Они помолчали. Карл задумчиво помешивал ложечкой свой кофе.
– Ты ее… не встречал? – небрежно спросил Павел.
– Нет. Что значит «донор»?
– Каждая человеческая клетка, как оказалось, способна к самовоспроизводству. Не нужно ничего – ни семьи, ни родителей, ни таинства зачатия. Только лаборатория и донор, чья клетка используется. Мы – дети из пробирки, без роду и племени. Выродки.
Он выразительно смотрел на Карла. Карл пожал плечами. Он и сам не знал, почему сказанное Павлом задело его так мало. Что-то подобное он предполагал…
– Помнишь, какие были дискуссии еще недавно, можно ли использовать нас в качестве доноров здоровых органов для трансплантации? – продолжал Павел. – С какой радостью и облегчением цивилизованное человечество согласилось, что можно! Потому как без души, не люди! Церковь, правда, осудила, но мягко, без фанатизма. Да еще ЮНЕСКО приняло «Всеобщую декларацию о геноме», где тоже мягко указала, что клонирование человека противоречит «человеческому достоинству» и законам. В жизни, как ты знаешь, есть масса того, что противоречит человеческому достоинству. Одним противоречием больше, одним меньше… И потом, чьему достоинству – их или нашему? – Он замолчал, давая Карлу возможность ответить. Тот возможностью не воспользовался. – Их, конечно. У нас изначально не может быть человеческого достоинства потому, что мы не люди. Мы нелюдь, и человеческого достоинства у нас нет. К счастью, органы для трансплантации, как оказалось, можно выращивать целенаправленно, законченная особь для этого не нужна. А кроме того…
– Подожди! – перебил его Карл. – Я думаю…
– Ты думаешь? – резко спросил Павел. – Что ты можешь знать об этом? Тебе только попадалось что-то, а я прочитал все, что пишут. Это сейчас дебаты, а тогда, тридцать лет назад, если и писали, то только в научной фантастике… А сейчас и Международный комитет по биоэтике создали, тоже с подачи ЮНЕСКО, с целью контроля, а только что толку. Научный мир подыхает от любопытства и желания «зачать» в лаборатории человека будущего, нового Авенира. Исследования ведутся подпольно, и никакие запреты их не остановят. И вопли церкви об уникальности человеческой жизни и таинстве зачатия, которое от Бога, тоже никого не остановят. Богатые и знаменитые подкидывают деньги, скоро пойдет мода на личных клонов… Джинн вырвался из бутылки. – Павел поднял руку, предостерегая Карла, который открыл рот, собираясь спросить о чем-то. Был он возбужден, глаза недобро горели. – Человек существо злолюбопытное и жадное! Оно и оружие придумывает, чтобы угробить побольше и сразу. Уже в семи странах умеют клонировать животных, а может, и человека, да только молчат. Овечки, козы, коровы и человек. Впрочем, не человек! Нет! – воскликнул он. – У клона ведь нет души. А если даже и будет принят закон о защите чести и достоинства клона, то соблюдать его никто не собирается. Мы всегда будем существами второго сорта. Всегда вне закона. Ты можешь себе представить, что будет, когда таких, как мы, станет много? Какие начнутся крики о том, что мы занимаем место под солнцем, лишаем их работы, должны знать свое место и быть довольны тем, что дают, потому что мы не люди! Какие запылают костры, какие начнутся погромы! Всякое быдло, зачатое мужчиной и женщиной по глупости или пьяни, убогое, злое, глупое, будет чувствовать свое превосходство, потому что оно – человек, имеет душу и право, а ты – нет, и души и права не имеешь! Ты, который умнее, красивее, лучше! Потому что ты не человек, а бездушный… гомункулус!
Павел почти кричал. Карл стер капельку его слюны со щеки. Две девушки за столиком в углу не сводили с них взгляда. Буфетчица беспокойно поглядывала, прикидывая, дойдет ли до драки. И спиртного не заказывали, только кофе. Не иначе с собой принесли, думала буфетчица.
Карл слушал, не пытаясь прервать.
– Процесс не остановить, ученым хочется поиграть в Бога. Конвейер клонов, тысячи клонов! Рабы-клоны будут работать в урановых шахтах и воевать, на них будут ставить опыты, потому что они не люди. А на ярмарках будут показывать выведенных на заказ клонов-уродов, генетически модифицированных, с генами растений и животных… Потому что у них нет души. А у серийного убийцы, насильника и растлителя детей она есть! И он все равно лучше нас, потому что свой, а мы чужие!
– Послушай, а тебе не кажется, ты сгущаешь краски? – не выдержал Карл. – Клон, не клон… Я человек! А конвейер клонов, урановые шахты, ярмарочные уроды – когда это еще будет! Если будет. За тридцать лет ничего не случилось. Технологии несовершенны, овечка эта умерла неожиданно для ученых, если помнишь… Разве что ты продашь им папку, – пошутил.
– Один философ сказал, что самое главное правило науки – что может быть сделано, то будет сделано, – заметил Андрей.
– Не вижу, как этому помешать.
– Помешать нельзя, к сожалению или к счастью, но подготовиться можно. И вмешаться.
– Как?
– Занять место под солнцем, самое высокое. Нам больше дано, чем им. Мы – сверхраса, тот самый новый человек, которого предсказывали еще в древности. Мы можем то, что им и не снилось!
– Сверхраса, сверхчеловек… Что-то не хочется мне быть новым человеком. Меня устраивает то, что есть.
– Тебя устраивает гастролировать в провинции и развлекать тупое стадо?
– Это было вынужденно, сам знаешь. Ты можешь не поверить, но мне нравилось.
– Мы, только мы должны стать во главе этого стада! Мы должны стать пастухами.
– Каким образом?
– Деньги! – ответил кратко Павел.
– Деньги? – Карл рассмеялся. – Деньги, конечно. Это по твоей части, я делать деньги не умею. И пастух из меня не получится. Не умею я быть пастухом. Так что придется тебе самому.
– Ты не понимаешь! – В голосе Павла звучала злоба. – Мне нужен ты! Мы нужны друг другу!
– Зачем?
– Да потому что мы сильнее вдвоем! Неужели непонятно? Потому что мы одно целое!
– Придется тебе самому, – повторил Карл. – Тем более пастух всегда один. Стаду нужен только один пастух.
– Я не могу один, – выговорил Павел с трудом, не глядя на Карла. – Что-то случилось… – Он потер лоб рукой. – Я плохо себя чувствую, теряю память… Головокружения… Я не знаю, что это… и… и боюсь. – Голос его упал до шепота. – И Марию нужно найти, вместе мы… сила! Пожалуйста, брат! Пожалуйста… – Он сидел, опустив плечи, сложив руки на столе, умоляюще глядя на Карла. В глазах Карла мелькнуло сомнение – он не верил Павлу ни на грош.
– Прощай, – сказал он и поднялся. – Надеюсь, больше не увидимся. Выздоравливай.
– Но почему? – закричал Андрей.
– Потому что у меня душа есть. Мне все равно, кто я. Я не хочу быть пастухом. И твоей овцой не хочу быть. Ты сказал, мы семья, мы другие, мы не такие… Я и ты другие! Понимаешь? Мы с тобой разные! И лучше бы нам не встречаться… А если случится то, о чем ты говоришь… ну, когда нас станет много, тогда и думать будем. Я не сомневаюсь, мы сумеем себя защитить.
– Подожди!
– Кроме того, я не умею делать деньги. И убивать тоже не умею, – последние слова он шепчет, наклонившись к Павлу. И добавляет уже громко: – А ведь все из-за денег, правда? И власти! Главное для тебя – деньги и власть! Над быдлом, над сверхчеловеками, не важно над кем. Надо мной. Я же тебя знаю! Я помню тебя.
– Ты не можешь уйти!
– Могу. Я ухожу. И не вздумай попасться мне снова. Я уже не Андрей Калмыков, который боялся Человека со скамейки. Я – Карл Мессир, который страшен во гневе! – Он рассмеялся. – Я могу превратить тебя в лягушку! – Он щелкнул пальцами.
– Ты пожалеешь! Я…
– Убьешь меня? Попробуй! – Карл снова рассмеялся, чувствуя опьянение и эйфорию, как полководец, выигравший битву. И ушел не оглянувшись.
Павел смотрел ему вслед, полный ослепляющей ненависти. Ломило затылок, перед глазами проплывали красные полосы. Ему казалось, он теряет сознание. Он махнул официантке. Заказал бутылку коньяка. Девушка смотрела на него с сомнением – он выглядел совсем больным.
– Что? – произнес он, тяжело глядя на нее. – Неси!
Боль в затылке усиливалась, хотя куда уж больше. Ему казалось, он слепнет от боли. Он сжал пальцами виски. Да что же это, думал он в отчаянии. «Я… сильный… сверхчеловек… Авенир…» – повторял он как заклятие.
И последняя мысль, ускользающая, не дающаяся… Не нужно было рассказывать! Дурак! Теперь он один против… двоих! Он хватает синюю папку, поспешно запихивает в портфель. Оглядывается – ему кажется, за ним следят. Он уже уверен, что здесь был не только Петр, но и Мария. Сидела напротив, ведьма, вылупив свои черные глазищи… И смеялась, дрянь! Оба смеялись… как тогда, в школе, когда они все были детьми… совсем маленькими… уже тогда! Ну ничего… ничего… не уйдут! Он уничтожит их, у него нет выбора…
Господи, как больно!
Глава 14Будни
…После той истории прошло почти два месяца. Лара ожидала, что Андрей позвонит или как-нибудь даст о себе знать, но он не позвонил. И это было непонятно. Лара старалась не думать о Кирилле, но мысли ее снова и снова возвращались к этому странному и страшному человеку. «Надеюсь, я его не убила», – думала Лара, чувствуя, как подступает дурнота…
Она вспоминала все новые детали тех страшных дней. В воспоминаниях Кирилл был удивительно разговорчив. Он щурил глаза, хватал ее сильными горячими руками, подмигивал, иронически улыбался…
Конечно, она его не убила… Смешно, разве убивают шариковыми ручками? Почему же не звонит Андрей? Неужели он не хочет узнать, что произошло? Почему он не позвонит ей и не спросит?
Она мучилась от мысли, что убила человека, пусть даже такого скверного, как Кирилл. Она помнила, как он вскрикнул, когда она ударила его ручкой, тяжело осел и задергался.
Ей было невдомек, что это был эпилептический припадок. Кирилл с детства страдал эпилепсией…
Данило Галицкий все носился со своей идеей карточных турниров, но Карл ни в какую не соглашался. Они