— Ты будешь военным вождем Девяти племен. Но ты сделаешь нас войском.
Эртхиа облизнул шершавые губы. Он, наверное единственный, до сих пор еще не понимал, что произошло. Теперь понял. И ответил уверенно:
— Сделаю.
И поднял вверх правую руку, и возвысил голос.
— Если от каждого племени его вождь поклянется, что никогда не нарушит границ самого Хайра. Тогда — да, я буду вашим вождем — и пусть воины подчиняются мне беспрекословно, как подчиняются воины Хайра своим сотникам. За ослушание — казнь.
Эртхиа обвел всех острым взглядом, дождался, когда утихнет ропот.
— Кто не согласен, пусть остается охранять женщин и скот. Потому что войско, которое движется со скоростью волов, — не войско, а стадо. Завтра на рассвете девять лучших бойцов от каждого племени пусть подъедут к кюрийену Черной Лисицы. Я буду учить их, они — остальных. Кто свободен от упражнений, пусть занимается заготовкой припасов, чтобы каждый воин вез с собой запас вяленого мяса, лепешек и воды на три дня — остальное добудем охотой. Я научу вас владеть оружием не охотников, а воинов, научу держать строй и перестраиваться, как должно конному войску в бою… И пусть также подъедут начальники разбойничьих кланов сар.
Эртхиа замолчал, давая Ханису перевести его слова не торопясь, чтобы все поняли и не могли отговориться незнанием. Ханис переводил сосредоточенно и подробно. Как только он умолк, один из племенных вождей, из кюрийена Гадюки, быстро задал вопрос. Ханис повторил его для Эртхиа.
— И тогда мы сможем победить хайардов?
Эртхиа рассмеялся.
— Тогда вы сможете воевать с хайардами.
Едва засверкала на травах обильная роса, за крайним рядом юрт кюрийена Черной Лисицы собрались лучшие бойцы удо, выбранные вождями, — по девять от каждого племени, вооруженные и верхом на приземистых крепких степных лошадях.
Эртхиа уже ждал их, покусывая губу: каждый час на счету у тех, кто готовится сразиться с войском могучего царя Хайра. Слева от него, сдерживая зевоту, сосредоточенно перебирала повод Ханнар. Сон слетел, едва она открыла глаза, но нервная зевота то и дело сводила щеки. Придирчиво оглядывая подъезжавших кочевников, Ханнар спрашивала себя: не она ли так горячо убеждала племенных вождей и Джуэра в том, что отвоевать старинные земли Аттана — цель вполне достижимая? Не она ли прошла от колодца до колодца и по берегу Тирлинэ вдоль северо-восточных границ Аттана? Ведь не было иной надежды вернуть трон и власть и священный Дом Солнца. А теперь — разве есть другая надежда? Почему же теперь такими жалкими кажутся всадники в кожаных колпаках и куртках, надетых на голое тело, а их низкорослые головастые лошади так неуклюжи и неказисты? Костяные зазубренные наконечники их стрел смазаны ядом, надетые через плечо луки бьют далеко…
Но Ханнар бросала короткий взгляд на Эртхиа — и стискивала поводья в худых пальцах.
Увешанный оружием, он восседал на высоком сильном жеребце, точеном, атласно блестящем, лениво положив руки на бедра, одним голосом смиряя и успокаивая застоявшегося коня.
Смогут ли охотники и пастухи устоять против натиска таких, покрытых стальной чешуей доспехов, с ножами и стрелами в зубах, с бешеными глазами — искусных, жестоких всадников Хайра?
Смиряя горький вздох, Ханнар наматывала и сматывала с руки повод. Она ненавидела Эртхиа. Но ненависть ее была холодной, спокойной. Кто он такой, хайардский царевич, чтобы Ханнар потеряла голову из-за него? Не чета ей, дочери Солнца. Счастье, что никогда не свяжет их дитя. Если сможет хайард создать войско из орды кочевников, Ханнар простит ему ночи их супружества. К тому времени и Ханис наиграется со своей увешанной побрякушками куклой.
Ханнар — будет — единственной! — царицей — Аттана. А с хайардами, если не захотят миром убраться восвояси, можно и должно поступить так же, как сами хайарды поступают со своими врагами. Атхафанаму можно выдать за одного из вождей удо…
Как поступить с Эртхиа, Ханнар не успела додумать. Подъехала последняя девятка, из стана Лошадиной Головы, и Эртхиа, до того угрюмо молчавший, недовольно воскликнул:
— Завтра соберетесь затемно. Не я должен ждать вас, вы — меня!
Ханнар, выдержав паузу, перевела, сохранив строгий тон его речи.
— И так же будете поступать вы, потому что каждый из вас станет командовать сотней и будет учить своих бойцов тому, чему я научу вас. А теперь смотрите.
Эртхиа поднял выше длинный повод и затянул его конец петлей, а петлю надел на палец левой руки.
— Когда руки заняты оружием, конем управляют ногами. Это вы умеете. А я покажу вам, отчего про конных воинов Хайра говорят, что у них десять рук. Лук, стрелу, меч, щит, повод и плеть они держат наготове одновременно — и умеют управляться с ними без всяких затруднений. А за поясом — топор с лезвиями по обе стороны топорища, а к поясу привешен джид — колчан с гнездами для дротиков.
Эртхиа приподнял над головой тройной джид и выдвинул из него за древко дротик-джерид.
Кочевники знали это грозное оружие хайардской конницы, короткое метательное копье, которое хайарды использовали и в ближнем бою, нанося противнику тяжелые раны.
— У вас нет джеридов — значит, вы добудете их в бою. Но учиться владеть ими начнете уже сегодня.
Прицепив джид снова к поясу с левой стороны, Эртхиа подъехал ближе к одному из воинов и требовательно протянул руку:
— Лук!
Тот снял с плеча и протянул хайарду свой лук недоверчиво и недовольно. У многих удо луки были из пары воловьих рогов. Но у лучших из лучших бойцов в богатых семьях были составные, клееные луки. Они были более упруги и били дальше. Такими луками дорожили: не в степи делались они и на обмен стоили дорого, а без мощного лука в степи тяжело приходится. Ни зверь, ни птица близко не подпустят на широком открытом просторе. Хорошие луки были семейной ценностью и передавались от отца к сыну.
Эртхиа с удовольствием взвесил на руке тугую дугу, погладил костяные накладки, пропустил между пальцев твердую, будто стальную, тетиву.
— Луки у вас хороши, — покивал Эртхиа со сдержанной улыбкой. — Но стрелы легкие. Знаю, вы мажете наконечники ядом гадюки. Для охоты хорошо. Достаточно царапины, и добыча от вас не уйдет. Но против воинов в кольчугах и шлемах эти стрелы не годятся. Чтобы пробить кольчугу, нужна тяжелая стрела. Вот такая.
Эртхиа молниеносно выхватил из колчана длинную стрелу со стальным наконечником и, наложив на лук, послал высоко в небо. Стрела шмелем загудела, пробивая воздух.
Эртхиа послал коня вперед, махнув рукой, чтобы удо следовали за ним. Там, где стрела вонзилась в землю, он остановил коня. Все могли видеть, что стрела вошла в тугой грунт почти до оперения. Эртхиа с усилием выдернул ее, покачал над головой.
— Такой стрелой, если враг не дальше десяти лошадиных корпусов, можно пробить и кольчугу, и чешуйчатые латы. Хороши у вас луки.
Возвращая лук владельцу, Эртхиа громко спросил:
— Вы, охотники, управляетесь с луком ловко — но зачем носите его через плечо? Мой лук я достану быстрее! — и легко выдвинул свой лук из налучи, висевшей поверх джида. — Слева налуч, справа — колчан.
Отпустив лук, он вставил стрелу обратно в колчан и взялся за меч.
— Хайрский меч тяжел. Пробьет любую броню. Но если рубит воздух — всадник может выпасть из седла, не удержав его тяжести. Ваши сабли легки и упруги. Оставайтесь при них.
Эртхиа перевел дух и оглянулся на Ханнар. Она с готовностью кивнула: не устала, продолжай. Эртхиа прикрыл глаза, нахмурившись.
— Первое время мы будем избегать ближнего боя. Без доспехов нам не устоять против мечей Хайра. Нас будут крошить, как повар — начинку для пирога. Лук и джериды будут нашим главным оружием. То, чего нам не хватает, мы захватим у противника. И тогда придет время встретиться с ним лицом к лицу.
Глава 18
Так говорил царь Эртхабадр ан-Кири своим сыновьям, сидя на троне в своем дворце в Аз-Захре, в пыльные, угрюмые дни глубокой осени.
— Кочевники идут по Аттану, будто нет в нем моих войск и наместников. Они заняли уже земли по обе стороны Тирлина почти до самой столицы. Что перевернулось на этой стороне мира? Стада теснят мое войско и распространяются вширь от колодца до колодца.
Царь пожевал губами и кивнул вбок. До того никем из сыновей не замеченный, от стены отделился ашананшеди, откинул за плечи плащ, встал, маленький, совсем безопасный с виду, чуть в стороне. Отчего некоторые люди не могут смотреть на маленького паука? Странное оцепенение сковывает члены, смесь ужаса и отвращения, но и отвращение это сродни ужасу, потому что отвратительно человеку все, что причиняет смерть, если только не сделано человеческой рукой.
В невысоком, легоньком лазутчике было это вот страшное. И не потому, что из-за спины соглядатаями выглядывали рукояти мечей, а в скрещенных на груди перевязях, не скрываясь, с деловитой готовностью поблескивали метательные лезвия. Это было присуще самому ашананшеди и становилось видным, едва он начинал двигаться. Или просто смотрел.
— Повтори то, что ты сообщил мне, и чему я не верю, — кивнул царь. — Что это стадо…
Ашананшеди обвел безучастным взглядом царевичей и остановил взгляд на наследнике Лакхаараа.
— Это войско, — веско заметил он и замолчал.
— Дальше! — не выдержав, рявкнул царь. Один Лакхаараа не удивился внезапной несдержанности царя. Новости, которые привез лазутчик, наследник вкратце уже слышал от него самого. Так издавна повелось, что у старшего сына царя есть молочный брат-ашананшеди.
— Их ведут царь Ханис и царица Ахана. С ними же, военачальником, — царевич Эртхиа ан-Эртхабадр…
— Не смей называть его так! — оборвал царь. Суставы на его кулаках побелели, когда он схватился за красный шелк на груди. — Трое сыновей у меня, трое! Нет у меня сына по имени Эртхиа и не было никогда! Пусть вычеркнут его имя отовсюду, где оно записано, и не упоминают больше никогда. А тот, кто произнесет имя змеи, — лишится языка!