. С силой вставляла свечу в лужицу горячего воска. Он не заметил, как она появилась. Значит, действительно потерял сознание. Карл перевел взгляд – свечи горели везде. На полу и даже на выщербленных стенках красного кирпича, прилепившись в неровностях кладки. Казалось, они висели в воздухе, слабо перемещаясь, словно рисуя в пространстве странные знаки. Десятки свечей. Или даже сотни. Что это значит? Дьявольский ритуал? Шабаш?
Он снова взглянул на женщину. Она деловито зажигала свечи, не обращая на пленника ни малейшего внимания. Лицо ее было знакомым Карлу. Он видел ее раньше, причем совсем недавно. Днем. Когда приходил сюда с монахом. Это… Наталья!
Значит, не Павел? А совсем другой человек, незнакомая женщина. Кто она такая? Что ей нужно? Монах сказал, подвижница, работает за копейки, не боится грязи и горя. Присматривает за скорбными разумом. И сама… скорбна разумом? Что она собирается с ним делать?
Ему показалось, огни свечей похожи на глаза. Тысячи глаз наблюдали за Карлом, а он лежал, связанный как жертвенный агнец, как искупительная жертва – животное, покорно ожидающее ножа мясника. Он дернулся, но веревки впились в тело, причиняя боль. Как нелепо… Что ей нужно? Это что, культ, придуманный сумасшедшей? А подвал – храм, а каменный пол – жертвенник? И она принесла его сюда…
То, что происходило, было нелепо, бессмысленно и страшно. Карл повел головой, стремясь освободиться от кляпа. Женщина взглянула на него и засмеялась. Лицо ее дышало злобной радостью. Смех прозвучал дико. Глухое подвальное эхо откликнулось вдали. Женщина протянула руку и вытащила тряпку изо рта Карла.
– Почему? – выговорил он непослушными губами и не узнал своего голоса. – Почему?
– Вот и встретились, – сказала женщина, улыбаясь недобро. Улыбка ее была похожа на гримасу. – Довелось, Бог распорядился. Вымолила…
– Кто вы? – Карл не понял ничего из того, что она сказала.
– Грешница, – ответила женщина. – Великая, хоть и невольная. Но искуплю.
«Психопатка, – подумал Карл. – Маньячка. Попытаться воздействовать?» Он уставился ей в глаза. Прошла долгая минута. Он не чувствовал ничего. Он не чувствовал ее, будто не человек был перед ним, а нелюдь. Ничего. Пусто.
Она вдруг рассмеялась торжествующе. Заколебалось пламя свечей.
– Нет! Не получится. – Она поняла, что он пытался сделать. Смотрела ему в лицо, улыбаясь. Безумные, полные торжества и злой радости глаза, кривая ухмылка.
– Что происходит? – догадался он спросить, отметив, как слабо и бесмопощно звучит голос.
– Спасибо, Господи! – вдруг закричала она страстно, падая на колени, ныряя в поклоне. Карл услышал глухой удар – она с силой приложилась лбом о каменный пол. – Спасибо, родной! Спасибо, век не забуду! – Она говорила с Богом, как с добрым знакомым. – Отмолю, отвечу! За невинную погубленную душу…
У нее были черные глаза. Крупный сильный рот, круглый подбородок. Карл смотрел на ее руки, сложенные на груди. Как она сказала? «Встретились», кажется. «Вот и встретились». Ненормальная. Погибнуть от руки психопатки, убегая от Павла. Какая… нелепая ирония.
Ему показалось, что он, кружась, проваливается в яму. Разноцветные шары – красные, синие, зеленые – снова бешено завертелись перед глазами. Усилием воли он заставил себя вернуться в реальность. И тут же подумал, что ему было бы легче, если бы он… ушел. Ушел насовсем и перестал воспринимать абсурд происходящего. Но где-то глубоко внутри шевелилась надежда. Нужно говорить с ней, спрашивать, убеждать… Они слушают…
– Кто вы? – спросил он снова, и слова эти дались ему с трудом. Он никогда раньше ее не видел. Они не встречались, он не мог забыть. Хотя лицо ее казалось почему-то знакомым… В ее глазах светились безумие и злобная радость. Он подумал, что Данило ждет его… наверное, уже рассвет. Как глупо. И нелепо. И Алене он ничем не смог помочь. Бедная Алена, жаль…
Женщина достала шприц, длинную ампулу. С треском отломила кончик, втянула иголкой бесцветную жидкость. Посмотрела на свет. Повернулась к Карлу. Он увидел улыбку на ее лице…
– Послушайте… – произнес Карл непослушными губами. – Послушайте!
Она резко рванула рукав его куртки, освобождая предплечье. Вцепилась сильными горячими пальцами…
…Данило ходил кругами вокруг больницы. Он уже побывал у монастыря. Машина Карла стояла около монастырской арки. Поп, подоткнув рясу, сгребал желтые листья и ветки, а Карла нигде не было. Данило не особенно жаловал поповское сословие и теперь колебался, стоит ли связываться. В том, что это тот самый поп или монах, о котором рассказывал Карл, он не сомневался. Другого здесь просто не было. Он приблизился к монаху. Тот отставил грабли, выжидательно глядя на гостя. Данила поздоровался не без робости. Лицо у монаха было суровое.
– Мой друг был здесь вчера, – начал Данило. – Вы вместе ходили в больницу…
Монах выжидающе смотрел на Данилу.
– Вы не знаете, где он? – Повисла пауза. – Дело в том, – заторопился Данило, – что он… не пришел ночевать, и я подумал…
– Ничего не знаю, – перебил монах, тяжело глядя на Данилу.
– Там содержится одна женщина… – Данило чувствовал себя глупо.
– Если родственница, то нужно в администрацию, – сказал монах.
– Не родственница… – сказал Данило.
– Ничем не могу помочь, – сказал монах и потянулся за граблями. Даниле вдруг показалось, что он собирается ударить его. Он отступил. – Где ваш друг, не знаю. Сегодня его здесь не было.
– Спасибо, – жалко пролепетал Данило и попятился. Он покрутился у больницы, заговорил с охранником. Спросил как дурак, что это за больница и нельзя ли померить давление. Зачем-то сказал, что заплатит, и стал копаться в карманах. Охранник лениво ответил, что больница режимная, для психов. – А зачем охранять? – спросил Данило. – Бегут?
Охраник посмотрел внимательно, пожал плечами и ответил:
– Да им все равно, что здесь, что в другом месте. И куда бежать? Некуда.
Данило задал еще пару неумных вопросов и отвалил. Что делать дальше, он решительно не знал.
Он ждал Карла, стремясь заглушить растущее беспокойство. Если бы он только знал, что делать! Любое действие лучше, чем бездействие… Но он этого не знал, и получалось, что ничего другого ему не оставалось в данной ситуации, как ждать, ждать, ждать…
Глава 11Засада
Кирилл расположился на кухне. Не спросив, притащил из спальни кресло, добавил табуретку, накрылся сверху пледом, найденным в кладовке. Кажется, спал так. Лара не знала, чем он занят. Он не разговаривал с ней и не показывался ей на глаза. Она случайно подсмотрела, как он неторопливо и тщательно обыскивал кладовые, буфет на кухне, секретер в кабинете. Долго ковырялся в компьютере.
Она лежала на кровати, отупев от страха и нереальности происходящего, погрузившись в сонную одурь. Прислушивалась к звукам из кухни и кабинета. Представляла себе, как бежит из квартиры. Он уснет, и она убежит. Должен же он спать… хоть когда-нибудь. Она представляла себе, как летит по лестнице вниз, не дожидаясь лифта. Ей бы только выскочить за дверь, а там… Ей казалось, что главное – выскочить на лестничную площадку, а там… люди, он не посмеет. Она считала на пальцах, сколько прошло времени. Он пришел вчера в одиннадцать вечера… или в половине двенадцатого. Нет, позавчера, кажется. Вчера утром он уже был здесь. Готовил себе чай. Она вышла на кухню, он молча кивнул и ушел в кабинет. Сидел там, пытался взломать компьютер. Лара бросила в кипяток пакетик чая, унесла кружку в спальню. Оторопев, застыла на пороге – Кирилл обыскивал спальню. Поднимал матрасы, ковер, шарил под подушками и по тумбочкам. Не обращая на нее, стоявшую у двери, ни малейшего внимания. Простукивал стены в поиске тайников.
Вчера она закрылась в ванной, чтобы принять душ. От звука льющейся воды ей стало легче. Она уже закрутила кран, как вдруг дверь с треском распахнулась. Круглая блестящая ручка упала на пол. Лара вскрикнула, закрываясь полотенцем. Кирилл осмотрел ванную, уставился на нее с ухмылкой. Потом, не произнеся ни слова, повернулся и вышел, оставив дверь открытой. Лара прислонилась к стене, едва живая от ужаса. Кое-как натянув свитер и джинсы трясущимися руками, она проскользнула в спальню. Легла, закуталась в одеяло с головой, приходя в себя.
Это было вчера. Весь день сегодня она пролежала в постели, чутко прислушиваясь – «наблюдая» за передвижениями Кирилла. Улучив момент, прокралась на кухню, сделала себе чай, съела кусок хлеба. Кирилл заглянул, молча постоял на пороге. Он был неразговорчив, этот человек. С невыразительным взглядом. Он стоял и смотрел на Лару, и в глазах его не отражалось ровным счетом ничего. Так смотрят на любой неодушевленный предмет. От его взгляда Ларе делалось плохо. Она сидела неподвижно, не сводя с него взгляда, как маленькое слабое животное, мышь какая-нибудь, перед гадюкой. Он снова ухмыльнулся и ушел.